Все пришло в движение согласно запланированным мероприятиям. Подготовка к заключительной операции Великой Отечественной войны началась.
В то время, когда войска 1-го Белорусского фронта готовились к битве за Берлин, на одну из небольших станций, миновав Польшу, пришел эшелон с сеном. Зачем? Правда, скот немецких хозяев голодал, но это дело не военных. Никто не мог подозревать, что под кучами сена на платформах укрыты прожектора. А это зачем? В прожекторном подразделении, где служил Иван Мамонтов, в уцелевшем каменном особняке, в одном из его залов, проходило совместное партийное и комсомольское собрание. Для всех не хватило диванов и кресел, воины стояли. На собрании выступил представитель из политуправления фронта. Он сказал, что на долю прожекторного отделения выпала необычайная и очень важная задача.
— Вы будете во время штурма освещать поле боя… Ваше место на переднем крае…
Обычно прожектористы захватывают в яркий луч вражеский самолет в темном небе, а здесь что-то другое, еще не совсем понятное.
Ночью расчет старшины Мамонтова подтащил прожектор к каменной изгороди, в которой прямым попаданием снаряда, словно специально для них, было проломлено большое сквозное отверстие. Мамонтов впервые оказался на переднем крае. Рядом враг. До его окопов и траншей не больше двухсот метров. Впереди то взлетают осветительные и сигнальные ракеты, то где-то совсем близко, чуть правее или левее, вдруг начинает грозно и долго стучать пулемет, потом стрельба на мгновение замолкнет, а потом снова, да еще сильнее разряжается огненным ураганом. Пули так и свистят вокруг. Страшновато пареньку, кругом такое творится…
Как было приказано командиром роты, солдаты вырыли щель. Спустившись в нее и пригнув голову, Мамонтов почувствовал запах сырой земли. Он совсем не такой, как запах тамбовского чернозема. Иван следил, когда же взлетят разом сотни сигнальных разноцветных ракет, означающих, что пора направлять яркий луч прожектора на врага. Он испытывал необъяснимую внутреннюю радость и гордость, что ему, молодому прожектористу, еще не поймавшему в луч ни одного вражеского самолета, вдруг выпала высокая честь участвовать в Берлинской операции. Нашелся земляк — командир соседней роты прожектористов старший лейтенант Владимир Кобызев. Они не знали друг друга до войны, но при встрече вспоминали каких-то общих знакомых и беседовали, как одноклассники, которым удалось через много лет встретиться в необычных условиях.
Справа и слева от прожектористов, совсем рядом, разместились артиллеристы. Они подтащили свои орудия тихо и незаметно. Солдаты подносили ящики с боеприпасами.
По глубокой траншее бесконечно шла цепочкой пехота. Каски воинов поблескивали, когда вспыхивали огни ракет. Для бывалых фронтовиков все это не ново. Обычное «коварное затишье», а новичкам казалось, что они уже попали в бушующее пекло боя. Всюду стреляют, всюду разрывы, всюду мерещится противник. Но это еще не то, что предстоит впереди…
К битве за Берлин готовился и противник. В воззвании от 14 апреля Гитлер писал:
«Мы предвидели этот удар и противопоставили ему сильный фронт. Противника встречает колоссальная сила артиллерии. Наши потери в пехоте пополняются бесчисленным количеством новых соединений, сводных формирований и частями фольксштурма, которые укрепляют фронт. Берлин останется немецким…»
Да, фашистское командование еще располагало боеспособными группами армий, которые прикрывали подступы к Берлину, к Саксонии и промышленным районам Чехословакии, Австрии. Берлин и его центр находились под защитой хорошо вооруженных войск и многочисленных отрядов, сформированных из жителей города, размещенных на трех рубежах обороны. Строились баррикады, противотанковые заграждения, завалы, бетонированные сооружения. Окна домов укреплялись и превращались в бойницы. Каждая улица, площадь, переулок, канал, мост — укрепленный узел обороны. Все, что можно было бросить против советских войск, было использовано.
Знало ли об этом в те дни советское командование? Да, конечно. Четко и постоянно работала наша разведка, переходили линию фронта немецкие солдаты и офицеры, простые немцы, которые понимали, что авантюрные планы Гитлера ведут только к гибели людей, и сообщали сведения штабам о характере обороны немецко-фашистских войск.
Разведывательная авиация 1-го Белорусского фронта шесть раз производила съемки Берлина, всех подступов к нему и оборонительных полос. По результатам фотосъемок, трофейным документам вражеских штабов и опросам пленных и перебежчиков составлялись подробные схемы, планы, карты, которыми снабжались штабы и командиры до рот включительно. Был изготовлен точный макет города с его пригородами, который был использован на совещании высшего командного состава фронта, когда решались вопросы штурма Берлина и боев в центре города.
Все: пехота, артиллерия, инженерные части, прожектористы и где-то сзади мощные танковые армии, на танках — автоматчики, — в ожидании команды. Командующие армиями, командиры корпусов и дивизий, посматривая на циферблаты часов, находясь на своих наблюдательных пунктах, тоже ожидают команду сверху, хотя время начала уже определено. Командиры батальонов и рот, заместители командиров по политчасти — в атакующих цепях.
На командный пункт командующего 8-й гвардейской армией генерала В. И. Чуйкова в три часа ночи прибыли Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, член Военного совета генерал К. Ф. Телегин, командующий артиллерией фронта генерал В. И. Казаков. Волнующие минуты. Все говорят вполголоса, хотя до противника добрых полтора километра. Даже когда пили горячий чай в добротно построенном убежище, никто из генералов не решался нарушить эту торжественную тишину, ожидание начала заключительного аккорда многих тысяч пушек, гаубиц, минометов, реактивных установок «катюш».
О чем в эти минуты думал полководец? На этот вопрос он ответил позже в своей книге:
«Размышляя о предстоящей операции, я не раз возвращался к величайшей битве под Москвой, когда мощные вражеские полчища, сосредоточившись на подступах к столице, наносили сильные удары по оборонявшимся советским войскам. Еще и еще раз перебирал в памяти отдельные эпизоды, анализировал промахи сражавшихся сторон. Хотелось до деталей учесть опыт этого сложного сражения, чтобы все лучшее использовать для проведения предстоящей операции и постараться не допустить ошибок».
Ошибки на войне дорого обходятся прежде всего солдатам. За ошибки на фронте платят жизнью людей.
Наконец секундная стрелка часов побежала последний круг. Ровно пять утра 16 апреля. Иван Мамонтов вдруг почувствовал, как под ногами вздрогнула земля. В то же мгновение все вокруг озарилось желтоватым светом; а затем раздался необыкновенной громкости удар, словно рядом разорвалась сверхбомба; и все загрохотало так мощно и громко, что Ивану стало и радостно и жутко.
Гром артиллерии заглушал то и дело залп «катюш», полосующих огненными длинными стрелами предутреннее небо. Потянул сырой, крепко пропитанный пороховым дымом ветерок, который принес гарь, отчего в горле першило, как от крепкой моршанской махорки. Стреляли почти 22 тысячи орудий и минометов.
— Светить? — крикнул Мамонтов, но не услышал своего голоса. — Пора? — Он высунулся из щели, другие прожектора не светят.
Соседи-артиллеристы суетятся возле орудий, слышны команды, но разобрать можно лишь одно слово: «Огонь!»
Не легко артиллеристам. За день боя в руках солдат боевого расчета побывает до трех тонн боеприпасов. А каждый снаряд гаубицы более двух пудов.
В темном небе эшелон за эшелоном пошли бомбардировщики. Потом разом наступила тишина и взвились тысячи разноцветных ракет. Это сигнал пехоте и прожектористам. Пора! Вспыхнули 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 метров. Неожиданное зрелище: поле боя, на котором стояло низкое облако дыма и пыли, осветилось на многие километры. В ярких лучах прожекторов бежали необозримой широкой лестницей воины подразделений стрелковых частей. Ярким красным огнем горели в лучах прожекторов знамена.
Далеко впереди промелькнули беловатые фигуры гитлеровцев. Так неожиданно ослепленные лучами прожекторов — да к тому же дали залп сотни «катюш», — они не могли вести прицельный огонь. Сначала противник решил, что русские применили «новый вид оружия», и некоторые солдаты в панике попрятались в земляные щели, а потом разгадали, но прожектора уже сделали свое дело.
И вновь загрохотала артиллерия, перенеся огонь в глубину обороны врага. Иван заметил стреляющий из укрытия вражеский пулемет. Он направил на него пучок яркого света и, чувствуя, как тем самым он парализовал действия пулеметчика, крикнул солдату из расчета:
— Беги к артиллеристам, скажи им, пулемет ожил! Стреляет, гад! Пусть подавят!
Через несколько минут послышался гул моторов, и в белую, освещенную прожекторами широкую полосу, подминая под себя обломки досок, поблескивающие артиллерийские гильзы и колючую проволоку, на полном ходу вкатились танки. Заклубился дым, пробить который уже не могли прожектора, и Мамонтов видел только ближние танки. На броне каждого — автоматчики. Один из них с накинутой на плечи плащ-палаткой держал красный флаг; и старшине Мамонтову показалось, что это был Петя Косенко. Иван громко крикнул, но голос его не могли услышать даже его товарищи, стоявшие рядом.
Гитлеровцы, потопленные в сплошном море огня и металла, окутанные густым дымом и пылью, после того, как на их головы обрушилось более ста тысяч тонн боеприпасов, не могли оказать серьезного сопротивления до самых Зееловских высот. А там с наступлением дня сопротивление врага оживилось, и маршал Жуков ввел в сражение еще две танковые армии.
С одной из танковых рот второго эшелона в качестве танкового десанта уходил в бой отряд воинов-прожектористов под командованием старшего лейтенанта Кобызева. В этом отряде был и старшина Иван Мамонтов.
Целый день танкисты пытались вырваться вперед, но не могли. То обгоняли артиллеристов, пехоту, то задерживались на переправах. А ночью, вырвавшись вперед по параллельной дороге, танк с десантом Кобызева попал под обстрел фашистских гранатометчиков. Из приземистого дома с п