— Вот он перед вами. Отбыл за хулиганство наказание, да, видно, не впрок оно ему пошло. Ваших сыновей мутит. Пьянки да гулянки. Давайте решать, что с ним делать.
Что тут началось! Особенно горячились матери. Как пришел Беспятов, парни совсем от рук отбились. Вино стали пить.
— Выселять его надо из деревни!
Собрание уже совсем склонилось к этому решению. Виновник сидит ни жив ни мертв.
«А ведь могут и выселить, — подумал Сучков. — Будет ли это ему на пользу? Среди чужих людей кому он будет нужен? Пропадет».
Попросил слова:
— Может быть, поверим ему в последний раз, с таким условием, чтобы он завтра же устраивался на работу?
На том и порешили.
На следующее утро Николай Васильевич, подходя к отделению милиции, увидел своего незадачливого тезку, ожидающего участкового.
— Ну что, выпороли вчера немножко? Стыдно? Давай торопись с работой. Все дурное — от безделья. В колонии какую специальность получил?
— Слесарил там.
— Ну что ж, можно слесарем в совхозные мастерские. — Увидев, что парень мнется, спросил: — Не хочешь?
— Николай Васильевич, знают там, что я сидел. Стыдно. Ведь я и пил-то из-за этого. Разве я хуже других? Работать хочу, чтобы уважали меня… В колонии я многое понял.
Николай Васильевич с интересом посмотрел на Беспятова. А ведь парень не потерянный. Будет из него человек. Надо только помочь ему.
— А на механизатора широкого профиля хочешь учиться?
— Конечно!
Николай Васильевич набрал номер телефона:
— Соедините, пожалуйста, с директором совхоза. Петр Иванович? Это Сучков. Вспомнил я тут вашу просьбу насчет кандидатуры в училище механизации. Есть у меня такой человек. Вполне подходящий. Сейчас он будет у тебя…
Майор милиции заезжает иногда в этот совхоз. Однажды в центральной усадьбе остановился у доски Почета. С фотографии на него глядело знакомое лицо с озорным прищуром глаз. «Добро, не ошибся в человеке. Крепко стоит на ногах», — с удовлетворением подумал участковый инспектор.
Б. Соколов,майор милицииЗАБОТЫ МАЙОРА ТРОФИМОВА
Утром, по дороге на службу, майор милиции Трофимов любил поразмышлять, в деталях представить предстоящий рабочий день. Сегодня он был под впечатлением вчерашнего письма из мест заключения. Оно вернуло его в прошлое.
…Еще на школьной скамье Андриан Трофимов мечтал поступить в педагогический институт. Но мечте не суждено было сбыться. Вместо института он пошел в военкомат, оттуда — на фронт. И после войны учиться не пришлось. В горкоме партии сказали, что такие, как он, нужны в органах милиции. Человек решительный, волевой и в то же время увлекающийся, он не любил половинчатости, с головой ушел в интересную работу уголовного розыска. И вскоре понял, что здесь тоже нужно быть педагогом.
По роду своей службы ему приходилось сталкиваться с людьми, в воспитании которых когда-то был допущен просчет.
Если молодому деревцу что-то мешает, оно начинает расти вкривь. Не приди ему вовремя на помощь, может совсем погибнуть. Кем-то вроде садовника чувствовал себя Андриан Николаевич Трофимов. Сколько ребят прошло через его руки! Почти все сейчас уважаемые люди. При встрече почтительно здороваются с майором милиции:
— Если бы не вы, Андриан Николаевич!..
Но бывало, что эту фразу несколько переиначивали: «Если бы вы раньше за меня взялись».
«Не понимаю я безусых юнцов, которые бездумно прожигают лучшие годы в попойках, карточной игре, — размышлял старший инспектор. — Ни мечты, ни цели. А причина одна: плохое воспитание в семье, на производстве, отсутствие умного руководителя. Но, с другой стороны, парням по 17—18 лет. Сами должны понимать, что к чему. Правда, некоторые начинают соображать, да поздно. Такого накуролесят, что…»
До слуха майора откуда-то из-за глухого забора донеслось:
— Деньги на бочку, проиграл — плати.
В ответ юношеский извиняющийся басок:
— У меня сейчас нету.
Снова назидательный злой голос:
— «У меня нету»… Тогда нечего было садиться!
Трофимов поискал глазами калитку, нашел, с силой распахнул. Под молодыми тополями, за фанерным столиком сидели трое великовозрастных парней. Позади них стоял подросток. «Да никак это Колька Логин? Значит, его тут обчищают?»
Первым заметил работника милиции парень с нависшим чубом. Он сгреб карты и быстро сунул под стол. «Еще один старый знакомый», — майор милиции узнал в чубатом недавно вернувшегося из мест заключения Николая Кобелева. Кобелев как ни в чем не бывало обратился к сидящим напротив:
— Ну вот, ребятки, покурили и на работу пора. И ты, Коля, иди, да не забудь, о чем я тебя просил.
Парни поднялись.
— А вот и товарищ майор за нами пришел. Заботится, как бы мы на работу не опоздали, — с ухмылкой проговорил Кобелев.
— Развеселый ты человек, Кобелев, — в тон ему ответил Трофимов. — Легко живется с таким характером.
— Это точно, легко. А потому, что совесть моя чиста.
— Даже после того, как ты обобрал этого пацана? — Андриан Николаевич кивнул на Логина. И, не дав опомниться Кобелеву, быстро приказал: — А ну, достань карты!
— Это какие?
— Те, что под столом спрятал.
Кобелев с недоумением обратился к дружкам:
— Ребятки, а разве у меня были карты и я их спрятал?
«Ребятки» дружно протянули:
— Не-ет.
— Ну вот видите, — развел руками Кобелев, — А впрочем, надо посмотреть. Вдруг действительно там карты?
Он нагнулся.
Андриану Николаевичу надоело смотреть на эту комедию. Сдвинув брови, он сурово произнес:
— Не советую валять дурака, Кобелев. Предупреждаю тебя: если замечу еще раз за картами, оштрафую. Идите! А ты, Николай, — сказал Трофимов Логину, — останься!
Парни ушли.
— Садись, — предложил старший инспектор.
— Ничего, постоим.
— Ну-ну, — Трофимов окинул глазами Колю Логина.
Это был не по годам развитый подросток. Крупные руки, широкие плечи, высокий.
— Значит, сколько же ты проиграл?
— Да мы не играли, просто так сидели.
Коля Логин врал, не моргнув глазом, выгораживал своих приятелей.
— И когда ты должен принести деньги? — словно не слыша его, продолжал спрашивать майор.
Колю словно подменили. Побагровев, он от обороны перешел в наступление:
— Я зарабатываю. Хозяин своим деньгам. Что хочу, то и делаю.
— Хозяин? Давай посчитаем, кто хозяин. Сколько тебе лет, Николай? Так, семнадцатый год. А «зарабатываешь» ты, если не ошибаюсь, не больше пяти месяцев. Зарплата у тебя, поскольку ты ученик, 30—35 рублей в месяц. Итого ты в своей жизни своим трудом заработал от силы 150 рублей. А за шестнадцать лет родители и государство израсходовали на тебя… На́ ручку, садись подсчитывай!
— Они обязаны.
— А ты что обязан? Или твоя обязанность только в том, чтобы ложкой за столом работать?
Логин провел ребром ладони по горлу:
— Мне ваши нравоучения вот так! Надоело, хочу жить, как нравится.
Разговора не получилось.
«Даже слушать не захотел, — с досадой подумал майор милиции. — А ведь перед тем же Кобелевым уши развесит, не оторвешь. Возле Кобелева всегда какой-нибудь пацан. Надо отдать должное, язык у него подвешен хорошо».
Бывший уголовник действительно знал много «историй». Угощал пацанов папиросами, пивом, в картишки поигрывал. На их же деньги угощал. Неладно получалось. Ребята зеленые, в голове хлама полно. Надо было вырвать их из-под влияния Кобелева.
В отделе внутренних дел Трофимов вновь перечитал вчерашнее письмо. Из исправительно-трудовой колонии от Анатолия Губаря, которого полтора года назад осудили за разбой.
«Здравствуйте, гражданин старший следователь из города Жуковский Трофимов Андрей Николаевич! («Сколько я с ним провозился, а он даже должность мою и имя позабыл», — поморщился Трофимов.) Пишет вам хорошо знакомый Губарь Анатолий Иванович…»
Действительно хорошо знакомый. Всякий раз, когда на участке случалось ЧП, Трофимов вспоминал Губаря: не его ли рук дело? Кто мог увезти чужой велосипед? Губарь. Кто способен проверить карманы пьяного? Он же. Кто может устроить поножовщину? Опять Губарь!
Андриан Николаевич и по-хорошему и по-плохому уговаривал парня взяться за ум:
— Еще не поздно. Ведь ты же хотел поступить в авиационное училище. Иди учись. Нельзя жить без мечты. Ты плохо кончишь. Пожалеешь, да будет поздно.
А Губарь только усмехался. Нагло глядел на работника милиции и говорил:
— Я еще несовершеннолетний. А чтобы отправить меня в колонию, надо сначала доказать, что именно я обчистил того пьянчужку.
И вот сейчас иные речи:
«Я многое обдумал и осознал за эти полтора года. Так жить, как жил я, нельзя. Возьмите мой любой день, прожитый на свободе, он, как вся моя жизнь, прожит впустую… Сколько раз вы сильно меня ругали. Ваши слова я пропускал мимо ушей. Считал себя самым умным. А делал одну глупость за другой. Даже на суде я был уверен, что меня не посадят, во всяком случае, не осудят так строго. Но теперь, в колонии усиленного режима, я часто вспоминаю те разговоры. Боже мой, какой же я был осел! Вы заставляли меня учиться на летчика. Вы, работник милиции, который, по идее, должен презирать таких, как я. А вы переживали за меня и на суде. Надеялись, что так строго меня не осудят. А сколько других хлопот и волнений доставил я вам! Винить, кроме себя, мне некого. Вот если бы можно было начать жизнь снова. Я бы этих поступков не сделал.
Андрей Николаевич, а сейчас я у вас спрошу, как там дела на свободе? Много ли еще осталось таких хулиганов, каким был я? Я вас прошу, будьте с ними построже. Можете почитать некоторым мое письмо. Для них это будет уроком.
Трофимов решил обязательно показать письмо Коле Логину. Пусть призадумается. Он, кажется, знал Губаря.
Но так случилось, что старший инспектор уголовного розыска Трофимов не смог быстро увидеть своего подопечного.