Солдаты эры Водолея — страница 29 из 74

Трое гостей сократили визит до минимума – им не терпелось добраться до гостиницы, которую уже должен был заказать вездесущий Андрэос.

– Мы еще увидимся, – уходя, на пороге сказал Вадим маленькому Ивану.

– Я знаю, – ответил тот.

Паша не удержалась и поцеловала его в щеку.

Такси мигом донесло тройку до гостиницы «Север» города Ермаковска. Войдя в лучший номер, все трое метнулись к столу: Катарина уже открывала свой ноутбук, Вадим доставал флэшку, Паша придвигала стулья.

И вот скопированный из Интернета документ предстал перед ними:

«Болгарским профессором Теодором Димовым не так давно была найдена ранее неизвестная рукопись византийского писателя XIII века, имени которого история нам также не оставила. История повествует о юноше по имени Доротеос, ставшем свидетелем Великой битвы. Какого рода-племени был юноша – неизвестно. Возможно, римлянином или греком. Но несомненно – подданным Римской империи. Он плыл с отцом, торговым человеком, по Борисфену – нынешнему Днепру. Небольшой караван направлялся в сторону Ольвии – к Понту Эвксинскому, Черному морю. По дороге отец тяжело заболел, и теперь, со дня на день, готов был покинуть этот мир. В ту ночь, когда отцу стало совсем худо, юноша увидел на ночном небе небывало яркую звезду. Мы приводим сохранившийся целиком отрывок из этой рукописи. Адаптированный перевод Алены Марьиной.

“Юноше казалось, что звезда, такая высокая и в то же время – близкая, повисла ровнехонько над его головой. Она горела всю ночь, разливая по земле ровный чудесный свет. Доротеос попросил, чтобы отца вынесли на воздух. “Это непростая звезда, – сказал умирающий купец. – Кому-нибудь она обязательно принесет счастье”.

Звезда была такой яркой, что даже полуденное солнце не заставило ее растаять в новом дне.

Купец просил сына чтить богов, любить мать, не оставлять без защиты младших братьев и сестер. И завещал сыну похоронить его в той земле, мимо которой они будут проплывать.

Трое суток светила загадочная звезда. Последний день ее сияния совпал с днем смерти отца юноши. Сын купца отдал распоряжение пристать к берегу. Хотя это было и опасно – они могли попасть в руки злых язычников, – требование нового хозяина было выполнено: на рассвете корабли пристали к берегу – там, где в Борисфен впадала другая река. Они вышли у подножия холма и похоронили тело. Доротеос во что бы то ни стало хотел остаться один. Попросив слуг не следовать за ним, он взобрался на холм.

Перед ним открылось огромное поле – ровное и пустынное. Забыв обо всем, юноша не мог отвести от великого пространства глаз, точно здесь уже скоро должно было что-то случиться. Доротеос был охвачен смятением. Ему казалось, что все его путешествие в землю варваров, и смерть отца в том числе, – ради одного этого дня. Часа! Тут, на этом холме…

И вот к полудню поднялся ветер. Небо заволокло тучами. До самого горизонта все стало темным и грозным. А следом земля задрожала под ногами юноши. Все пространство под холмом уже казалось вовсе не полем, а морем в штормовую погоду. Точно волны ходили по нему, разбиваясь в гневе друг о друга. Вихри носились по гигантскому пространству, сшибаясь, заворачиваясь и противоборствуя неистово и яростно. Громы давно смешались, заглушая все остальные звуки на земле. И молнии, едва успевая друг за другом, вонзались в землю.

Оцепеневший, превратившись в комочек, Доротеос сидел на вершине холма. От страха и благоговения перед открывшейся картиной он не мог даже шевельнуться. Юноша понимал: что-то страшное и великое происходит внизу – на бескрайнем поле. Что сотни бурь, ураганов, тысячи ветров, схватившихся тут, на его глазах – не просто силы природы, а нечто большее…

Вдруг он заметил, как что-то сверкает среди ветра, бушевавшей пыли и тьмы – там, внизу. Не просто сверкает – стремительно падает и взмывает вновь.

И сразу понял – мечи!

Юноша уже различал копья, пронзавшие чьи-то тела, летящие стрелы. Он слышал ржанье коней, пронзительные крики гибнущих, стоны, восторженные вопли победителей. Но битва шла не только на поле, но и над ним: над головами бьющихся метались тени – темные и светлые, с крыльями, выраставшими из спин. И у этих воинов тоже были мечи и луки. И они с таким же упорством и одержимостью бросались вниз – на неприятеля, и бились друг с другом.

Да, там, внизу, шла битва – Великая Битва. И полем для нее была вся земля! Темные рыцари и белые воины, с крыльями и без, в сверкающих латах и длинных одеждах, сражались друг с другом.

И был среди них Белый Витязь. Юноша стразу отметил его среди других. Несмотря на темноту, почти сумерки, шлем его пылал, точно огонь. Сверкали латы. Алый плащ развевался за спиной, когда конь Витязя рвался вперед, неся своего хозяина на врага. Но больше всего остального взгляд юноши приковывал к себе Меч в руках Витязя – Меч, выкованный из огня.

Черные тени прятались от него, но этот Меч настигал их – на земле и в воздухе, рассекая надвое, поражая насмерть. И не было спасения от этого Меча, кого бы он ни коснулся!..

Доротеос не знал, сколько прошло времени и существовало ли оно вообще, когда увидел, что темное воинство стало отступать – но не куда-то в сторону, а прочь под землю. Точно она всасывала в себя, как болото, всю темную рать.

И уже скоро противоборствующие друг другу существа – торжествующие светлые и гибнущие темные – стали исчезать в ураганах и ветрах, и вновь гигантское поле под холмом становилось охваченным ни чем-нибудь, а разбушевавшейся непогодой.

А когда все кончилось, юноша увидел, как что-то ослепительно сверкнуло в поле…

Слуги ждали молодого хозяина внизу, но тот не возвращался. И не возвращался уже долго. И хотя он запретил следовать за ним, они все же решились ослушаться его.

Когда слуги отыскали юношу, то облегченно вздохнули. Но они едва узнали в нем молодого хозяина – таким он показался им чужим и странным.

“Вы слышали бурю?” – спросил он у слуг.

“Бурю? – удивились они. – Нет, господин. Мы не слышали никакой бури. Все было тихо”.

“И вы не видели, как небо заволокло темной пеленой и тучи нависли надо всей землей? Не видели молний?”

“Тучи и молнии? – еще больше удивились слуги. – Нет, господин, небо было чистым, без единого облачка”.

“И не слышали звона мечей? – вновь спросил Доротеос. – Не слышали удары копий о щиты и пение стрел? Бранные крики и стоны гибнущих?”

“Звон мечей и пение стрел? Стоны гибнущих? – окончательно опешили слуги. – Такой редкой тишины и мира вокруг никто из нас и не припомнит!”

Юноша опустил голову и больше не произнес ни слова. “Не помутился ли он в рассудке?” – подумали слуги. Они справедливо решили, что смерть отца неожиданно откликнулась в сыне такой болью, что он не смог справиться с постигшем его горем. И только тут обратили внимание на то, что верхней одежды на юноше не было. Правда, она и не пропала – лежала рядом. Но не просто оказалась сброшена на землю. В одежду был завернут предмет – в два локтя длинной, кажется, узкий и прочный.

“Что же нашел он в этом поле?” – думали слуги.

Когда юношу спросили, не хочет ли он вернуться на корабль, и тот ответил согласием, один из слуг решил было помочь ему – взять ношу. Но Доротеос поспешно накрыл рукой свою находку и сказал:

“Никогда не касайтесь этого. – И добавил: – Если хотите остаться в живых”.

Купеческие корабли возвращались по реке Борисфену домой. И день ото дня слуги удивлялись молодому хозяину. Больше другого – его молчанию, а еще пуще – редко брошенному слову. Потому что слова его отныне не были словами молодого человека. Скорее, – решили самые умные из слуг, – они подошли бы умудренному опытом мужу. Их Доротеос точно прозрел, побывав на том холме. И отныне стал видеть и слышать большее, чем иные.

А сам юноша все чаще уединялся и, закрывая глаза, вспоминал Великую Битву. Вот темная рать сгинула, буря улеглась. Он встал и пошел в поле, где сверкал осколок недавней Битвы. Умиряя шаги, он подходил все ближе. И скоро увидел лежавший на земле Меч. Он долго не решался взять его, хотел уйти прочь, но затем… поднял его. Обеими руками. Но едва он коснулся Оружия, как оно запылало. Меч загорелся ярко-золотым светом и разгорался все сильнее, но не жег ладоней и пальцев. А потом из острия клинка, как его продолжение, потянулся золотой луч – он рос стремительно, стрелой летя вперед. И когда окончания этого луча, рассекшего пространство, уже не было видно, юноша понял, каково это оружие, какова его сила и кем оно отставлено здесь. Он держал в руках Меч, выкованный из первородного огня.

Меч Ангела…

Но юноша не знал, что ему делать с этим подарком, уже готовым стать для него самой тяжелой ношей; подарком, очень скоро заставившим пожалеть его, что когда-то, на чужой варварской земле, он был свидетелем Великой Битвы…

Те же три дня, пока днем и ночью горела звезда, были первыми днями от Рождества Христова. И случилось это в тех местах, где в Борисфен впадала другая река…»

На этом рукопись обрывалась и шли комментарии.

«История юноши Доротеоса, оставленная византийским писателем, сохранилась лишь отрывками, – поясняла переводчица Алена Марьина. – Как видите, история эта не похожа на средневековый роман, скорее – на жизнеописание некогда жившего, абсолютно реального человека. И если сложить некоторые осколки этого калейдоскопа, то можно догадаться, какими были недостающие его части. Из сохранившихся обрывков этой истории ясно, что, возвратившись в Рим, юноша не пошел по стопам отца. Он странствовал по свету, но с каждым годом его скитания все более походили на бегство. Точно кто-то преследовал его. Кто – писатель не знает или не хочет нам рассказать. Он лишь упоминает о некой темной силе, идущей по пятам уже взрослого путешественника. Мы можем только утверждать, что вся жизнь юноши, ставшего свидетелем Великой Битвы, после возвращения из варварских земель становится сплошной загадкой. Ребусом. Головоломкой. Или же византийский писатель сам старается запутать своего читателя? Автор упоминает о чудесном спасении корабля, пассажиром которого был его герой: на корабль напало несколько пиратских судов, но все они были потоплены – и путешественник сыграл в этом не последнюю роль. Свидетель Великой Битвы проповедовал, имел учеников. Смерть застала уже немолодого Доротеоса в пути – он оказался убит своим преследователем. Врагом. Но кем был этот враг, византийский писатель не уточняет.