Наблюдение за домом Шапошниковой ничего не дало.
— Доложите подробней, как было организовано наблюдение, — потребовал Рагузов.
Информация оперативных работников его не удовлетворила.
На оперативное совещание по разработке дальнейших мероприятий пришел начальник отдела внутренних дел полковник Алексей Филиппович Егоров. Богатый опыт борьбы с преступностью помог ему сразу же избрать верное направление поиска.
— Немедленно сообщите адреса получателей посылок оренбургским товарищам. Поставьте перед ними конкретные вопросы, которые нас интересуют.
Полковник пригласил всех присутствующих в свой кабинет, где на одной из стен у него висел подробный план города. У этой карты практически был найден ключ к решению стоявшей перед работниками милиции задачи. Но в то время этого еще не знал никто, в том числе и сам начальник отдела.
Стоя у карты в окружении оперативных работников, Алексей Филиппович высказал свои предложения. Он убедил присутствующих в том, что в посылках спекулянты переправляют либо ситец, краденный с находящейся неподалеку от дома Шапошниковой фабрики, либо шерстяную пряжу, склады отгрузки которой располагались еще ближе.
Начальник отдела предложил обратить внимание прежде всего на эти предприятия, как возможные объекты хищения.
В заключение он приказал Рагузову готовить группу для поездки в Оренбург. Люди туда должны были вылететь, как только поступит ответ от оренбургских коллег.
Должны были, но не вылетели…
На свете много профессий хороших и разных. Много их и в современной милиции. Когда вы встретите человека в милицейской форме, не торопитесь говорить: вон идет милиционер. Сегодня в форменной одежде милиции можно встретить не только юриста, но и педагога, инженера, врача, химика, физика. Но есть в органах внутренних дел среди следователей и профессия на любителя. Это — следователи, специализирующиеся на расследовании уголовных дел о замаскированных хищениях, спекуляции, взятках и т. д.
За дела этого сорта следователи обычно берутся с неохотой, но ведут их с увлечением.
Увлеченность вызывается тем, что расследовать их интересно. Перед тобой противник не из каких-нибудь алкоголиков или алиментщиков. Наоборот, перед тобой хитрый, ловкий, а иногда и довольно образованный человек. С ним идет действительно психологический поединок.
В то же время следователи не любят принимать такие дела к производству. Получил такое дело — прощай нормальная жизнь. Засучивай повыше рукава, успевай поворачиваться от темна до темна. Накладные, счета, пропуска, квитанции и прочие документы, входящие в бумажную империю, так тебя опутают, что едва из них выберешься. А иначе нельзя. Спекулянт, расхититель и взяточник — это не квартирный вор. Его без письменных доказательств не изобличишь. С работниками ОБХСС у меня, как говорится, был полный контакт. Частым гостем в нашем отделении был и Сергей Александрович Рагузов.
Разница в годах не мешала нам поддерживать дружеские отношения. Я был немного в курсе дел и забот подполковника и поэтому не удивился, когда однажды он зашел к нам в кабинет. С ним был незнакомый мне капитан.
— Вот, знакомьтесь, товарищ из Оренбурга, — представил мне его Сергей Александрович.
— Понимаешь, пока мы тут разрабатываем планы, как нам разоблачить не только спекулянтов, но и тех, кто им поставляет похищенный товар, они в Оренбурге уже все сделали. Вот он приехал обыск делать у Шапошниковой.
Оказывается, оренбургские товарищи, получив сообщение от нас, из Серпухова, сопоставили содержавшиеся в нем сведения со своими накопившимися материалами и увидели, что у них появилось недостающее звено. Пять фамилий адресатов — получателей посылок им были известны и без данных серпуховчан. А вот кто их отправлял, они не знали, так как посылки к ним шли не только из Серпухова, но и из других городов: Чехова, Подольска, Москвы и даже Рязани.
У них было все. Не хватало только одного звена. И вот приехала Киселева.
Как только она появилась в городе, ее задержали на квартире у одного из оренбургских адресатов с поличным.
Сначала она не говорила, где брала товар. Но когда в кабинет, где ее допрашивали, стали одну за другой приносить посылки, изъятые из почтовых отделений, спекулянтка поняла, что отрицать свою вину бесполезно.
Капитан из Оренбурга приехал в Серпухов для производства обыска у Шапошниковой. Ее на одном из допросов Киселева назвала как человека, у которого она скупала товар.
Рагузов категорически возражал против этого. Связи Шапошниковой с расхитителями еще не были установлены. Источник хищения и способ его сокрытия неизвестны. Оренбургского капитана его доводы убедили, но он не знал, как поступить с делом. Вести расследование преступления, совершенного в двух городах, расположенных друг от друга на расстоянии в две тысячи километров, дело весьма и весьма сложное. Обстановка складывалась так, что следствие было целесообразнее сосредоточить в одних руках. Более того, этими руками могли быть только наши: Шапошникова-то живет в Серпухове.
Я понял, что этим придется заниматься мне. Из всех следователей отделения в это время я был меньше всех загружен. К тому же дело было моего профиля. Именно поэтому Сергей Александрович и привел капитана сразу ко мне.
Оренбургские товарищи поработали неплохо. Киселева ими была изобличена, вина ее доказана. Но в полном ли объеме? Над этим вопросом еще следовало думать и работать. Тем более, что преступная деятельность Шапошниковой и стоявших за ней хапуг и расхитителей оставалась неподнятой целиной.
Составив подробный план дальнейшего расследования дела, мы с Николаем Завалием вылетели в Оренбург. В Серпухове группу по установлению источника хищения и лиц, его совершающих, возглавил Сергей Александрович Рагузов.
В Оренбурге мы пробыли неделю. Киселева подтвердила и нам, что состояла в преступной связи с Шапошниковой. Но кто и откуда ей поставлял товар, не знает. Она расчеты производила только с Шапошниковой. Мы верили ей и не верили.
В то время мы еще не знали, что Киселева вспомнила рассказ своей воронежской подружки и характеристику, данную Раисе: «Женщина твердая, оборотистая. Никогда не выдаст». Она рассчитывала, что Раиса от знакомства с ней откажется. А так как милицией Серпухова элемент внезапности был упущен, Шапошникова успела замести следы. Доказать ее вину будет нечем.
Назвав Шапошникову своей сообщницей, Киселева надеялась заставить следователя поверить в ее искренность. Если это удастся, следователь не станет, мол, разбираться в остальных ее преступлениях, ограничится тем, что есть, при определении меры наказания суд учитывает и сумму материального ущерба, размах преступной деятельности виновного.
Но в то время мы замысла Киселевой еще не знали. Настораживало в ее показаниях то, что-уж очень охотно и подробно рассказывала она о последних двух-трех месяцах своей жизни, но очень осторожно отвечала на вопросы, касающиеся более отдаленного прошлого.
Наше недоверие еще больше окрепло после мимолетного разговора с Анной Алексеевной в оренбургской тюрьме перед тем, как отправить ее в Серпухов.
Прощаясь, я спросил Киселеву, где ее справка об освобождении из мест заключения.
— В трудовой книжке, — ответила она.
— А разве вы когда-нибудь работали?
— Да, целых семь месяцев на одном предприятии да потом еще одиннадцать на другом. И все это записано в трудовой книжке. (Преступница уже готовила для себя смягчающие вину обстоятельства.)
— Так где же эта книжка? Предъявите ее нам, — вмешался в разговор Завалий.
Киселева хотела что-то сказать, но как-то сразу стушевалась и промолчала.
Мы переглянулись. Нам стало ясно, что книжку надо искать у Шапошниковой. Киселева поняла, что, если мы найдем книжку, Раисе будет трудно отрицать знакомство и преступную связь с ней. А это в ее планы не входило.
Мы знали, что за товар переправляла в Оренбург Киселева. Им оказалась самая обыкновенная хлопчатобумажная пряжа.
В Серпухове мы как-то не до конца осмыслили сообщение об этом, полученное от оренбургского капитана. Когда же своими глазами увидели содержимое посылок, нас с Завалием охватило разочарование. Мы предполагали все что угодно, но чтобы из Серпухова в Оренбург пересылать пряжу, не шерстяную, не мохер, а обыкновенную хлопчатобумажную… Это сразу и в голове-то не укладывалось. Хлопчатобумажную пряжу за многие годы никто не пытался похищать.
Уже по пути домой мы с Завалием стали делать прикидку: кто, из какого склада или цеха мог совершить хищение пряжи. При осмотре самой пряжи мы ничего узнать не могли, так как в посылках она находилась в двухсотграммовых мотках, намотанных кустарным способом. Одна-две бобины, находившиеся внутри посылок, картонных патронов не имели. Патроны были выбиты.
Дома нас ждали приятные новости. Было установлено, что к Шапошниковой частенько заходят молодые парни со свертками, что всего их пять человек и работают они на перевалочном складе Занарской хлопчатобумажной фабрики.
Дом Раисы Шапошниковой находился недалеко от железнодорожной товарной станции. Сюда подавались под разгрузку вагоны с сырьем, поступающим в адрес фабрики. Отсюда же отгружалась готовая продукция. Занарская фабрика имела здесь свой склад.
Готовая пряжа в бобинах и початках на фабрике укладывалась в фанерные ящики, которые затем перевозились на этот склад. По мере ее накопления делали заявку на вагоны, а когда они подавались, ящики грузили и пряжа отправлялась потребителям.
Грузчики этого склада, систематически посещавшие дом Шапошниковой со свертками, и были взяты на заметку как возможные похитители пряжи.
Проверили, были ли претензии в адрес серпуховской фабрики от фабрик-потребителей на недостачу ящиков в вагонах. Претензий не оказалось.
Может быть, на склад завозились неучтенные ящики? Пропуска, накладные, показания работников пропускной системы, экспедиторов и шоферов дали исчерпывающий ответ и на этот вопрос. Ни одного факта попытки вывезти с территории фабрики хотя бы один ящик с пряжей не было. Объективных доказательств того, что пряжа похищается именно грузчиками склада и что именно ее они носят в свертках к Шапошниковой, у нас не было. А доказательства эти были крайне необходимы.