А под птицами сверкали реки и тянулись желтеющие поля…
Катарина, Катарина, с горечью думал Константин Остберг. Однажды она осталась одна – тогда, давно, в Византии. Это он так неосмотрительно оставил ее! Остался защищать крепость Вару, а ее отправил за море – в Никомедию. Взяв Константинополь, крестоносцы с каждым месяцем захватывали все новые византийские крепости. Но иные греки еще не верили в свое поражение и продолжали сражаться. И он, Константин Борей, был одним из них. Под страхом смерти он запретил открывать ворота своей крепости! Сам, с мечом в руках, как в пору расцвета, вышел на крепостную стену, куда уже лезли крестоносцы Бонифация Монферратского. Он наступал на трупы своих людей, потому что они были повсюду. Его меч опрокинул одного франка, распоров ему шею; другому выпустил потроха; рассек лицо третьему. Но галльская банда уже перевалила через стену. И топор дикого франка врезался ему в ребра, ломая и выворачивая их. Он упал. Последнее, что он, Константин Борей, помнил, это занесенное над собой копье, и лицо крестоносца – черные на фоне солнца. В эти же дни, обогнув венецианский флот, Таис подплывала на корабле с ее именем к Босфору.
И хотя ему, уже Константину Остбергу, был ведом дальнейший путь девочки-гречанки, родной племянницы византийского вельможи, он знал, сколько горя ей принесло одиночество!
Но, разрывая воспоминания уже о дочери Катарине, как Остберг ни тянулся к ним, птицы неуклонно приближались, становились яснее. Они обретали четкие контуры. И тогда князь понял: это были неживые птицы. Через небо шли стальные птицы Апокалипсиса!
Константин Остберг открыл глаза, оглянулся по сторонам. Вдалеке садовник подстригал кусты, двое охранников, с кобурами под мышкой, говорили о чем-то.
Еще никто не почувствовал это, только он – нарастающий звук. Тонкий, пронзительно-звенящий, устрашающий…
Остберг поднялся с плетеного кресла – взгляд его сам тянулся в прозрачную синь над родными горами. Затем показались три точки, они становились все отчетливее, темнее.
Это и были те три птицы…
Константин Остберг быстро подошел к каменному парапету. Он не верил самому себе – не желал верить. Но точки становились все крупнее. И теперь было ясно: они приближаются сюда. Уже можно было различить крылышки – черные стрелки.
Вой приближался. Там, внизу, появился его старый дворецкий. С тревогой поглядел в ту же сторону, затем быстро задрал голову – к балкону. Их взгляды пересеклись.
– Не может быть! – отчаянно замотав головой, выкрикнул старик.
Но Константин Остберг только кивнул, что означало: это так. Двое охранников уже смотрели на них, всполошенных; садовник обернулся на звук. Уволенный охранник Никас, получивший расчет, с одной из аллей тоже глядел вверх.
Самолеты были уже близко. Константин Остберг вцепился руками в каменный парапет и напряженно смотрел вперед. Первый раз в жизни что-то оказалось сильнее его, оно гипнотизировало, завораживало, не давало ступить ни шагу!
Вырвав из кармашка пиджака сотовый телефон, он стал набирать номер. То и дело князь поднимал голову, затем набирал цифры, и следом вновь обращал взгляд на три стальные птицы, уже входившие в пике над замком. Только бы не было занято! А внизу уже что-то кричали оба охранника, но он не видел и не слышал их.
– Алло! Алло! Катарина! – закричал он в трубку. Вой самолетов теперь пронзал каждую клеточку его тела. – Катарина!
– Алло, папа? – издалека послышался родной голосок. – Папа, я рядом!
– Что?!
– Я рядом!
– Ты всегда была со мной, всегда! – Губы его дрожали. – Я люблю тебя, милая, люблю!
– Папа, что случилось?!
Шесть смертоносных стрел вылетело из-под крыльев уже подлетающих к предместьям замка самолетов, пеня за собой белые хвосты.
– Папа, что это за самолеты? – кричал ее голос в трубке. – Что происходит?!
Он услышал слово «самолеты», но не придал этому значения. Для него она была далеко в России!
– Люблю тебя, дочь, – прошептал он. – Люблю…
Последнее, что увидел Константин Остберг, это было ослепительно синее небо и всколыхнувшаяся земля, в одно мгновение превращенная в ад…
Зоя заснула на руке Горовеца, и потому ему не хотелось тревожить ее – тянуться за сотовым телефоном. Но он трещал и трещал без остановки. Георгий Горовец тихонько приподнял руку девушки, выполз, положил руку обратно на подушку и тут же услышал ее сонное:
– Идите, идите, комиссар Горовец, вам звонит шеф Интерпола!
– Ты не спишь?
– Сплю.
А был-то всего-навсего полдень, но вот уже несколько дней они не расставались. День смешался с ночью. Два одиночества встретились, и теперь, счастливые, никак не могли расстаться. Да и не желали этого делать!
Горовец дотянулся до трубки, приложил к уху:
– Алло?
– Горовец? – он даже не сразу узнал голос своего начальника, таким он был встревоженным.
– Я, шеф.
– Включи телевизор, центральный канал, и через пять минут будь готов.
– А что по центральному каналу?
– Включай и одевайся! Отпуск закончен, Горовец!
Комиссар пожал плечами, взял пульт, нажал на кнопку. По первому каналу, после анонса, начинались новости…
– Я сам за тобой приеду, – сказал шеф, – только скажи, куда. Тебя хотят арестовать.
– Арестовать – кто?
Зоя, щурясь, оторвала голову от подушки.
– Секретная служба. Быстро!
– Но за что?
Зоя продолжала сонно смотреть на него, разве что настороженности прибавилось.
– За связь с террористами!
– Бред какой-то…
Горовец едва успел это договорить. Страшный удар опрокинул в коридоре дверь, и через пять секунд в спальне Зои Вайдовой, в ее пражской квартире, в них тыкали стволами пять с ног до головы экипированных в черную броню спецназовцев в шлемах с опущенными забралами. Красные лучики бродили по волосатой груди Горовеца, по плечам и груди Зои, уже сидевшей у спинки кровати, комкавшей одеяло у подбородка.
– Положите трубку, Горовец, – сказал офицер.
– Как скажете, – усмехнулся тот. – Но можно я скажу еще пару слов своему шефу?
– Нет, – отрезал офицер. – Кладите и одевайтесь. Зоя Вайдова тоже.
Спецназовцы немного успокоились – двое голых людей не внушали им опасности. Но перепуганная до смерти Зоя язык проглотила, могла только моргать.
– Может быть, отвернетесь? – попросил Горовец. – Это ради дамы.
– Одевайтесь, – сухо приказал офицер.
Зоя замотала головой:
– Я не буду.
– Да опустите вы стволы, – рыкнул Горовец на офицера. – Девушку напугали!
Офицер кивнул, солдаты опустили автоматы. Горовец наклонился к Зое, поцеловал ее в висок.
– Одевайся. У них такая работа – следить за каждым твоим шагом! И потом, тебе нечего скрывать, ты – прекрасна. Пусть мне позавидуют! Одевайся, прошу тебя, и поторопись…
Зоя, все еще таращась на солдат в черных масках, отыскала белье и стала одеваться под одеялом. В наступившей тишине Горовец прислушался к новостям.
«Экстренное сообщение. В Сербии, в городе Драгове, была разоблачена международная террористическая группировка, – сказала диктор. – Ее руководитель – бывший иллюзионист Константин Остберг…»
– Что? – одевая джинсы, Горовец уставился на экран. – Что?!
А на экране уже показывали обгорающие руины замка, стоявшего на горе.
«Сегодня в полдень ВВС НАТО совершили полную зачистку осиного гнезда…»
– Господи милостивый, Зоя, они все же сделали это, – только и сказал Горовец. – Они сделали это…
А в эти же минуты, под скандинавским городком Гульденштерном, в замке Волчье логово, у камина, на львиной шкуре лежала Каролайн Блэк. Она была обнажена. Темные волосы укрывали густой волной одно ее плечо. Карие глаза блестели.
Каролайн подняла бокал с шампанским:
– Милый?.. Дерик?
Юноша в шелковом халате отвернулся от телевизора, на экране которого дымились руины другого замка:
– Да?
– Шампанское ждет тебя. Мы сделали полдела – уничтожили самого сильного противника. Твоя изобретательность поразила меня! Ты еще страшнее, чем я предполагала…
– Хочешь сказать, что боишься меня?
– Ну, зачем так сразу?
Дерик усмехнулся:
– Почему сразу? Кажется, мы знакомы уже очень давно. Две недели! Или много больше. Главное, ты убедила меня в этом. – В халате, сверкая белыми тощими мальчишескими ногами, теперь он прохаживался по уютной их спальне. Посмеивался. – Поэтому бойся меня, милая Каролайн. Как боялась всегда. Ведь тот мир, в который ты меня ввела, основан на страхе. – Он уверенно обернулся к ней. – Я не скажу, что он мне нравится, но я поверил в него и принимаю таким, какой он есть!
Взгляд его холодных серых глаз сейчас был непроницаем. Что творилось в них? О чем он думал? Опытная женщина Каролайн Блэк, умевшая обволакивать липкой паутиной и жалить, как скорпион, не понимала его. Лишь тогда он таял, когда ее руки касались его тела, когда она была с ним. И потому Каролайн Блэк как можно чаще использовала свое, пусть временное, но превосходство.
– Ты напряжен, Дерик. Выпей со мной. У нас остался слабый противник, но и ему жить – считанные дни. Мы на пути к победе. А пока… выпей со мной.
Но Дерик не ответил. Под пристальным взглядом Каролайн он направился к дверям спальни. Прошел через несколько коридоров, поднялся по нескольким лестницам. И,наконец, оказался в верхней зале башни донжона. Сюда еще не дотянулась рука строителей. Здесь все было как прежде, как и века назад. Темным, мрачным, сырым. Вот и огромный грот в стене – средневековый камин. Когда-то рядом с ним стояло кресло. И рыжеволосый человек в медвежьей шубе, с золотым драконом на груди, ждал известий из пыточной камеры. А потом, когда труп его врага лежал рядом, на полу, он подошел к окну и зарычал, глядя в небо, уже готовое заняться рассветом…
Дерик Даймон подошел к тому же окну – дыре, прорубленной в каменной стене, и посмотрел в ночное небо. Ни звездочки не было видно, даже луну скрывали осенние облака! Лишь бледный лимонный свет проникал через плотную облачную пелену где-то на севере.