– Прошу тебя, возьми его. Это очень важно. Ты просто что-то увидишь, и все. Не бойся чужих богов – они не страшнее богов римских. Бояться надо другого, но я потом расскажу тебе, чего. – Лонгин мягко взял ее правую руку. – Возьми.
Девушка разжала пальцы – рука ее дрожала. Все, не отрываясь, смотрели теперь только на нее.
– Ничего не бойся, просто сожми его в кулаке, – договорил Лонгин, положил ей на ладонь амулет и сжал ее руку в кулак.
Девушка закрыла глаза – зажмурила их. Дрожь пробежала по ее телу. Затем еще раз, но сильнее. Она закусила губу. А потом юная прорицательница закричала – сильно, громко, и от ее крика заложило уши. Туск отступил, отступил и Варений, споткнулся о ветку и растянулся в траве.
Прозерпина стремительно разжала руку, отбросила амулет. Сверкнув на солнце, проникавшем сюда редкими лучами через ветви деревьев, он упал в траву.
Лонгин прижал Прозерпину к себе, прижал сильно, а девушку все еще трясло, и слезы катились из ее глаз.
– Зачем, зачем вы мне дали его? – плача, твердила она. – Зачем, о боги!..
– Что ты видела?
– Я видела замок в песках, – прошептала она и покачала головой. – Там живет он…
– Кто? – нахмурился Лонгин.
– Он, – повторила она и указала пальцем на обелиск – на черное чудовище с головой животного и туловищем человека.
– Но кто ему эта девушка? – спросил Лонгин. – Нигде ни одной надписи…
– Я видел на рукояти меча несколько слов, – сказал Александр.
– Достань его нам, Аристарх, – приказал сенатор.
Испытанный воин тяжело вздохнул, вновь спрыгнул в могилу. Взяв меч за лезвие, тронутое ржавчиной, он осторожно положил его на край могилы. Выбравшись, передал хозяину. Лонгин всмотрелся в чужую надпись, губы его зашевелились.
– Это на финикийском, – проговорил он. – Надпись гласит: «Любимой дочери от слуги Дракона».
– Она – его дочь? – Варений вначале взглянул на могилу, затем на обелиск. – Дочь этого чудовища?!
– Пожалуй, да, – кивнул Лонгин.
– Не стоило мне приводить вас сюда, – покачал головой Туск. – Не стоило покупаться на ваши деньги. – Он с опаской взглянул на черный обелиск с высеченной на нем фигурой получеловека, полузверя. – Знаю, это проклятие отныне будет с каждым из нас!
Они решили заночевать в городке Лигуриусе. Туск с ними не остался – он уехал сразу после обеда на купленной для него лошади. Старый этруск, привычный ко всякому, больше не хотел иметь дела с могилокопателями и чародеями. Этакой прыти от римлян он никак не ожидал! Да и сам он больше не был им нужен.
– Что дальше? – спросил вечером за столом в таверне Александр. – Прозерпине пора возвращаться домой?
Девушка, которая уже успела прийти в себя, кивнула:
– Наверное, пора. Уверена, Юпитер позаботится о моем дедушке, но и мне не стоит забывать о нем.
– У меня к тебе последняя просьба, милая Прозерпина, – сказал Лонгин.
– Да? – взглянула она на него.
– У тебя великий дар, я это понял, как только мы открыли гробницу и увидели золотого дракона. Но когда он оказался у тебя в руке, сомнений у меня не осталось. Ты превзошла своего деда, знаменитого авгура Маруллуса. Так вот, Прозерпина, я больше не буду просить тебя брать этот амулет в руки – он жжет твое сердце и ранит душу. Но ты можешь представить себе другое, о чем я расскажу тебе…
В этот же вечер, оставшись с Прозерпиной наедине, Лонгин рассказал ей о человеке, который обладал великим Оружием.
– Мне нужна кровь жертвенного петуха, – сказала девушка.
– А мне кажется, она не нужна тебе, – улыбнулся Лонгин. – Твой дар сильнее, чем птичьи потроха. Оставь их кухне и прислушайся к своему сердцу. Его имя – Доротеос.
– Хорошо, – сказала она. – Я последую вашему совету.
И когда он закончил, девушка закрыла глаза и долго сидела так, не произнося ни слова. А потом открыла глаза, в которых эхом отозвались тревога и боль, и сказала:
– Я знаю, где он жил…
– Жил? – переспросил Лонгин.
– Да, – ответила она. – Его больше нет в этом мире. Но есть другой человек, который сможет поведать о нем.
– А Меч? – спросил сенатор.
– Он там, где живет чудовище, которое мы видели на обелиске.
– Этого не может быть, – возразил Лонгин.
– Почему? – удивилась Прозерпина.
Константин Лонгин не знал, поймет ли она его. Вряд ли! Как было объяснить этой девочке, что стоит за подобным оружием. Как было рассказать ей о Великой битве, ведь она верила в сонм богов, сластолюбивых и порочных, отважных и дерзких, трудолюбивых и благородных, одним словом, так похожих на людей. На самых обычных людей!
– Этот мир изменил бы свой лик, девочка, будь он у него, – вздохнул Лонгин. – Изменил в худшую сторону. Ты уверена, что не ошиблась?
– Я сказала только то, что увидела, – ответила внучка авгура Маруллуса. – А вы оказались правы, мне не нужна петушиная кровь и кофейная гуща. – Она улыбнулась. – Я рада, что отважилась поехать с вами, сенатор Лонгин.
Патриций с благодарностью привлек девушку к себе, по-отечески поцеловал в темечко. Теперь им оставалось передать Прозерпину с рук на руки ее деду Маруллусу и продолжить путь.
Из Рима четверо путешественников устремились на юго-запад Апеннин, в портовый город Кротон, откуда и отплыли в Грецию. За семь дней они пересекли Ионическое море, обогнули остров Кефаллению и вошли в пролив, разделяющий материк и полуостров Пелопоннес. И еще сутки спустя вышли на берег вблизи Платеи.
Через три дня, в начале августа, путешественники подъехали в древним Афинам. Некогда этот город составлял славу европейской цивилизации, а теперь оказался всего лишь еще одной провинцией Рима. Но Афины не утратили былой красоты – мудрые римляне никогда и ничего не разрушали без нужды! Над невзрачными домами простых граждан, сложенных из белого камня, поднимались величественные храмы, исполинские статуи богов, роскошные портики – места полуночных свиданий, и алтари, столь любимые греками.
В толчее Панафинейской улицы, на стороне, противоположной Одеону, где шумел базар, они отыскали дом, обросший темным плющом.
Им открыла дверь смуглая молодая женщина с черными волосами, в коротком грубом хитоне, по всему – служанка.
– Кто там? – прозвенел девичий голос из дома.
– Римляне! – отступая, громко и с опаской ответила служанка.
К ним торопливо вышла девушка лет шестнадцати, в расписном ионийском хитоне с длинными широкими рукавами.
– Кто вам нужен? – спросила она.
Мужчины переглянулись.
– Мы можем войти? – спросил Лонгин.
– Но мы ли нужны вам? – тоже отступая, спросила девушка, еще надеясь, что римляне ошиблись.
– Как зовут тебя? – не отставал Лонгин.
– Эвлалия, – ответила девушка.
– У тебя есть мать?
– Моя мать умерла. У меня есть бабушка, но она очень больна…
– Скажи, как ее имя?
– Феодора.
Лонгин кивнул товарищам. Он вошел первым, за ним последовали остальные.
– Мы хотим поговорить с ней, – сказал сенатор.
– Поговорить – о чем? – спросила девушка. – Ей очень плохо, правда! Клянусь Афиной!
– Есть о чем, Эвлалия, – сказал пожилой гость. Он старался быть грозным, но в меру. – Я – сенатор Рима и наделен большими полномочиями, поэтому лучше предупреди о нас свою бабушку. Мы пришли с добром. Всего лишь несколько вопросов, которые касаются даже не ее, а человека, которого она когда-то знала. Ступай же, Эвлалия.
Тон гостя не позволил более пререкаться с ним. Им предложили вина и лимонной воды.
Вскоре вернулась Эвлалия.
– Бабушка просит вас пройти к ней, – сказала она. – Я проведу вас.
– Оставайтесь здесь, – приказал Лонгин Аристарху и Варению.
Те с радостью согласились. А Лонгин и Александр прошли за Эвлалией несколько комнат и оказались в спальне. Там, на кровати, у окна, укрытая покрывалами лежала женщина лет шестидесяти. Под ее глазами пролегли тени – женщина несомненно была тяжело больна.
Лонгин поклонился первым.
– Кто вы? – спросила женщина.
– Попросите вашу внучку оставить нас, – сказал Лонгин.
– Но почему?! – возмутилась Эвлалия.
Она смотрела то на бабушку, то на мужчин.
– Выйди, – примирительно сказала пожилая хозяйка дома.
Эвлалия покорно вышла. Лонгин подошел ближе к кровати.
– Нам нужна женщина, у которой на теле есть ожоги – следы зверства ее бывшего хозяина. Это… вы?
– Я знала, что кто-нибудь однажды придет и спросит меня об этом, – тихо проговорила она. – Но ведь вас интересуют не лошадиные тавро, а на мне их немало. Что-то другое?
– Дракон в шестиконечной звезде, – сказал Лонгин. – Прошу вас…
Женщина отвела рубашку и обнажила плечо – там отпечаталась копия амулета, который они извлекли из гробницы в Кампании.
– Кто вы? – возвращая край материал на место, спросила женщина.
– Долго объяснять, – сказал Лонгин. – Мы искали не вас, а того, кто был когда-то с вами. С кем вы путешествовали по миру. Того, у кого был Меч. Мы искали Доротеоса…
– И это я ожидала услышать, – слабо улыбнулась она. – Давно никто не произносил его имя: «Доротеос».
– Подарок Бога, – улыбнулся Лонгин. – Он… умер?
– Его убили люди моего бывшего хозяина. Я – беглая рабыня. Но когда-то я была свободной женщиной – я гречанка, из Коринфа. Наше судно захватили пираты, всех, кто был на борту, продали в рабство. Я была совсем еще юной.
– Ваше прошлое в неволе нас не касается, – покачал головой Лонгин. – Откуда ваш бывший хозяин, издалека?
– Да, он живет за морем, или жил, на земле древней Финикии. Его княжество называется Шамсур. Я дважды бежала оттуда.
– Как его имя?
– Одно из его имен – Тифон.
Лонгин взглянул на племянника.
– И оно же – одно из имен дракона, – кивнул он. – Все совпадает.
Женщина молчала, точно подбирала слова.
– Я была его наложницей, – наконец проговорила она. – Этот зверь не забывал повторять, что любит меня. Первый раз я сбежала от него, и он послал за мной погоню. Его люди догнали меня. Клейма, которыми он изжег мою кожу, стали его местью. Он пытал меня, и много раз. Эвлалия ничего не знает об этом. Но он не переставал любить меня своей страшной любовью, которая стала бы наказанием для любой женщины! А их у него было много! Повторное бегство грозило мне еще более страшной расправой. Он вновь послал за мной. И тогда по дороге боги свели нас с Доротеосом. Его Меч помог нам избавиться от преследования. А потом оказалось, что мой хозяин всю свою жизнь искал именно его, вернее, то Оружие, что Доротеос возил с собой. Юношей в день смерти отца на далекой земле скифов он стал свидетелем небывалого зрелища…