– Пожалуй, что нет.
– Вот именно, Валерий. – Лонгин забрался рукой в дорожную сумку, достал оттуда золотой предмет. – Вот его символ…
На цепочке, пропущенной через пальцы, покачивался амулет.
– Дракон? – удивился командир легиона.
– Он самый. У меня есть поручение от сената наведаться в его владения. Но об этом до срока никто не должен знать, кроме нас: меня, этого юноши, – Лонгин кивнул на Александра, – и еще двух людей моего дома, что приплыли со мной.
– Что же ты хочешь от меня?
– Сколько человек в когорте у твоего Бабрия Горбиуса? Пятьсот?
– Да, пятьсот. Еще четыре турмы самых лучших всадников и тысяча сирийцев из местных.
– Ты напишешь приказ своему командиру, чтобы он отдал в мое распоряжение две центурии, две турмы и сотни три сирийцев из вспомогательных войск.
– Не многовато ли? – прищурил один глаз Валерий. – Ты что же, собираешься штурмовать владения этого князька Тифона?
– Если понадобиться, то да, – уверенно кивнул Лонгин. – Но вначале я хочу наведаться к нему в гости и потребовать, чтобы он дал объяснения, и если надо – не передо мной одним.
– Он должен приехать в Рим? О, Юпитер, обычный ливанский князь – и в Рим?!
– У меня есть приказ уничтожить его, если он окажет нам сопротивление. Сегодня я с удовольствием поужинаю с тобой, но завтра утром я должен буду покинуть Тир и отплыть на север.
Отпивая вино, Валерий Гальбиус пожал плечами.
– Что ж, сенатор, как скажете. Надеюсь, у вас есть бумаги, подтверждающие ваши полномочия?
– Безусловно, Валерий. И ты зря недооцениваешь мой визит в Ливан.
– Я пошлю с тобой трибуна Павлиния Кораллу, из всадников, он молчун, но воин хоть куда, и дам солдат для охраны. Путь до Харата не близкий!
Утром, получив от Валерия Гальбиуса письмо, Лонгин сотоварищи отплыли из Тира в сторону финикийского Арада и Симиры – городов-портов на побережье Средиземного моря. Командир Третьего Галльского легиона дал им отряд из двадцати человек, как-никак, а Лонгину нужно было преодолеть горы Ливана, чтобы перебраться на ту сторону хребта, к равнинам Харата.
Пять дней по морю, высадка в Симире, неделю по горным дорогам Ливанского хребта – и спустя двенадцать суток далеко впереди они увидели с вершин суровую крепость Харат.
Свиток с печатью Валерия Гальбиуса был лучшим пропуском – он открывал перед путешественниками все ворота.
Бабрий Горбиус, тощий и жилистый воин в бронзовых доспехах, с лицом, иссеченным вертикальными морщинами, старившими его, поклонился сенатору Рима:
– Добро пожаловать в Харат, сенатор, – сказал он. – Я – ваш слуга.
– Надеюсь, – ответил Константин Лонгин.
Здесь он был высокопоставленным чиновником, наделенным большими полномочиями – не более и не менее того.
– Мои солдаты в вашем распоряжении, – сказал Горбиус. – Третий Галльский легион готов послужить божественному императору Нерону!
– И в этом я уверен, – откликнулся сенатор. – Сегодня мы будем отдыхать, а завтра займемся делом… Но прежде у меня будет к вам доверительный разговор…
– Я слушаю, сенатор.
Они расположились на ложе друг против друга, слуги принесли им вина.
– Что собой представляет княжество Шамсур, и кто он такой, этот Тифон? – спросил Лонгин. Между ними, на одной из подушек, уже лежал золотой дракон в звезде. – Рим очень далек от Харата.
– Княжество Шамсур – одно из многих в этих землях, но имя Тифон мне незнакомо, – покачал головой Горбиус. – Думаю, вы говорите о князе Шахамсуре, сенатор. У каждого из здешних князьков много имен: для императора – одно, для равных ему – другое, для рабов – третье. Это в порядке вещей. Тифоном, иначе – драконом, он мог называться только для своих рабов! – Говоря, командир когорты приглядывался к амулету. – Что до золотого дракона, я уже видел этот знак. – Он дотянулся до него, повертел в грубых жестких пальцах, привычных к мечу. – И даже знаю, что этому чудищу поклоняются в этих местах. Но мало ли кому поклоняются люди! – Легионер вернул амулет. Взялся за кубок с вином, сделал глоток, усмехнулся. – Клянусь Меркурием, никто не переплюнет в этом деле египтян! Крокодилы, птицы, жирафы, обезьяны, слоны и кошки, – они нашли себе стольких богов! А тут – всего лишь один дракон.
– И далеко отсюда Шамсур? – Лонгин казался очень серьезным. – В какой он стороне? Труден ли до него путь?
– Земли князя Шахамсура лежат на востоке от Харата, это миль сто. Если не вылезать из седла – сутки пути. Его столица, дворец Шамсур, стоит в центре большого оазиса – мимо не проедешь, верьте мне, сенатор.
– Вы были там?
– Один раз. Часть нашего легиона проходила через его земли.
– И каков он, князь Шамсура?
– Князь Шахамсур лукав, как и все восточные люди. Конечно, он ненавидит римлян, равно как и все здешние жители, будь то сирийцы, палестинцы, иудеи, но, клянусь богами, он никогда бы не проявил свои истинные чувства по отношению к Риму! Лишь в одном случае он поднял бы голову – если бы узнал, что грозный Посейдон смыл половину Вечного города в Средиземное море и теперь у восточного мира есть шанс выбраться из под ига империи. А так… – Бабрий Горбиус отрицательно покачал головой. – Нет. Если вообще речь идет о нем.
– Вы поедете со мной или просто дадите мне две центурии? – напрямую спросил Лонгин.
– Если я вам не нужен, то не поеду, – откликнулся командир когорты. – У вас свои резоны – я о них мало что знаю. Я просто слежу за порядком, не более того. Что до солдат, то они готовы выступить уже сейчас. Но, уверен, вы отдохнете и подождете до утра.
– Конечно, – согласился Лонгин. – С удовольствием высплюсь, и мои люди тоже.
– Вот и хорошо, и да поможет вам Морфей. А завтра, если хотите, я вам дам и катапульты в придачу.
– Что ж, – улыбнулся Лонгин. – Отказываться не стану. Кто знает, как нас встретит князь Шахамсур? Рим заранее склонен видеть в нем врага!
Две центурии из когорты Бабрия Горбиуса, отяжеленные метательными машинами, еще отходили от Харата, а конный отряд в пятьдесят человек, который возглавил сам Константин Лонгин, уже устремился на восток по каменистой дороге под горячим сирийским небом, которое никак не хотело мириться с наступающей в мире осенью.
Они сделали лишь одну остановку, чтобы поесть и немного поспать перед тем, как оказаться перед князем Шахамсуром. Местные жители смотрели на римлян с опаской. Воины в бронзовых панцирях и шлемах с короткими гребнями внушали опасение пастухам и их семьям. Но за ближайшее столетие они уже поняли, кто хозяин на их родной земле! И от кого им вовек не избавиться!
Синие горы Ливана были пронзительно точными под ночным небом, усыпанным звездами.
Во время ужина в горном селении Лонгин подметил женщину-сирийку лет сорока – рабыню из прислуги. В юности несомненно она была очень красивой. Женщина подавала им вино, мясо и бобы – и у нее пару раз обнажалось плечо.
Присмотревшись, Лонгин поймал ее руку. Она хотела вырвать ее, но он сказал:
– Не бойся, я не обижу тебя. Покажи мне плечо…
Александр, Аристарх и Варений тоже вопросительно смотрели на женщину. И она сдалась. Лонгин потянул грубый материал ее хитона вверх и оголил плечо. На нем был выжжен все тот же дракон, что и у Феодоры.
– Откуда это у тебя? – спросил сенатор. Лонгин достал из кошеля серебряную драхму. – Скажи – и она твоя.
– Я принадлежала князю Тифону, мой господин, – ответила женщина. – Давно, я была еще юной.
Она протянула руку за монетой и получила ее.
– А потом? – спросил Лонгин.
– Потом он продал меня другим людям. Я была у многих, – добавила она.
– Князь Тифон клеймил всех своих женщин? – спросил Лонгин.
– Это уже другой вопрос, – улыбнулась сирийка.
Улыбнулся и Лонгин, достал вторую монету и повторил вопрос.
– Да, – ответила она. – Всех, кем он владел, как мужчина.
– Но… зачем?
– Он – хозяин, ему виднее. – Сирийка, не раздумывая, взяла и вторую монету, зажала в кулаке. – У князя Тифона было много женщин, мой господин.
– Много – сколько?
– Сотни! Он скупал их на всех рынках Средиземноморья. Меня продали в рабство дядя и тетка, потому что они были бедны. Мне едва исполнилось шестнадцать лет. Торг шел в Дамаске. Тогда я и попала к Тифону. А потом, когда я надоела ему, он продал меня. Но были и те, кого он не отпускал – они остались в земле Шамсура. Я пыталась угодить не только ему, но и его колдунье – Ханаш. – Неожиданно она осеклась. – Но я сказала вам слишком много, мой господин.
– Я дам тебе еще пять серебряных драхм, – пообещал Лонгин. – Но ты должна ответить еще на несколько моих вопросов.
Женщина размышляла, но недолго.
– Согласна, – кивнула она.
– Ты сказала – «колдунья Ханаш». Расскажи о ней.
– О! – Рабыня покачала головой. – Печаль и горе были тем женщинам, которых Ханаш невзлюбила! Мы боялись ее еще больше Тифона. Я слышала, что она лет десять назад умерла в страшных муках. Живьем превратилась в тлен! У нее была дочь, я не раз качала ее в колыбели. Маленькая куколка с черными глазами. Мне говорили, что это их общая дочь – Тифона и его колдуньи. Куколку тоже назвали Ханаш. – Сирийка говорила с явной издевкой. – Но от гадюки рождается только гадюка! У девочки была маленькая родинка над верхней губой. Сейчас, верно, ей лет пятнадцать, а то и больше…
Лонгин посмотрел в глаза женщине.
– Это правда, что в Шамсуре и его округе поклоняются Дракону?
Женщина опустила глаза.
– Так правда или нет?
– Правда.
– Князь Тифон и есть Дракон?
Женщина сделала удивленные глаза, а следом неожиданно рассмеялась.
– О, нет, мой господин! – В ее тоне прозвучало снисхождение к неосведомленности слушателей. – Князь Тифон служит Дракону!
– Но как это может быть?
– А как вы служите своим богам?
– Мы служим Юпитеру и Юноне, а не Дракону! – нахмурился Варений, уплетавший мясо, запивая его вином. – И нечего тут сравнивать!