Теперь оставался недопрошенным один Хлыстов. Как он поведет себя?
Небольшой, тихий городок Славута в Хмельницкой области встретил Баварского и одного из авторов этих строк мелким холодным дождем.
Обыск у матери Хлыстова решили произвести утром. Она жила в центре городка в четырехэтажном доме. Когда Баварский и следователь представились ей, она всплеснула руками, заплакала, повторяя:
— Это не очень серьезно? Скажите, ничего страшного?
Обыск ничего существенного не дал: ни икон, никаких других вещей после квартирных краж Хлыстов к матери не привозил. Однако во время обыска удалось обнаружить письмо, в котором Хлыстов предупреждал мать о том, как она должна отвечать на вопрос работников милиции, где он находился 26 июля 1971 года — именно тогда была совершена одна из краж икон и других предметов культа.
«Ты, мама, не волнуйся, — писал он. — Тут на меня наговаривают всякую ерунду. Если тебя спросят, скажи, что 26 июля я приезжал домой».
На допросе Хлыстов манерничал, тщательно подбирал слова, отвечал на вопросы снисходительно.
Когда следователь предложил ему рассказать о совершенных преступлениях, Хлыстов заявил:
— Если мне память не изменяет, закон предоставляет право обвиняемому не давать никаких показаний. Так вот разрешите мне воспользоваться этим правом.
Хлыстов выпрямился на стуле, скрестил руки на груди и принялся смотреть в окно.
— Что ж, память вам не изменяет, — в тон ему сказал Потехин, — однако мне все-таки хотелось бы услышать от вас, где вы находились 26 июля 1971 года.
— Дома… в Славуте, — игра в молчанку пока у Хлыстова не выходила. — Можете проверить.
— А мы уже проверили.
— То есть?
— Вместо вас дома было вот это, — Потехин показал Хлыстову письмо.
— Что здесь такого? Я действительно послал письмо, но никаких показаний по этому поводу давать не намерен.
— Коган, Евтюшин, Каргополов и Киселев, с которыми мы вам проведем очные ставки, оказались гораздо благоразумнее, — сказал следователь. — Кроме того, мы уже имеем показания сбытчиков, получавших от вас произведения древнерусского искусства. По делу изъяты многочисленные вещественные доказательства. Есть и свидетели вашей преступной деятельности. Так что вы ведете себя, по меньшей мере, неразумно. Ваши сообщники дружно заявляют, что организатором всех преступлений, совершенных вашей группой, являетесь именно вы, Валерий Иванович.
— Ну, конечно, конечно! Где уж с их серым веществом организовать что-нибудь стоящее, — заявил Хлыстов.
Следствием было установлено, что, возвратившись из мест лишения свободы и будучи исключенным из института, Хлыстов стал искать путей к легкой наживе. У него давно созрел план хищения произведений древнерусского искусства, которым он еще в местах лишения свободы поделился с Коганом и Евтюшиным.
— Зачем лезть в магазины или красть какие-то вещички? В магазинах милиция теперь ставит сигнализацию. Сгоришь сразу. Вещички тоже не вдруг продашь. На них немного охотников. А на произведения древнерусского искусства сейчас большой спрос. Конечно, тут есть один пробел: никто из нас не силен в этом самом искусстве. Я освобождаюсь раньше вас и восполню этот пробел.
Пока Коган и Евтюшин продолжали отбывать наказание, Хлыстов регулярно посещал лекции по древнерусскому искусству в Третьяковской галерее и прочитал несколько книг.
Буквально в первый же день после возвращения Когана Хлыстов наведался к нему, и они договорились заняться «маклями» (кражами и продажей) произведений древнерусского искусства.
Перед каждой кражей Хлыстов, чаще всего в одиночку, производил рекогносцировку. Он заходил в церковь, представлялся то бедным семинаристом, то поклонником старых художников, завязывал непринужденные беседы со священнослужителями и неизменно производил на них впечатление своими познаниями в иконописи. Один из настоятелей был им так очарован и настолько расчувствовался, что оказал Хлыстову вспомоществование в размере пятидесяти рублей.
После глубокой разведки Хлыстов разрабатывал план кражи. Сбывать краденое он не доверял никому. Ни Когана, ни Евтюшина, ни Киселева он никогда не знакомил с перекупщиками. Никто из них не имел ни малейшего представления о том, сколько денег получал Хлыстов за «макли». Истинную сумму он обычно существенно занижал, считая обман своих сообщников в порядке вещей.
К предложению Когана иногда переключаться на квартирные кражи Хлыстов отнесся скептически, полагая, что они не только не запутают работников уголовного розыска, но как раз облегчат задачу поиска и разоблачения преступников. И в принципе он не ошибся.
Только покинув зал суда, Потехин и Баварский почувствовали, какого напряжения стоило им распутывание этого дела. Однако у них и мысли не мелькнуло об отдыхе; предстояла новая работа.
В. Таранченков,лейтенант милицииПРИ ИСПОЛНЕНИИ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ…
Они не думали о подвиге, о том, что когда-нибудь их имена высекут в граните. Они просто работали изо дня в день. И ушли в бессмертие, немного оставив потомкам сведений о себе. Их боевые товарищи покидают посты — годы берут свое.
Но и за далью десятилетий не померкнет светлая память о скромных и незаметных тружениках подмосковной милиции, героях суровых лет.
…Студеным февральским вечером более двадцати лет назад погиб на посту человек. Пуля, оставив свой рваный след на партийном билете, пронзила его сердце. Человек хранил партбилет у сердца, человек берег его, не расставался с ним никогда. Студеным февральским вечером 1950 года погиб на посту работник милиции коммунист Андрей Петрович Кочкин.
…Весь день мело. Зима словно спохватилась, наверстывала упущенное. Снег заносил дома, палисадники, заметал тропинки. Часам к пяти метель улеглась, бисером рассыпались по небу звезды.
На остановке ни души. Василий Гаврилович Филин, участковый Краснооктябрьского отделения Химкинского отдела милиции, не впервые шел на ночное дежурство. И все-таки в душе он чуточку завидовал тем, кто был сейчас в тепле.
Автобус проюзил по отполированной обочине и со скрипом раскрыл заиндевевшие двери. Среди нескольких пассажиров Филин увидел своего сослуживца — старшего инспектора розыска Андрея Петровича Кочкина. Они встретились еще утром в отделе и поэтому до Никольского кирпичного завода доехали почти молча.
Филин хорошо знал, чем живут люди, какие у них заботы, тревоги. Не занимать было опыта и Кочкину. Андрей Петрович уверенно шел по полузанесенной дороге, лишь изредка обмениваясь короткими фразами с товарищем. Десяток-другой метров, и вот уже в ногах заметались слабые тени: навстречу с трудом пробивался мутный свет от единственного в округе фонаря у магазина.
— Слышь, Филин, шумят что-то. Зайдем, — не оборачиваясь, сказал Кочкин.
— Товарищи милиционеры, — обратился шофер, — вот эти говорят, будто они из милиции, в магазин им надо…
Кочкин обошел толпу, остановился. Филин встал напротив. Василий Гаврилович сразу приметил незнакомцев. На том, что повыше, было кожаное пальто, на голове серая каракулевая шапка. Справа вертелся невысокий, в очках. А вот третьего, к которому подошел Кочкин, не разглядел, не успел…
Работники милиции Москвы и Химок нередко бывали на участках друг друга. Поэтому Кочкин с Филиным не нашли ничего подозрительного в том, что неизвестные назвались милиционерами. Но все же Кочкин сказал:
— Предъявите ваши документы.
— Документы? Документы — пожалуйста, — говоривший не торопясь полез во внутренний карман пальто. Вдруг он рывком выдернул руку: короткая вспышка, и воздух разорвал выстрел.
В ту же секунду два бандита скрылись в темноте. Третий, сбив с ног Филина, бросился в противоположную сторону. Не успел Филин подняться, как пули вновь прижали его к земле. В несколько прыжков он все же добежал до магазина, за которым исчез преступник. Ночь, непроглядная ночь растворила на глазах и так еле мелькнувшую в поле темную точку.
Выстрел за выстрелом загремели вслед — первый, второй, третий… Сухой щелчок — все, восьмого не будет. Ушел…
А в голове стучит: «Что же с Кочкиным? Как он там? Скорей к нему!»
Кочкин лежал на снегу, зажав рукой рану на груди…
…Управление внутренних дел. Чеканная строка на светло-сером граните:
«Кочкин Андрей Петрович. Капитан милиции, инспектор уголовного розыска Химкинского отдела милиции». И — «Вечная память погибшим при исполнении служебных обязанностей».
Сергея Михайловича Расторгуева только что поздравили с высокой правительственной наградой. Он смущенно поправил на кителе орден Трудового Красного Знамени. На минуту задержался у мемориальной доски с именами павших на боевом посту сотрудников серпуховской милиции. Склонил седую голову… Тихо сказал своему юному спутнику:
— Это и его награда. Учителя моего — Кузьмы Васильевича Сотникова… После войны шла тяжелая борьба с бандитизмом. И теряли мы в той борьбе своих товарищей…
…Сорок шестой год прошел нерадостно. В магазинах по-прежнему были очереди, рынки кишели спекулянтами. Кое-где «пошаливали» вооруженные бандиты. В это трудное время уголовный розыск возглавил коммунист Кузьма Васильевич Сотников, тогда же пришли сюда Расторгуев, Курочкин…
Той поздней ночью так и остался нетронутым скромный новогодний ужин семьи Сотниковых. Уставший за день напряженной работы начальник угрозыска собрал все силы, чтобы на Вокзальной улице задержать подозрительного прохожего. А едва рассвело, постучал в кабинет дежурный: прошедшей ночью ограблен продовольственный склад райпотребсоюза. В отделе уже находился доставленный Сотниковым один из организаторов грабежа.
Сотников никогда не ошибался в человеке. Преступника, пусть и хитрого, замаскировавшегося, он распознавал по ему одному известным признакам.