Генерал Шарохин — энергичный, подтянутый и моложавый начальник штаба Волховского фронта — быстро вышел из первой машины и подбежал к «эмке», окрашенной в белый цвет.
— Товарищ генерал армии! — обратился он к Жукову. — До наблюдательного пункта еще два километра. Дальше придется ехать на санях.
— Ну, на санях так на санях. Где сани? — спросил Жуков. — А может быть, пешком?
— Далеко, и снегу много, — высказал свое мнение генерал Мерецков. — На саночках надежнее.
Генерал Шарохин уже дал команду, и к группе генералов подкатили две тройки, запряженные в русские сани. Лошади были укрыты белыми попонами.
— Это нам, кавалеристам, такой свадебный кортеж? — улыбнулся Ворошилов. — А бубенцы где?
— Можем коня предложить, — смутился Шарохин, приняв шутку за упрек. — Под седлом у нас шесть коней.
— Не возражаю и в санях, — успокоил его Климент Ефремович. — Надо торопиться, пока самолетов в небе нет.
Открытый участок до молодого березняка тройки преодолели на полном скаку. Сзади взмыл фонтаном взрыв тяжелого снаряда.
— Видал, куда швыряет? — сказал Георгий Константинович. — А может быть, это шальной?
— По площадям бьет, — ответил генерал Шарохин. — Тактика здесь у артиллеристов противника такая — долбить по открытым участкам местности.
Словно в подтверждение его слов, разорвались еще два снаряда.
— Не только здесь, на других фронтах такая же тактика, — заметил Жуков, — лес обстреливать толку мало.
Генерал Мерецков, подняв воротник полушубка, спрятал раскрасневшееся лицо в мех и, видимо, не слышал, о чем говорил Жуков с Шарохиным.
Приехали на наблюдательный пункт. Здесь были подготовлены теплая землянка и вышка. Но с вышки, кроме заснеженного поля, ничего не видно: линия обороны делала дуговой изгиб. До противника более километра.
Когда генерал Мерецков спустился с вышки в землянку, Жуков обратился к Ворошилову:
— Картину вспомнил. Помните, сидит Наполеон в кресле, под ногами барабан, а впереди поле сражения. Но ему с хорошей высоты все было видно. А мы даже с вышки видим только небо да лес впереди.
— Предлагаю поехать в войска, — предложил Ворошилов. — Как?
— Я в одну, а вы в другую дивизию первого эшелона, — согласился Жуков. — Это вернее.
Спустились в землянку выпить по стакану горячего чая.
В землянке ярко светила аккумуляторная лампочка, в углу стояла накаленная докрасна жестяная печурка. Тепло. Длинный стол накрыт клеенкой.
— Вот и поймал я вас, волховцы! Стол пустой, значит, вы не уверены в успехе, — сказал Климент Ефремович в шутку. — К банкету не готовы?
Все сняли полушубки.
— Ну, хозяева, угощайте чаем! — Жуков сел за стол.
К нему подошел вплотную генерал Мерецков и, рассматривая орден Суворова первой степени, которым заместитель Верховного Главнокомандующего был награжден за успешное общее руководство контрнаступлением в районе Сталинграда и достигнутые при этом результаты крупного масштаба, спросил:
— Первый номер?
— У меня первый. А последующие номера у Василевского, Воронова, Ватутина, Еременко и Рокоссовского. Надеюсь, что Мерецков получит тоже такой орден за прорыв блокады. Не возражает генерал Мерецков?
— Пока возражаю, — ответил командующий. — Не за что.
Георгий Константинович выпил полстакана крепкого горячего чая и сказал, обращаясь к генералу Мерецкову:
— Мы решили с Климентом Ефремовичем в дивизиях побывать. Нечего нам делать на каланче.
Мерецков ответил:
— Воля ваша. Но все дороги обстреливаются.
Словно не услышав этого предупреждения, Жуков сказал:
— Ну, что скажет командующий армией? Почему так слабо идет продвижение войск?
После того как командующий доложил о положении своих дивизий, Ворошилов и Жуков уехали с наблюдательного пункта. По пути они договорились, кто в какую дивизию поедет, и на развилке дорог расстались.
В небольшой деревушке в уцелевшем деревянном домике разместился штаб той дивизии, в которой предстояло побывать Георгию Константиновичу. Уже вечерело. В доме было мрачно.
Командир дивизии подробно докладывал о ходе боев, о положении полков, пытался объяснить причину медленного наступления, а Жуков молча и пристально смотрел на полковника.
— Где-то мы с вами встречались? — спросил Жуков, прервав доклад командира дивизии.
Полковник оживился, охотно напомнил:
— В Белоруссии. В штабе округа.
— Кем же вы там были?
Полковник ответил, что служил в автобронетанковом отделе, и сразу же сник, заметив, что не обрадовал генерала армии. Не ради воспоминаний о совместной службе был задан вопрос.
— Кто же это поторопился поставить вас на дивизию? — Помолчав, Жуков спросил у генерала Минюка: — Кто тот генерал, которого вы с собой всюду таскаете?
— Стажер из военной академии. Прибыл на практику.
— Давай его сюда!
В дом вошел худой, высокий человек в генеральской форме.
— Командовать дивизией можете? — спросил Жуков, окинув его взглядом с ног до головы.
— Могу! — уверенно ответил генерал.
— Вот и принимайте эту дивизию. А вы, — генерал армии повернулся к полковнику, — идите в полк этой дивизии, который на главном направлении наступает, и докажите, что умеете в бою командовать полком. Если завтра не продвинется полк на два километра, мы взыщем с вас за ваши недопустимые промахи. Потери понесли большие, а задачу не выполнили. Я проверю ваши действия. Завтра в семь утра прислать сюда проводника, и он укажет мне дорогу к вам.
— Есть! — ответил полковник.
Жуков возвратился в свой вагон на станцию Войбокалово уже поздно. Просмотрел газеты, прочитал донесение из армий и лег спать.
Утром, как и было условлено, в семь часов он посадил проводника в свою машину и поехал в полк. Ехать долго не пришлось. Вскоре шли пешком, потом ползли под пулями по снегу и, наконец, свалились в неглубокий окоп. Из этого окопа наблюдать за полем боя можно было, только лежа на боку. В таком положении Жуков провел на переднем крае весь день. Он видел, как полковник, подавая пример храбрости воинам, поднимал батальоны в атаку, наблюдал за действиями генерала — нового командира дивизии и даже подсказывал ему потребовать у командующего армией для поддержки армейский артиллерийский полк и хотя бы батальон танков.
— А не даст, скажите, я приказал…
За весь день напряженного боя дивизия продвинулась более чем на два километра. Уже слышался бой идущих навстречу войск Ленинградского фронта.
Когда стемнело, Жуков уехал в штаб фронта.
Войска ударных группировок Волховского и Ленинградского фронтов продолжали настойчиво продвигаться навстречу друг другу, расширяя прорыв в стороны флангов.
Ночью на 19 января, оценив обстановку, Жуков определил, что через несколько часов войска фронтов соединятся. Ворошилов и Жуков потребовали нанести дополнительно удары авиацией Балтийского флота.
Рано утром Георгий Константинович с генералом Минюком и небольшой группой офицеров выехал в район Рабочего поселка № 1, где должны соединиться войска фронтов.
Другой дороги, как мимо подбитого немецкого тяжелого танка новой конструкции «тигр», не было. (На этот танк в 1943 году фашистское командование возлагало большие надежды.) Немцы беспрерывно вели огонь по танку, пытаясь поджечь его, чтобы он не попал для обозрения советскому командованию. Этот первый подбитый в войну «тигр» вскоре был отправлен в Москву.
— Нужно проскочить, — предложил Георгий Константинович. — Машину в тыл, и все за мной!
— Опасно, товарищ генерал армии, — высказал опасение генерал Минюк. — Противник обстреливает дорогу…
— Ну и что? Оставайся здесь! — Жуков пригнулся и побежал мимо танка вперед, чтобы быстрей проскочить зону обстрела. — Не отставать!
Дальше до Рабочего поселка около двух километров шли уже в безопасности. Снаряды с воем проносились высоко над головами и рвались все там же, возле «тигра», но прямого попадания не было.
Через час к Рабочему поселку подошли командующий фронтом и начальник штаба. Связисты установили в окопе телефонные аппараты.
В полдень разрывы снарядов приблизились к Рабочему поселку. Вела огонь немецкая батарея. Потом послышались голоса людей. Навстречу друг другу бежали бойцы Ленинградского и Волховского фронтов.
— Соедините меня с Москвой! — попросил Жуков генерала Шарохина. — Есть такая возможность?
Жуков решительно подошел к телефону и, выждав, пока на том конце провода послышался голос Верховного Главнокомандующего, четко, спокойно доложил:
— Товарищ Сталин, прорыв блокады завершен! Войска Волховского и Ленинградского фронтов соединились!
Видимо, Верховный поинтересовался, не смогут ли гитлеровцы восстановить прорванную блокаду.
— Это им уже не удастся! Не мое убеждение, а реальная действительность. Дорогу в Ленинград восстановим в ближайшее время.
Через несколько минут Жуков встретил среди ликующих воинов двух фронтов того генерала, которого назначил командовать дивизией, и полковника, которому приказал возглавить полк.
— Вас благодарю за службу, вы будете представлены к награде, — сказал он генералу. — А вы, — повернулся Жуков к полковнику, — возвращайтесь командовать дивизией. За умелое управление полком и успешные атаки вы будете представлены к ордену Красного Знамени!
— Служу Советскому Союзу! — ответил полковник.
Возвратившись в свой вагон, Жуков решил хорошенько выспаться и лег пораньше. Но среди ночи его разбудил генерал Минюк.
— Георгий Константинович, проснитесь, — тормошил он его за плечи, — только что говорил с Москвой, вам присвоено звание Маршал Советского Союза… Поздравляю!
Жуков не выразил ни удивления, ни радости. Он лишь повернулся на другой бок и сказал сонно:
— Ну что ж, будем ходить в маршалах.
В Москве, когда Жуков пришел в свой кабинет, генерал Минюк принес ему небольшую посылку. Ровным почерком на белой ткани было написано: «Лично Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову».
— От кого? — спросил Жуков.