– А я думал – мы с тобой ровесники.
– Конечно, – рассмеялся Павел, обнажив безукоризненно белые зубы. Интересно, во сколько они ему обошлись? – Но я действительно не думаю, что в прошлом мы чем-то отличались. Та же музыкальная школа, та же тяга к бессмысленным приключениям…
– Да музыкальная школа, – продолжил я. – Тогда это считалось правилом хорошего тона. И не только у интеллигенции. Практически, дворянское образование. Только, в отличии от последнего, – доступное каждому. Не в дворцах, конечно, а в стандартных «коробках», но все же – каждому… Да, все учились музыке, писали стихи, рисовали и фотографировали. Скажи, ты знаешь кого-то, кто сегодня пишет стихи?
– А кто тебе сказал, что таких должно быть много? – вопросом на вопрос ответил Павел. И, ехидно прищурившись, посмотрел на меня. – Музыкантов и поэтов должны быть единицы. Остальные должны просто учиться жить.
– Вернее, выживать, – поправил я его.
– Пусть так. Уметь выживать – уже немало… Но я, действительно, был похож на тебя. Но в отличии от тебя не цепляюсь за прошлое. А довольствуюсь настоящим… Такие же, как ты, просто остановились в своем развитии. Притормозили на каком-то этапе. И то ли из-за упрямства, то ли еще почему-то ничего не делаете, даже не пытаетесь. Ни шагу вперед.
– Я думал, что развитие – нечто больше, чем материальное благополучие. И потом, кто тебе сказал, что вы движетесь не в обратную сторону?
– Это подсказывает всего лишь опыт мировой цивилизации. В отличие от тебя я кое-где побывал и знаю реальное положение дел… Ну, хорошо, не будем брать Америку, подозреваю, она у тебя не в почете. Но вот недавно я имел счастье посетить нейтральную Швецию, присутствовал на одном приеме. Знаешь, какие беседы они ведут после пары рюмок? До сих пор с раздражением вспоминают, как Петр Первый побил их под Полтавой! Представляешь! После Полтавской битвы у них ничего значительного не произошло! Вот истинная цивилизация! Сколько поколений сменилось. Они жили, рожали детей, работали, любили, умирали, строили города, и изобретали. Но практически их последний исторический стресс – Полтава. Почти три века назад! Разве не прекрасно?! Три века – как один год! Когда у нас один год – как три века… Какая – в таком случае – страна более богатая и развитая?
– Наша, конечно, – уверенно заключил я. – Конечно, наша. Думаю, что тебе хватит пальцев двух рук, чтобы пересчитать всех их великих и известных всему миру людей… Но, впрочем, это бессмысленный спор. У нас с тобой разные и истории, и культуры, впрочем, как правильно заметил один мой товарищ, и разные Родины. Хотя подозреваю, ты вообще живешь без таковой. Вот поэтому ты сматываешься отсюда, а я остаюсь. Лешик Кумов все-таки прав – корабль перестает тонуть только в одном случае.
И я решительным шагом направился к выходу. И на пороге столкнулся с Майей. Она даже вскрикнула от неожиданности.
– Ты, – пролепетала она. – Ты…
Она стояла передо мной, такая растерянная и беспомощная, полностью принадлежавшая мне, что все сомнения вдребезги разбились прямо на пороге. Едва она появилась. Котик, которого она держала за руку вырвался и, не поздоровавшись, выбежал на улицу. Похоже, он на меня очень разозлился. Впрочем, было за что. Павел тут же отвел меня в сторону.
– Кирилл, и все же подумай. С тонущего корабля не всегда бегут из-за трусости. Иногда и за помощью… Подумай. Ты ничего не сможешь ей дать. Я тоже ничего не смог ей дать. Но в отличие от тебя я могу ей помочь. Что гораздо важнее.
Сказал и ушел в другую комнату. Но я не придал никакого значения его словам. В этот миг мне хотелось лишь одного. Схватить Майю в охапку и унести прочь из этого дома, где она никогда не была счастливой. И не могла быть. Мне казалось, что счастье мог дать ей только я. И я уже придумывал красивые фразы и веские доводы, чтобы убедить ее остаться со мной. Но ничего путного, как часто бывает в решающие моменты, придумать не мог.
А Майя неожиданно просто сказала.
– Как ты решишь – так и будет.
Как я решу… Действительно, как все просто. Тем более я давно все решил. Но только после этих обычных слов я вдруг ясно осознал, какая ответственность взваливается на мои плечи. А я давно уже не решал за других и, наверное, разучился это делать. Мое одиночество приучило отвечать лишь за себя. Поэтому, глядя в раскосые глаза Майи, в которых застыл и вопрос, и просьба о помощи, я вдруг наконец-то отчетливо понял последние слова Павла… За нас уже давно все решила судьба.
– Ты должна уехать, Майя. И как бы мне не было больно… Ты должна уехать, девочка моя, – твердо сказал я. – Это единственно правильное решение. Выбора нет.
Она вздрогнула и слегка от меня отшатнулась.
– Единственное, – прошептала она. – Решение не бывает единственным. Только – окончательным. Как диагноз.
– Иногда бывает. И ты сама знаешь. К тому же… Когда все наладится, ты всегда можешь вернуться.
– Зачем ты врешь?! Зачем?! Ты же знаешь, я никогда не вернусь!
Я крепко прижал ее к своей груди. Я это знал, но что еще мог сказать.
– Только там… Поверь мне, только там тебе смогут помочь.
– О Боже! Откуда тебе знать?! Это никому не дано знать! И почему ты решил, что помощь – обязательно в медикаментах и капельницах?!
К сожалению, я не мог предложить ей и этого. Я ей вообще ничего не мог предложить. Кроме любви.
– Уходи, Кирилл, я все поняла. Ты просто меня не любишь.
– Я не знаю… Пусть будет так.
Я слишком сильно ее любил и понимал, что такое расставание лучше всего. Так легче пережить утрату и боль. Я не хотел оставлять ей шанса, как когда-то мне его оставила моя бывшая жена Лерка. И хотя мне было тошно от своего благородства, я решительным шагом направился к выходу, ни разу не обернувшись. И осторожно прикрыл за собой дверь. Оставив Майю в холодном и равнодушном мире, который мог дать ей все. Может быть, даже саму жизнь. Кроме самого простого – любви.
Во дворе я заметил Котика. Он кормил своего нахального пса.
– Котик, – я осторожно позвал мальчика.
Сталлоне грозно зарычал, но вновь вцепился клыками в кость, которая была для него все же реальнее меня.
– Котик!
Мальчик исподлобья взглянул на меня и вновь сделал вид, что занят этим чудовищем.
– Пожалуйста, подойди на минутку.
Он нехотя поднялся с коленок и, опустив голову, приблизился ко мне. Я понятия не имел, что ему сказать и как оправдаться, если кругом был виноват сам.
– Котик, послушай меня. Все не так, как ты думаешь. И вообще… Черт побери, все так сложно. Я сам ни черта не понимаю и мне самому ужасно плохо. Поверь, Котик.
– Я знаю, – мальчик по-прежнему смотрел вниз.
– Но… Пожалуйста, поверь, я не такой уж и плохой парень.
– Я знаю.
– А больше ничего знать и не надо. В жизни все и так путано – перепутано. И ошибки мы совершаем гораздо чаще, чем подвиги. Но иногда эти ошибки – от сердца. Что, может, их частично и оправдывает. Я лишь хочу, чтобы ты на меня не держал зла. Ну, если только чуть-чуть.
Котик наконец поднял голову. Его взгляд был совсем взрослым и очень-очень грустным.
– Я хочу только одного. Чтобы мама всегда была со мной. Хотя нет, – он помотал головой. – Со мной или без меня, но главное – чтобы была.
– Она всегда будет. Я точно знаю. Потому что мамы никогда и никуда не уходят, пока есть мы. И ты в это верь. И я в это верю… Ну, держись, дружище. Там, за океаном, помни, что у тебя есть дом. И он лучше всех остальных на земле.
Я протянул руку мальчику. Он крепко пожал ее в ответ.
На станции я неожиданно встретил аптекаршу. Которая когда-то первой радостно сообщила мне о болезни Майи. Она была разодета в песцовую шубу, хотя морозами и не пахло. Видно, недавно ее прикупила и искренне жалела, что зима никак не наступит. Неужели, аптекарши так солидно зарабатывают? Или богатенькие владельцы коттеджей здесь частенько болеют?.. Вещи смазливой куколки грузил в машину какой-то лохматый парень.
– И куда вы так поспешно бежите, милая? – поинтересовался я.
Она непонимающе скользнула по мне взглядом, сразу и не узнав. Ее напыщенное личико исказила презрительная ухмылка.
– Подальше от мерзкой зимы.
– А что, на пляже в нынешнем сезоне модны песцовые шубки?
Она не поняла.
– А еще я бегу подальше от таких типов, как ты.
– И чем я вас не устраиваю?
– Мне Павлик сказал, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
– Конечно, не тот, я гораздо лучше. К тому же – шпион. А что, с Павликом у вас часто случаются такие доверительные беседы?
– Надеюсь, скоро они будут гораздо чаще, – радостно пискнула она. – Но только не здесь. Здесь климат не располагает.
– Верно. Кстати, самое эффективное средство против тараканов – мороз.
Она непонимающе захлопала приклеенными ресничками. А я вскочил в электричку, помахав на прощанье рукой. Пожалуй, если такими темпами они будут бежать, кораблю остается все больше и больше шансов выплыть.
Домой я вернулся раздавленным и опустошенным. Так и не успев привыкнуть к мысли, что не один. Оставалось либо утопиться, либо утопить свое безграничное отчаяние в вине. Но ни один из этих вариантов мне реализовать не пришлось. Уже у подъезда я услышал как меня протяжно зовут. Я поднял голову и увидел, что кто-то машет мне из окна квартиры покойной Анны Гавриловны. В одном я был уверен – это не она.
– Кира! Пожалуйста! Ну, на минутку поднимись ко мне!
Это был хриплый голос Сандры. И я решил до конца испоганить себе настроение. Это был хоть какой выход отчаянию. Куда лучше возвращению в пустой дом, где никого не было и где могла бы быть Майя.
Дверь у Сандры была приоткрыта. И я вошел без звонка. Она сидела посреди комнаты на каком-то старом перевернутом тазу и курила. В комнате сильно пахло спиртным. Сандра была вся в черном, с вспухшими от слез глазами. Возле нее стояла початая бутылка виски и пепельница, переполненная окурками.
– А, ты, – прохрипела она. – Хочешь?
Она кивнула на виски.