Хиллари Клинтон, новый государственный секретарь, пригласила Джорджа Шульца на встречу с ней в Вашингтоне. Через несколько дней после прихода к власти команды Обамы Шульц сказал: «Мы сейчас в программе ожидания, в ожидании того, что будет делать эта администрация. Есть позитивные сигналы, электронная страница Белого дома одобрила многие из наших целей, в некоторых случаях почти слово в слово. Я сказал Хиллари, что вы не можете медлить с этим целый год, иначе время будет упущено. Вам уже сейчас следует предпринять большое усилие. Посмотрим, что произойдет».[615]
Обама их не разочаровал. Он решил сделать вопрос о ядерном разоружении центральным во время своих первых поездок за границу в качестве президента. Пока Белый дом готовился к европейской поездке, Обама сказал своим помощникам: «Давайте возьмем этот вопрос, на который обычно обращают мало внимания, и возведем для него по возможности самую большую платформу».[616]
Они выбрали Прагу в качестве старта. Указанная платформа стала бы первой внешнеполитической речью Обамы в качестве президента. Гэри Сэймор, специалист по ядерному оружию, приглашенный Обамой для решения вопроса об оружии массового поражения в Белый дом, помог разработать проект выступления вместе с Беном Родесом. «Самое главное в связи с этой речью состоит в том, что она пришлась на самое начало этой администрации, – вспоминал Сэймор, – когда другие министерства и ведомства еще не были полностью укомплектованы. А аппарат был пока послушным и потому, что на первых порах в администрации все были пока довольно послушными, и вы могли проводить работу довольно быстро, одним росчерком пера, в отличие от того времени, когда все устаканивается; тогда уже требуется много межведомственных встреч для достижения согласования. …Мы отправили речь соответствующим ответственным лицам, небольшому числу тех, кто уже приступил к работе, и получили очень быстро все необходимые согласования».
Приятным весенним утром 6 апреля 2009 года Обама увидел море людей, собравшихся на мощенной булыжником Градчанской площади Праги. Там он фактически провозгласил инициативу Шульца и его коллег официальной политикой правительства Соединенных Штатов.
«Итак, сегодня, – объявил он, – я заявляю со всей ясностью и убежденностью об обязательстве Америки добиваться мира и безопасности в мире без ядерного оружия. Я не наивен. Цель нельзя будет достичь очень быстро – вероятно, не при моей жизни. Потребуются терпение и настойчивость. Но сейчас мы также должны проигнорировать голоса тех, кто говорит нам, что мир не может измениться. Мы должны настаивать: да, мы можем его изменить.
Некоторые заявляют, что распространение этих вооружений не может быть остановлено, не может быть проконтролировано – что нам суждено жить в мире, в котором все больше стран и все больше людей обладают абсолютным оружием поражения. Такой фатализм страшный советчик, поскольку, если мы считаем, что распространение ядерного оружия неизбежно, тогда так или иначе мы признаемся и в том, что применение ядерного оружия тоже неизбежно. …Будучи ядерной державой, единственной ядерной державой, применившей ядерное оружие, Соединенные Штаты берут на себя моральную ответственность и начинают действовать. Мы не сможем добиться успеха в этом деле в одиночку, но мы можем возглавить эту работу и можем приступить к ней».[617]
Обама продолжил. Обрисовав ряд практических шагов по уменьшению ядерных угроз в краткосрочном и среднесрочном планах по мере продвижения мира к уничтожению ядерного оружия, он обещал провести переговоры с Россией о новом договоре по сокращению вооружений и количества боеголовок двух стран. Он сказал, что будет добиваться ратификации сенатом Договора о всеобщем и полном запрещении ядерных испытаний, который Сенат отверг в 1999 году. Он призвал к новому всеобщему договору, который покончил бы с производством расщепляющихся материалов, используемых для изготовления боеголовок. «Если мы серьезно относимся к вопросу о прекращении распространения этих вооружений, – сказал он, – то нам следует положить конец специализированному производству высокообогащенных материалов, необходимых для их создания. Это первый шаг».
Шульц был впечатлен. «Очень мощная речь, – сказал он через несколько месяцев. – Требуется многое сделать, чтобы наполнить ее практическим содержанием и конкретными действиями, однако слова были убедительными и точными и касались ключевых вопросов. То была исключительно хорошая речь, и я написал ему записку, сказав об этом».[618]
Если большая часть речи звучала знакомо для Шульца, Киссинджера, Нанна и Перри, это не было совпадением. «Большая часть из того, что мы взяли в пражскую речь, была из их редакционной обзорной статьи, – вспоминал Сэймор. – Разумеется, это то, что витает в воздухе уже много времени. Повестка дня – контроль над вооружениями – уже прочно установилась».
Когда его попросили охарактеризовать роль, которую сыграли эти люди в разработке администрацией Обамы ядерной политики, Сэймор сказал: «Самая важная вещь состоит в соединении между перспективным видением и практическими шагами, потому что, если просто объявить видение уничтожения ядерного оружия, то это можно оценить как наивное восприятие, и даже опасное. …Самая важная вещь, совершенная четверкой рыцарей, заключалась в закладывании основы стратегии, которая объединяла бы видение долгосрочной перспективы с достижимыми краткосрочными практическими шагами».[619]
Через неделю после пражской речи Шульц, Перри и Нанн подхватили эту тему в Риме на конференции по ядерной угрозе, которую организовали совместно Шульц, Михаил Горбачев и итальянский министр иностранных дел. Встреча стала естественным развитием запланированных мероприятий, которые последовали после публикации первой редакционной обзорной статьи в «Уолл-стрит джорнэл». Италия вскоре принимала ежегодную встречу «восьмерки», и Шульц со своей группой рассчитывали, что итальянское правительство использует свою роль хозяев саммита, чтобы включить вопрос о ядерном оружии в первые пункты повестки дня, когда мировые лидеры соберутся в июле в Л’Аквиле.
Темой римской встречи, состоявшейся в большом конференц-зале министерства иностранных дел, стал вопрос: «Преодоление ядерных опасностей». Выглядело все как на встрече времен холодной войны. Пока участники собирались в первое утро, Шульц, Горбачев и бывший советский министр иностранных дел Александр Бессмертных беседовали в кафе у стойки с кофеваркой, недалеко от Ганса-Дитриха Геншера, бывшего западногерманского министра иностранных дел. Нанн и Перри, бродили по кафетерию, пробуя выпечку.
Шульц приветствовал 70 или около того участников предостережением: «Время играет против нас».[620] Он говорил о необходимости принятия мер, которые «вытащили бы нас из ядерной пропасти», и сказал, что «повестка дня вполне хорошо знакома, и она очень пугает».
Горбачев сетовал на очень медленно идущие перемены в области ядерного оружия. Он сказал присутствующим: «Мы должны признать, что за последние 15 лет ничего фундаментально нового не было достигнуто. Ход сокращения ядерных вооружений замедлился. Механизмы контроля над вооружениями и проверки ослабли. Договор о всеобщем и полном запрете на ядерные испытания не вступил в силу. Количественные показатели ядерного оружия в руках России и Соединенных Штатов по-прежнему далеко превосходят арсеналы других ядерных держав, вместе взятые, что затрудняет их подключение к процессу ядерного разоружения. Режим ядерного нераспространения находится под угрозой».[621]
Несмотря на большую 9-часовую разницу во времени с Калифорнией, Шульц сидел с прямой спиной в кресле на протяжении нескольких часов дискуссии, ни разу не клюнув носом или даже не опустив голову. Нанн умудрился не спать, набравшись сил после занятий в спортзале гостиницы рано утром, где он появился около 6 утра в спортивных шортах и в голубой рубашке к костюму, в котором он был накануне вечером.
После многих часов рассудительных дискуссий в конференц-зале наступил эмоциональный пик конференции, который пришелся на выступление Билла Перри перед присутствующими после обеда, состоявшегося в первый день. Мероприятие проходило в палаццо XVI века «Вилле Мадама», стоящем на склонах горы Монте-Марио великолепном особняке, оформленном Рафаэлем для кардинала Джулиано де Медичи, ставшего позже Папой Климентом VII. Художественным центром виллы является салон, огромный зал со сводчатым потолком, украшенным фресками Джулио Романо, ученика Рафаэля.
Когда обед приближался к завершению и бокалы были вновь наполнены, Перри встал перед простым микрофоном на металлической стойке. Горбачев и Шульц сидели за большим прямоугольным столом напротив него. «Многие из моих коллег спрашивали меня, почему такой старый вояка, как я, вдруг стал заниматься разоружением», – сказал Перри, посмотрев на несколько страниц заметок.[622] Его голос был едва слышен, когда он описывал свою роль специалиста по анализу разведывательных данных во время кубинского ракетного кризиса.
Вспомнив несколько других инцидентов времен холодной войны и свои усилия в области демонтажа ядерных арсеналов в Украине и других бывших советских республиках, он сказал, что понемногу ядерные угрозы уменьшаются. «В то время я считал, что мы значительно продвинулись, имея дело с наследием холодной войны. Но с тех пор усилия в этом направлении приостановились и даже пошли вспять. …Кажется, будто нас несет к небывалой ядерной катастрофе. И я стал считать, что единственным способом, которым мы должны справиться с этой катастрофой, является работа над тем, чтобы покончить с ядерным оружием. Это и есть мой ответ тем, кто интересуется, почему я продолжаю работать в этой области и сегодня.