Когда Артем в 1904 году приехал в Харьков, там не было большевистской организации. Он сыграл большую роль в ее создании, руководствуясь указаниями В. И. Ленина. Начал Артем с молодежи. Рабочий Бондаренко свидетельствовал: «Артем вел среди молодежи работу, не считаясь ни с какими препятствиями, не останавливаясь ни перед какими преградами».
Артем организовал большевистскую группу на паровозостроительном заводе и других предприятиях, пропагандировал идею вооруженного восстания. Полиция и жандармы назначили за его поимку огромную сумму. Рабочий Подлесный, работавший вместе с Артемом, рассказывал: «За Артемом охотилась вся харьковская жандармская и полицейская свора, но поймать его ей не удавалось. Артему было предоставлено достаточно конспиративных квартир, где он работал не покладая рук».
И вот один из эпизодов той поры. В Харькове на так называемой Сабуровой даче находился конспиративный центр большевиков. Там некоторое время скрывался Артем. Подпольный центр обнаружила полиция, и Артему приходилось ютиться на частных квартирах. В те дни в здании земской управы проходили собрания интеллигенции, сочувствовавшей большевикам. Артем решил выступить на собрании. Только он там появился, как пешая и конная полиция оцепила здание. Жандармы знали Артема в лицо, и поимка его казалась неизбежной, вспоминал рабочий Бассалыго. Все выходящие из здания проходили сквозь шеренгу полицейских. Уйти было некуда. Но был на собрании прапорщик, сочувствовавший большевикам. Он поменялся с Артемом платьем, и Артем, надев на голову башлык, прошел через шеренгу козырявших ему жандармов и городовых.
В 1905 году в Харьков приехал Милюков, позднее ставший лидером кадетов, а в феврале семнадцатого года — первым министром иностранных дел Временного правительства. Опытный оратор, приват-доцент Московского университета, Милюков выступил при большом стечении народа. Он утверждал, что главной силой русской революции является крестьянство, а метод революции — террор. Это была речь буржуазного краснобая, который знал, как завлекать массы красноречием и туманными лозунгами.
После Милюкова на импровизированную трибуну поднялся двадцатидвухлетний Артем. Огромная толпа притихла, ждала, что он скажет, как ответит всероссийски известному политику, члену Государственной думы.
Милюков сквозь пенсне рассматривал коренастого парня в рабочей куртке. Спросил, кто таков? Чиновник из канцелярии губернатора, сопровождающий Милюкова, прошептал на ухо:
— Не извольте беспокоиться. Полагаю, местный вожак. Их тут как собак нерезаных развелось.
Что-то, видимо, насторожило Милюкова, возможно, то внимание, с которым встретили Артема. Милюков покосился на чиновника, еще раз смерил Артема взглядом, ожидая, что тот скажет.
Артем волновался, но довольно быстро овладел собой.
В огромном цехе наступила та тишина, которая в мгновение ока может обернуться грозой. Артем повернулся к Милюкову, улыбнулся своей подкупающей улыбкой, спросил:
— Уважаемый профессор, разрешите задать вопрос?
Милюков не ожидал такого поворота, снял пенсне, снова надел, вежливо ответил:
— Прошу вас.
— Вы утверждаете, что крестьяне — главная сила революции.
— Да, конечно. Поскольку Россия преимущественно крестьянская страна. Так или не так?
— Допустим. Но я хочу спросить: кто разрушил Бастилию и отправил на гильотину Людовика? — И, повернувшись к рабочим, пояснил: — Это я про французского царя спрашиваю.
— Видите ли, — начал Милюков, улыбаясь той снисходительной улыбкой, какой ученый муж одаривает незадачливого студента.
— Прошу ответить на вопрос, — прервал Милюкова Артем.
— Извольте. Парижане.
— Парижские крестьяне? — наступал Артем.
— Рабочие, ремесленники, люмпен-пролетарии.
— Вот это верно. Рабочие и ремесленники.
Артем, резко повернувшись к рабочим, запрудившим цех, горячо начал говорить о рабочем классе как ведущей силе революции, о том, что большевики против террора. О том, что крестьяне, о которых здесь говорил господин Милюков, пойдут за рабочим классом. Но не все. Мужик разный есть. У кого амбар каменный, а у кого хата на курьих ножках...
Когда в Харьков пришло известие, что в Стокгольме соберется IV съезд РСДРП и туда надо выделить делегата, решение было принято сразу: послать Артема. Ему только что исполнилось двадцать три года.
Перед отъездом рабочие устроили складчину, купили новое пальто и кепку своему делегату; Артем отрастил усы, чтобы жандармы не узнали, и отправился в дальнюю дорогу.
IV съезд РСДРП открылся в Стокгольме 23 апреля 1906 года по старому стилю. Артем пробирался в Стокгольм через Финляндию и прибыл туда накануне открытия съезда. После Парижа Стокгольм был второй западноевропейской столицей, которую он увидел; устроившись в небольшой гостиничке, снятой для делегатов с съезда, Артем пошел осматривать Северную Венецию с ее бесчисленными озерами и прудами.
На берегу озера Артем издали увидел Ленина. Владимир Ильич приехал в Стокгольм накануне вечером. Ленин шел с близкими друзьями Красиным, Луначарским и Воровским, что-то оживленно рассказывал своим спутникам, потом расхохотался, указывая рукой на озеро, где обычно спокойные лебеди неожиданно подрались: черный, изогнув длинную шею, кинулся на белого лебедя и начал его бить клювом, а тот, величественно взмахнув крыльями, начал делать круги, как бы дразня забияку...
— Драчуны точь-в-точь наши меньшевики, — донеслось до Артема. Он хотел было подойти к Ленину, но решил не мешать беседе.
Съезд обещал быть сложным. Впервые после двухлетнего перерыва обе фракции РСДРП — большевиков и меньшевиков — собрались для совместной работы и восстановления единства партии, но удастся ли это сделать, еще никто не знал. После революции 1905 года и ожесточенных баррикадных боев перед партией возник ряд сложных вопросов: о роли пролетариата в буржуазно-демократической революции, вооруженном восстании и временном революционном правительстве, об отношении к крестьянству. «Искра», находившаяся последние годы в руках меньшевиков, и большевистская газета «Вперед», издававшаяся в эмиграции, вели еще до революции по этим вопросам дискуссию.
На следующее утро после приезда Артема в небольшом зале собрались все сто пятьдесят делегатов, и уже с первых минут он понял, какие предстоят баталии, ибо даже выборы в президиум съезда, в который вошли Ленин, Плеханов и Дан, сопровождались спорами.
Артем не спускал глаз с Ленина. В эти дни Владимиру Ильичу исполнилось тридцать шесть лет. Артему Владимир Ильич представлялся немолодым уже человеком, и он ловил себя на том, что то и дело сравнивал его с Плехановым. Пятидесятилетний Георгий Валентинович выглядел патриархом, это впечатление углублялось еще и подчеркнутым, почти подобострастным отношением его сторонников, которые тучей вились вокруг него. А он, весь погруженный в себя, высказывал в кулуарах и с трибуны съезда мысли, безоговорочно поддерживаемые меньшевистской фракцией.
На второй день съезда вышла неприятность. Меньшевики, игравшие решающую роль в Мандатной комиссии, воспользовались этим и объявили неправомочными несколько большевистских мандатов. Кассировали они и мандат Артема, придравшись к какой-то мелочи.
Артем сначала опешил, потом, накаляясь, сжав на всякий случай кулаки в карманах, подступил к председателю комиссии:
— Вот так да! Тысячи верст проехал, от жандармов скрылся, а вы меня объявляете недействительным. Что же я скажу своим в Харькове?
Председатель Мандатной комиссии был непреклонен:
— Товарищ, вопрос не дискутабелен.
Артем ушел бродить по городу. У пруда, где он позавчера встретил Ленина, сел на скамейку. Вдоль дорожки высокие дородные шведки в длинных платьях катили детские коляски с толстыми розовощекими малышами. Было тихо и скучно.
Воровский нашел Артема на бульваре, увел на заседание, сказал, что большевистская фракция заявила резкий протест и настаивает на утверждении его мандата. Но даже если ничего не выйдет, Артем должен присутствовать на съезде.
Вместе с Вацлавом Вацлавовичем он вошел в зал в тот момент, когда Ленин поднялся на трибуну. Присев на первый попавшийся стул, Артем стал слушать Ленина. Владимир Ильич говорил об уроках революции и нынешнем положении в России, говорил спокойно, увязывая одну мысль с другой, подкрепляя их фактами, аргументами, которые, как плиты, ложились в фундамент, создавая прочную основу доказательства и разрушая доводы противников.
Артем со жгучим интересом слушал речь Ленина, изредка бросая взгляды на Плеханова. Тот, чуть подавшись вперед, приложив ладонь к уху, наблюдал за Лениным, делал заметки, изредка обменивался словами с рядом сидящим Даном, но лицо его оставалось по-прежнему непроницаемым.
Воровский шепнул Артему, что Ленин выступает второй раз и в ближайшие дни произнесет, по поручению большевистской фракции, большую речь о возможности вооруженного восстания. Вечером Артем встретился с Владимиром Ильичем. Ленин расспрашивал о настроениях в Харькове, хотел знать, что там думают о вооруженном восстании, если эта задача окажется неотложной и создадутся благоприятные условия для выступления рабочего класса. Артем сказал, что за Харьковом остановки не будет. На паровозостроительном давно уже к этому готовы. Рассказал и о своем споре с Милюковым.
Артем все дни был на заседаниях. За несколько дней до окончания съезда снова встретился с Лениным в столовке, где обедали делегаты. Владимир Ильич оказался с ним за одним столом, принес из буфета две кружки пива, и весь обед они проговорили о тактике большевиков, о России, о Волге, и чувствовалось, что Ленин очень тоскует по родным местам.
В начале мая съезд закончился. Артем вместе с другими делегатами выехал через финский город Або в Петербург и, не задерживаясь в столице ни одного дня, отправился в Харьков, чтобы отчитаться перед тамошней большевистской организацией.
Весть о возвращении Артема сразу же разнеслась по городу. Вечером на Нетеченской улице в мастерских собрался рабочий народ Харькова, чтобы послушать своего делегата. Артем рассказал о решениях съезда и позиции большевиков по всем вопросам. И конечно, о встречах с Владимиром Ильичем.