Сутками позже они прилетели в Дымов. Горовец сообщил в контору, что в замке Волчье логово видели Анну Ортман. Но это были только слова. Нет подтверждения – нет и спецоперации. Сейчас она зализывала раны, это было ясно. Одно тревожило: куда поехали Томас Краун и Долорес Негро?
Еще спустя день, одевшись потеплее, все впятером они гуляли по Дымову. На улице подморозило, легкий пар шел изо рта, но осеннего солнца было еще много. Катарина казалась неразговорчивой, все время думала о чем-то.
В гостиничном номере Горовеца и Зои, стоя у лоджии, княжна неожиданно сказала:
– Все сходится. Все. – Она обернулась к своим друзьям. – Кажется, я поняла слова Дионисия, сказанные под пыткой герцогу Вествольфу. – Княжна требовательно посмотрела на Вадима. – Смысл которых герцог пытался выведать у погибающего Александра Палеолога. А именно: «Проклинаю тебя, князь Шахамсур!». И древний пергамент, который переводит Зоя, созвучен этому имени: «Тайна княжества Шамсур». Все сходится! – повторила она.
Вадим хмурился, пытаясь понять, в чем состоит ее догадка.
– Ты должен побывать в иной жизни, – сказала Катарина.
Он и Паша с удивлением уставились на нее, даже Горовец и Зоя оказались в легком замешательстве: где же тогда Арсеньев бывал прежде?
– В какой еще другой, милая? – подозрительно спросил Вадим. – Не понимаю…
– Дионисий писал о мальчике, что нашел Меч на берегу Днепра и Десны – о Доротеосе – о себе самом, это мы знаем. Как и сам Дионисий, Доротеос бежал всю свою жизнь от врага, пока, видимо, не погиб. Его преследователем и врагом был все тот же герцог Вествольф, но в ином обличии. На раскаленной решетке, опоенный травами колдуньи, в бреду Дионисий назвал имя палача, но палача из прошлого. Он проклял его устами Доротеоса. Его слова – та реальная ниточка, которая у нас есть.
– А это не опасно? – со знанием дела спросила Паша. – Заходить так далеко?
Отойдя от окна и сев на огромный диван, где разместился Вадим, Катарина взяла его руку в свою.
– Не скрою, перепрыгнуть через жизнь очень сложно. Самого себя отправить в такое путешествие практически невозможно, ведь переходя в предыдущее существование, твое нынешнее «я» растворяется в нем. Сколько неопытных людей осталось блуждать в прошлом! И лечебницы им не помогли…
– Невеселая перспектива, – покачал головой комиссар Горовец.
– Но ведь ты владеешь этим даром – направлять в путешествие других, – сказал Вадим. – Почему же ты не направила отца – туда, очень далеко, куда так легко собираешься отправить меня?
Катарина улыбнулась:
– Папа говорил: твой ум и твоя душа еще не окрепли для этого. Подожди. Он берег меня. И я ждала. Я уже готова была сделать многое, но, ты сам видишь, как быстро изменилась жизнь вокруг нас. – Горькая усмешка вырвалась у нее. – В одно мгновение!
– Но теперь твоя душа окрепла? – резонно поинтересовался Вадим. – В твоем уме я не сомневаюсь! – заверил он ее.
– Я поведу тебя дорогой теней, и мы обо всем узнаем вместе, – она поцеловала его в губы. – Узнаем здесь и сейчас. Если ты не боишься, конечно… Ведь ты не боишься?
Вадим взглянул на Пашу: та всем сердцем ожидала от него подвига. Горовец кивнул, что означало: будьте мужчиной, соглашайтесь! Ну а спятите, что ж поделаешь, будем кормить вас с ложки! Зоя казалась заинтригованной не меньше.
Катарина усадила его в кресло, встала за спиной Вадима.
– Тебе стоит подумать о том времени, когда ты был наиболее беззащитным и открытым этому миру, – сказала она. – Я подскажу тебе, как быть…
…Он закричал – заревел так, что у самого едва не лопнули барабанные перепонки. Он ревел в чьих-то руках – маленький розовый комочек, похожий на созревающий помидор. «Сынок у вас, госпожа, сынок! – сказал тот, кто держал его на руках. – Ваш Александр! – Это была чужая, но такая понятная речь! – Господь услышал ваши молитвы! Вот обрадуется наш хозяин Феофан Палеолог! Наследник у него, первенец!». «Дайте же, дайте мне его! Мою детку…» – услышал он другой голос, от которого сердце его больно и сладко сжалось. Но как ни хотелось ему отпускать этот голос, близкий и родной, он вырвался, оставляя ревущее дитя, и полетел дальше – через звездную пропасть…
– Узнаёшь ли ты меня, Септим? – спросил он, ухватив за плечо подвыпившего полного человека в богатой тоге, с напудренным и нарумяненным лицом, в пышном лавровом венке на лысеющей голове.
– Кто ты? – испуганно спросил человек.
– Я тот, кто пришел совершить правосудие! – ответил он.
– Какое еще правосудие? – дернулся пышнотелый человек. – Я – Септим Великолепный! Главный устроитель гладиаторских боев Его Императорского Величества Клавдия Друза Германика Цезаря Нерона! – Он вновь рванулся, но как и в первый раз – тщетно. Молодой человек держал его воистину железным кулаком. – Назови свое имя, негодный! – Голос выдавал его – он предательски дрожал. – Или у тебя не хватает смелости?
Они стояли на одной из тесных улиц Рима, у трехэтажного дома с балконами. Луна серебрила мостовую, выложенную грубым камнем. Человек в богатой тоге с венком на голове даже не мог представить, что кто-то рискнет напасть на него в одном из самых респектабельных кварталов столицы.
– Однажды, когда ты выходил из цирка Помпея, тебе шепнули на ухо, что ты скоро умрешь, помнишь?
– Так это был… ты? – все еще пытаясь вырваться, но уже слабая, проблеял толстяк.
– Да, это был я. Тебе оказалось мало гладиаторских боев, и ты принялся скармливать живых людей львам – женщин, детей и стариков! Есть ли у тебя сердце, Септим? И если есть, то из какого оно камня?!
– Это были христиане – они выродки, они – враги императора!
– Это – мои братья и сестры, Септим, – улыбнулся молодой человек. – Братья и сестры во Христе! Ты убивал самых близких мне людей!
– Так ты… христианин?!
– Да, Септим, я – христианин!
Пышнотелый человек в очередной раз попытался вырваться.
– Но христиане не должны карать своих врагов – их религия запрещает убийство! Они должны покорно принимать свою смерть и прощать своих врагов!
– Должны! А еще они должны уничтожать тех, кто служит дьяволу. А ты, Септим, идолопоклонник! Ты – червь, точащий все, что создано истинным Богом! Живым Богом! И потому час твой пробил!
– Нет! – со всей силы рванулся в сторону устроитель пыток. И на этот раз, сражаясь за жизнь, он вырвался из цепких рук. – Здесь христианин, поджигатель Рима! Стража, во имя императора, на помощь! Я – Септим Великолепный! Сюда! Стра-ажа-а!..
Это были его последние слова. В конце улицы, у поворота, уже показались преторианцы – они бежали сюда со всех ног. Но Александр в два прыжка нагнал душегуба и, схватив его за жидкие завитые волосы, смяв на них венок, прорычал:
– Нынче я – лев, а это – мои клыки! – он уже держал в руках короткий римский меч.
Запрокинув Септиму голову, он глубоко полоснул его по горлу и оттолкнул от себя. Хрипя заколотой свиньей, хватаясь за распоротую шею, Септим рухнул на мощеную улицу, и тотчас бурая лужа стала растекаться вокруг его подрагивающего тела.
Когда двое преторианцев выросли над пышной тушей устроителя императорских торжеств, убийцы и след простыл…
Женя перевел младшего брата за руку через дорогу, прошел с ним на заметенную снегом аллею, усадил на лавку. До дома было шагов сто – заверни только за угол, но курить на глазах у соседей было бы наглостью, хотя уже стемнело и горели фонари. А тут всегда было безлюдно. Старший брат достал пачку, зацепил сигарету губами, деловито щелкнул зажигалкой, затянулся.
– Скажешь матери, – предупредил он, – пожалеешь. Понял?
– Все равно курить вредно, – очень по-взрослому пожал плечами Иван.
– Поучи меня, мелкатура!
Ивану просто хотелось домой, но старший брат – есть старший брат. Хочет курить – пусть курит. А он подождет.
По аллее, по направлению к ним, шагал человек в коротком пальто с большим букетом цветов. С красивым таким, в целлофане!
– На свиданку идет, – кивнул на незнакомца Женя. – Букетище-то! Розы? Ух-ты! Богатый…
Но незнакомец, оказавшийся очень смуглым, с тонкой бородкой и усиками, остановился около двух ребят.
– Пацаны, где тут дом номер «тридцать пять»?
– А вон там, за углом, – кивнул в сторону своего дома Женя.
– Точно?
– Это мой дом, – затягиваясь, усмехнулся Женя. Кивнул на брата. – Наш.
Иван очень внимательно разглядывал незнакомца.
– А квартира «девяноста шесть» в каком подъезде?
Женя выстрелил струйкой дыма в сторону.
– Это наша квартира.
– Неужели? – изумился обладатель роскошного букета. – Так вы – Родниковы?
– Да, – недоуменно кивнул Женя.
Довольный, незнакомец покачал головой.
– На ловца и зверь бежит! Компанию «Мир в твоих руках» еще не забыли?
– Нет, – пробормотал старший брат. – А вы…
– Догадайся, – предложил незнакомец.
– …от дяди Вадима?!
– Точно! – вновь рассмеялся тот. – Среди победителей вашего региона наша компания разыграла трех основных победителей, и вам кое-что причитается. Ну, не первое место вы заняли, – разочарованно вздохнул он, – и даже не второе, но третье – ваше законное! И ждет вас маленький телевизор «Филиппс». Для кухоньки, – добавил он. – Вадим Александрович говорил, что он как раз встанет у вас на холодильнике. Но я его не захватил – он в машине; там, в конце аллеи, застрял наш «жигуленок», сломался. А букет для Елизаветы Петровны лично от Вадима Александровича… Ты ведь Женя?
– Ага.
– Отлично! Давай так: я передам тебе телевизор и поеду дальше, а младшой, – он подмигнул Ивану и сунул ему в руки букет, – пусть покараулит розы. Тут шагов сто. Сами матери сюрприз сделаете. – Он махнул рукой. – Пошли, пошли! – Кивнул Ивану. – Да покрепче прижми, чтобы не замерз! Сердцем грей!
Женя еще раздумывал, но потом бросил:
– Жди! – и пошел вслед за незнакомцем.
Иван так и остался с прижатым к груди букетом, который закрывал для него и дорогу впереди, и саму аллею… А когда он опустил букет, то увидел, что на него смотрит женщина. Красивая, в полушубке. Она цепко смотрела ему в глаза, не отпуская взгляда, и улыбалась.