Солдаты эры Водолея — страница 46 из 74

– И когда?

Катарина пожала плечами:

– Если есть силы, то прямо сейчас. Все дело в том, что последний день, когда мы с тобой виделись, когда ты ушел, стало кровоточащей раной в сердце Таис. Исчезновение Александра Палеолога, томительное ожидание, год за годом убивали ее. Она ждала, но сердце подсказывало, что ее возлюбленного нет больше в живых. Только их дети, мальчик и девочка, и спасали Таис от полного отчаяния и смерти. Это и для моего сердца оказалось неизлечимой раной, хотя нас с ней разделяют восемь веков. Но это еще не все. Незадолго до отъезда Александра из Никеи исчез Дионисий – Палеолог уехал за ним.

– Это был день, когда его похитили?!

– Да. И если сейчас ты отправишься туда, то не лежать со мной на львиных шкурах, хотя, будешь там, не упусти момент, а следовать по торному пути. И, может быть, мы наконец узнаем, где та ниточка, что приведет нас к Мечу. Согласен?

– Да, – не раздумывая, кивнул Вадим.

Он сел в кресло, положил руки на подлокотники.

– Но ты должен думать о страшной боли, что поразила тебя.

– О боли?

– Да, она поразила тебя в живот, – Катарина приложила ему ладонь чуть ниже солнечного сплетения. – Вот сюда.

– Ты так хорошо знаешь, где и как это было?

Катарина покачала головой.

– Еще бы – я была с тобой. Не отходила от твоей постели, поила снадобьями, слушала, как ты бредишь. Так ты готов, мой рыцарь?

– Готов, – не раздумывая, ответил Вадим.

5

…Он видел Константинополь в огне. Беспощадное пламя бросалось от дома к дому, занимало улицу за улицей. Языки огня плясали и вырывались отовсюду, принимаясь за храмы и сады, дворцы и дома бедняков, никого не жалея. Люди метались, ища родных и близких, и погибали в пожаре…

А потом собственный крик отрезвил его – и он оторвал голову от подушки. Но чьи-то руки, заботливые и нежные, заставили его вернуть голову в прежнее положение.

– Успокойся, Александр, ты дома, – уговаривал его голос, родной и близкий. – Врагов нет – ты дома…

Она прижималась к нему лицом, щекой к щеке, и эта близость усмиряла его. И даже боль, пронзавшая его желудок раскаленным прутом, немного отступала.

– Где я? – спрашивал он. – Где?!

– Ты в Никее, – отвечал ему родной женский голос. – У себя дома. И я с тобой, – я, Таис…

– В Никее, – глядя в потолок, ничего не различая, бормотал он. – Конечно, в Никее…

Тяжело дыша, обливаясь потом, он закрывал глаза и вновь впадал в тревожное забытье…

Константинополь был взят крестоносцами и венецианцами двенадцать лет назад, а этот кошмар все еще возвращался к нему! Пожар, начавшийся с поджога мечети…

Он, Александр Палеолог, которого сейчас уничтожала адская боль в животе, был стратигом и командиром личной гвардии Феодора Ласкарсиса – императора Никеи – государства, которое стало на азиатском берегу полноправным преемником погибшей Византии. И он же, Палеолог, рекомендовал императору на должность старшего библиотекаря своего протеже – философа и теолога, истинного книжника-эрудита Дионисия из Идона…

Александр лишь в общих чертах знал о взятии Вары и о гибели Константина Борея. И совсем ничего не ведал о маленькой Таис. Но пять лет назад порог его дома переступил воин по имени Аффоний Герасимос из Никомедии. Он и привел к нему юную девушку, дальнюю родственницу, которая, по его словам, столько твердила о своем друге Александре Палеологе. Он всматривался в ее лицо, в горевшие счастьем глаза, а потом ошеломленно воскликнул: «Таис?!.» И она бросилась ему на шею, как это было всегда. Только теперь в его руках была не хрупкая двенадцатилетняя девочка, а девятнадцатилетняя девушка – прекрасная и желанная…

Константин Борей вовремя отправил ее из Вары – тот самый корабль, носивший имя «Таис», обошел флот крестоносцев, вошел в Босфор и причалил к берегам Никомедии, где жила богатая семья родственников Борея по его жене.

А теперь, спустя пять лет после ее приезда в Никею, у них были сын и дочь…

Вот уже неделю как Александр находился между жизнью и смертью. Лучшие врачи императора пытались вытащить его с того света. Но больше другого его спасала любовь Таис…

Пять дней назад во дворец императора принесли письмо, оно предназначалось Александру Палеологу. Прочитав свиток, стратиг недоуменно покачал головой:

– Ты помнишь Фламинию? – спросил он у своего друга и телохранителя Медведя. – Куртизанку?

– Еще бы, – ответил тот. – Вы по ней сохли!

– Пишет, что скиталась, – объяснил Александр. – Бедствует и умоляет помочь ей. Фламинию можно понять – женщина увядает. Тем более, ее клиенты пали во время битв, а их было немало!

– Битв или клиентов? – спросил Аристарх.

– Того и другого, – улыбнулся стратиг. – Я помогу ей – не стану вспоминать прошлое. Она снимает дом на окраине Никеи. Одно странно, Фламиния просит никому не говорить об этом письме. Почему?

Когда наступил вечер, Александр сел на коня и отправился на окраины города. У крепостной стены стоял двухэтажный дом – он и оказался обиталищем Фламинии.

Она встретила его в пестро расшитой тунике и сандалиях. Ее пышные рыжие волосы были убраны греческим узлом на затылке, локоны спускались от ушей и касались полуголых плеч. Александр отметил, что зря наводил напраслину на ее внешность – в свои тридцать пять Фламиния выглядела великолепно, немного пополнела в бедрах и груди, но хуже от этого не стала.

– Ах, милый Александр, – едва он вошел и за ним закрылась дверь, воскликнула она и призывно протянула к нему руки.

И он послушно обнял ее. Кожа Фламинии все так же была чиста и благоухала. Щеки горели искусственным румянцем. Привычка – ее ничем не вытравишь! Только вот тени, следы бессонницы, пролегли под ее глазами. Да и сами глаза куртизанки казались больными, выплаканными и бегали чересчур быстро, словно что-то тревожило и заботило ее сверх всякой меры…

Она легла на одно ложе, его уложила напротив – через небольшой низкий столик, уставленный яствами. Воркуя, Фламиния сама ухаживала за гостем – наливала вино, подавала фрукты.

– Я слышала, у тебя двое прекрасных малышей? – улыбнулась она.

– Да, мальчик и девочка, – гордо ответил Александр.

– Как я завидую тебе, а вот мне Господь не дал детей! – Неожиданно в ее глазах, точно против воли, заблестели слезы. – Кто что заслужил, то и получает!

Они выпили вина, закусили персиками и грушами. Фламиния рассказала, как бедствовала и скиталась эти двенадцать лет, и вот наконец нашла пристанище.

– Мне нужно выкупить и украсить дом, купить новые платья, – со вздохом проговорила она, – нанять хорошую прислугу, которая достойна меня. Я хочу начать свою жизнь в Никее заново. Помоги мне, милый Александр!

Она назвала сумму – и он согласился.

– Разбогатеешь – вернешь, – сказал Палеолог. – А разбогатеешь ты быстро – я не ожидал увидеть тебя такой…

– Какой?

– Все такой же влекущей…

– Спасибо, мой друг. – Фламиния посмотрела на него так, как умела это делать только она. – А ты бы не хотел вспомнить прошлое?

Она умело повела рукой, и платье сползло с ее плеча, глубоко обнажив грудь.

– Хотел бы, если бы не был женат, – честно признался он. – Что-то мне жарко… Фу!

 До того радушная, теперь Фламиния точно боялась встретиться с ним взглядом. Так и вцепилась в свой кубок с вином, прижав его к полной полуобнаженной груди.

– О, Господи, мне жарко, – повторил он. – Что у тебя за вино?

Через силу она подняла на него глаза – неспокойные, бегающие, и тут же отвела взгляд. Александр хотел было привстать, но, чувствуя, как силы уходят, ухватился за край ложа.

– Фламиния, что с твоим вином?!

Куртизанка не ответила. А он, едва проговорив это, повалился с ложа на пол. Александр лежал, чувствуя, что руки и ноги его не слушаются. Голова гудела. В ней стучал огромный колокол: «Донн! Донн! Донн!» И еще – оса в желудке! Он точно проглотил ее, и теперь она жалила его внутри. Он уловил до смерти испуганные глаза Фламинии, которая, сжавшись на своем ложе, смотрела на него, не отрываясь. Голова Александра оказалась на ее отставленном башмаке, и он видел, как дальнюю штору в глубине комнаты чья-то рука отвела в сторону и сюда вышли двое. Крупный широкоплечий и широкоскулый человек с длинными рыжими волосами, в длинном плаще, и женщина с ним. Мужчина был одет в греческую далматику, у его пояса висел меч. Вдвоем, они подошли к нему. Нагнулись. Правый глаз женщины закрывало бельмо.

– Это он! – прошипела она. – Он!

– И я узнаю его! – с восторгом сказал мужчина. – Это и впрямь – он! Лет десять назад мы дрались с ним на мечах в порту Юлиана, в Константинополе! Все, как вчера!

Мужчина разогнулся, шагнул к Фламинии.

– Ты хорошо поработала, девочка!

– Где мой сын? – спросила она. – Куда вы дели его?

– Мы оставили его на паперти церкви Святого Павла, – рассмеялся мужчина.

– Вы обещали отдать мне его! – закричала Фламиния.

– Тебе он больше не нужен, – сказал мужчина. – Теперь о нем позаботятся ваши греческие попы.

– Что значит, не нужен?!

– Скажите ей, что это значит! – усмехнулась одноглазая ведьма.

Мужчина ухватил Фламинию за волосы и приблизил ее лицо к своему лицу.

– Я бы развлекся с тобой, но ты мне нужна для другого!

– Что? – воскликнула куртизанка. – О чем вы говорите?!

– Впрочем, – он ухватил край ее туники у груди и рванул вниз – материал с треском разошелся, полная грудь женщины вывалилась наружу. – Какие плоды!

– Зачем это? Зачем?! – закричала Фламиния.

– Пора ей сказать, зачем! – зло бросила ведьма, обошла стол и вытащила из ножен Александра, ставшего немым свидетелем этой сцены, его меч. – Каков? – она взглянула на рукоять. – Такой меч не спутаешь ни с одним другим! Меч стратига Александра Палеолога! Возьмите, герцог, – она подала его спутнику. – Раньше закончим – раньше уйдем!

– Если бы ты захотела убить любовника, – принимая оружие, обратился к Фламинии ее гость, – куда бы ты вонзила ему меч?