2‑й Украинский фронт к моменту наступления имел 480 тысяч активных штыков, 8 890 орудий и минометов, 670 танков, 551 самолёт. Слабым местом оставались малокомплектные дивизии, многие из которых после недавних боёв имели половинный состав.
Наступали двумя ударами. Главный — из района Черемисское, Ольховец на Умань и далее — к Днестру и Яссам. Вспомогательный удар — силами левого крыла на Ново — Украинку. Оперативное построение — в два эшелона.
За первые три дня наступления войска основной группировки прорвали немецкую оборону и начали развивать удар силами подвижных частей. Прорыв был сделан на глубину до 50 километров и до 80 километров были свёрнуты оголённые фланги противника.
Через три дня удар нанесла вспомогательная ударная группа левого крыла. В первый же день и здесь был достигнут успех.
Но главные события происходили под Уманью. Здесь наши танковые части столкнулись с 11‑й, 13‑й и 14‑й танковыми дивизиями противника. В районе станции Поташ произошло встречное танковое сражение. Немцы потеряли здесь почти всю свою бронетехнику. Трофейные команды насчитали в полях, на дорогах и в балках около 500 немецких танков. Некоторые были брошены экипажами после того, как моторы выработали последние капли горючего, а в зарядных ящиках не осталось снарядов. Некоторые застряли в болотах и ручьях, на бродах и в глубоких балках. По воспоминаниям участников сражения под Уманью, некоторые танки тут же были заправлены горючим, укомплектованы экипажами и вступили в бой в составе наших танковых бригад и корпусов.
К исходу 9 марта командующий 40‑й армии генерал Жмаченко шифром сообщил: вышли на рубеж Сарны, наступление продолжаю.
27‑я армия генерала Трофименко, продвигаясь слева уступом, тем временем достигла рубежа Христиановки.
Как всегда, темп задавали танкисты. Это был уже не 41‑й год. 6‑я армия генерала Кравченко обходным маневром вырвалась вперёд и ворвалась в Христиановку.
52‑я армия 9 марта вела бои за Умань.
2‑я танковая армия к утру 10 марта при поддержке частей 5‑й гвардейской танковой и 52‑й армии полностью овладела Уманью.
Только на второй день Конев догнал свои передовые части. Его машина въехала в Умань. Он помнил этот южный городок довоенным, с прекрасным
Софиевским парком, где было много сирени. Теперь кругом дыбились щербатые руины домов, улицы загромождали подбитые танки и самоходки, валялись трупы немецких солдат.
Из штаба 53‑й армии сообщали: по фронту наступления армии наблюдаем общий отход противника. Та же картина наблюдалась и на других участках. Началось оперативное преследование отступающих немецких войск.
Впереди был Южный Буг. И Конев, не позволяя войскам никакой оперативной паузы, приказал двигаться к реке. Вперёд были выброшены подвижные отряды с целью захвата мостов, бродов и переправ.
Отход немцев местами превращался в бег. Извечный спутник такого бега — паника. Она пронизывала бегущие войска со скоростью бронебойного снаряда и уничтожала боевой дух и волю к сопротивлению. Группы «тридцатьчетвёрок» 2‑й и 5‑й гвардейской танковых армий настигали бегущих. Тех, кто поднимал руки, отправляли в тыл. Остальных накрывала грохочущая лавина до блеска отшлифованных траков. Следом за танками к переправам спешили отряды преследования: пехота на подводах, лёгкая артиллерия на конной тяге, сапёры, миномётчики. Вот что из себя представляли передовые отряды.
Уже к вечеру авангарды вышли к Южному Бугу, захватили переправы и с ходу переправились на южный берег, заняли крупные опорные пункты противника — районные центры Джулинка и Гайворон.
Порой на переправах вспыхивали короткие кровавые схватки. Стремительные «тридцатьчетвёрки» настигали отходящего противника прямо на понтонах и мостах. Иногда группы немецкой пехоты и танки выходили к переправам, уже занятым нашими войсками. Иногда немцы взрывали мосты в тот момент, когда на них выскакивали русские танки и отряды преследования. Инженерные части, тоже продвигавшиеся впереди, тут же приступали к разминированию местности и ремонту переправ.
Особенно отличилась во время боёв за переправы и при захвате плацдармов на южном берегу реки танкисты 2‑й танковой армии генерала Богданова.
На некоторых участках захваченные плацдармы были расширены и углублены до 10–12 километров.
Конев с оперативной группой передвигался вперёд вслед за войсками. На переправе близ станции Поташ штабной кортеж попал под авианалёт.
Погода по–прежнему была нелётной, но ночные немецкие бомбардировщики летали. Один из таких ночных охотников наткнулся на их колонну. Произошло это в нескольких километрах от переправы. Немец всё рассчитал. Переправу охраняли зенитки. А тут, на дороге, безраздельно царствовал он.
Конев вспоминает, что из–за того, что впереди ехавший «виллис» и замыкавший бронетранспортёр охраны двигались плотно, газуя в вязкой дорожной грязи, звука мотора при подлёте самолёта никто не услышал. Вдруг всё вокруг озарилось яркой вспышкой. Машины осыпало осколками и кусками земли. Конев находился в «эмке» в середине колонны. Одна из бомб разорвалась совсем близко. Остановились. Заглушили моторы. Конев приказал водителю выключить свет. Но во время бомбёжки «эмка» наскочила на «виллис», фары повредило, провода замкнули, и свет не выключался. Шофёр накинул на фары свою куртку и какое–то тряпьё и возился с проводкой.
«Проходит минута, две, — вспоминал те мгновения, пережитые вместе со своими боевыми товарищами, И. С. Конев. — Мы слышим второй заход самолёта, и новая серия бомб рассыпалась возле наших машин. Наконец, свет фар погас. Все четыре машины остановились. Самолётов в ночном небе уже не было слышно. Осмотрев машины, мы увидели, что у моей «эмки» пробиты мелкими осколками оба ветровых стекла.
В крыше тоже несколько пробоин, одна значительных размеров. «На намять» в кузове машины оказался большой осколок бомбы около 500 г, который ударился о подушку и одеяло и застрял. Подушка и одеяло спасли меня от осколка, который мог бы угодить в позвоночник. Все уцелели. Конечно, случайно. К рассвету мы приехали на новый командный пункт. Нас встретил начальник штаба генерал–полковник М. В. Захаров и удивился, что машины изрешечены, а мы живы. Всякое бывает на войне».
Темп наступления в эти дни составлял 15–25 километров в сутки.
17 марта авангарды вышли к Днестру.
Тем временем левая группировка сломила сопротивление на своём участке фронта и начала такое же энергичное преследование врага. На её участке действовали танковые дивизия СС «Мёртвая голова», 10‑я мотодивизия, дивизия «Великая Германия» и шесть пехотных дивизий. 5‑я и 7‑я гвардейские армии рассекли их оборону, расширив фронт до 120 километров и углубившись на 70 километров. Гвардейцы сообщали о 10 000 пленных, захваченных в ходе прорыва.
Пленные немцы всегда радовали Конева. В цифрах войны он понимал и то, что каждый пленный немец — это несколько сохранённых жизней своих родных славян. Уже слышался в ротных и батальонных колоннах, в батареях и экипажах этот внезапно родившийся в войсках клич: «Эй, славяне!»
Пахло весенним Днестром и победой. Но до великой Победы был ещё год и два месяца боёв. Десятки и сотни больших и малых рек. Потери, потери, потери…
Днестр, как и все реки, войска перескочили с ходу. Начали обустраиваться на отбитых плацдармах. Ремонтировали взорванные, строили новые мосты и переправы.
Группа немецких армий «Юг» оказалась разрезанной на две части. Правый фланг 1‑й танковой армии генерала танковых войск Ханса Хубе был раздроблен и отходил на северо–запад. Левый фланг 8‑й армии генерала пехоты Отто Велера пятился к югу.
Днестр был захвачен на восьмидесятикилометровом участке. Велась переправа. Авангарды тем временем расширяли плацдармы в глубину. Действуя решительно и дерзко, на некоторых направлениях они углубились до 40 километров. На правом берегу Днестра был создан простор для дальнейшего оперативного маневра.
22 марта 1941 года Конев получил директиву Ставки: войска 3‑го Украинского фронта отстают, скованы сильным сопротивлением противника в нижнем течении Южного Буга. В целях окружения вражеской группировки, действующей там, и недопущения отхода её за Днестр, войска левого крыла повернуть на юг по восточному берегу Днестра и овладеть районами Бендеры, Тирасполь. Расчёт Ставки был понятен: прижать 6‑ю армию генерала артиллерии де Ангелиса к побережью и добить её изолированно между Днестровским лиманом и Чёрным морем.
Перегруппировку пришлось делать на марше.
Вечером позвонил Сталин:
— Каковы ваши дальнейшие планы, товарищ Конев? — выслушав доклад о положении фронта, спросил Верховный.
— Согласно директивам, товарищ Сталин, основной удар планируем нанести на Бельцы и Яссы, а затем две общевойсковые и две танковые армии из центра фронта резко повернём вдоль обоих берегов Днестра. Считаю, необходимо поддержать войска 3‑го Украинского фронта.
— Да, Малиновский, к сожалению, значительно отстаёт. А что вы думаете относительно Одессы? Ваше положение очень выгодное. Может быть, вы сумеете, по крайней мере, с захватом станции Раздельная, часть сил повернуть прямо на юг, на Одессу?
— Товарищ Сталин, перегруппировать часть подвижных войск на левый фланг не смогу. К тому же из–за тяжёлых условий местности и непролазной грязи из строя выбыло много танков. Командующему 7‑й гвардейской армией генералу Шумилову мною уже даны указания как можно быстрее форсировать Южный Буг, овладеть районом станции Раздельная и узлом железных дорог. Сделать ему это будет трудно, так как, кроме пехоты, никаких маневренных средств у него нет.
Верховный проверял возможности фронта. Конев это понял и потому настаивал на продолжении операции на Днестре и за Днестром. Именно здесь создалась благоприятная обстановка с перспективой нанесения удара по южной группировке Манштейна, который, искусно маневрируя и нанося короткие контрудары на флангах, постоянно уклонялся от решающего сражения. Конев же понимал, что схватиться с немецкой группировкой нужно как можно раньше, скорее, сейчас, пока наступательный ресурс армий ещё позволяет навязывать противнику свою игру и драться с самыми сильными его группировками не просто на равных, а с уверенностью, имея явное превосходство.