Полиция следила за Мирным и Страуяном. В конце февраля 1920 года тот самый портье гостиницы «Наполеон», подозрительно поглядывавший на разбухший портфель Мирного, спросил сердобольным голосом:
— Трудно учиться господину студенту? — и как бы невзначай дотронулся до портфеля: — Что у вас там?
— Не пипай, опасно за живота. Тука бомба! — полушутливо ответил Мирный («Не трогай, опасно для жизни. Тут бомба!»).
Портье криво улыбнулся и отдернул руку. И надо же, чтобы через несколько дней в театре «Одеон», в центре Софии, произошел взрыв и вслед за тем началась полицейская охота за коммунистами. 3 марта 1920 года софийская полиция арестовала Мирного и выслала из столицы в городок Хасково.
Но мог ли он остаться в провинциальной глуши, вдали от Благоева, Димитрова, Коларова, вдали от борьбы! И вдали от Невяны! Через десять дней он бежит из-под надзора полиции и снова в Софии, у Димитра Благоева, у Васила Коларова, вместе с Антоном Ивановым, Христо Кабакчиевым и другими деятелями Болгарской компартии пишет статьи, выступает на диспутах.
В апреле 1920 года Мирный навсегда прощается с Димитром Благоевым. Дядо передает ему приветы в Москву, тепло обнимает. Они уже никогда не увидятся. Васил Коларов вручает партийный мандат на полотне, который Мирный зашивает в подкладку костюма.
Наступает последний день в Софии. Он уже попрощался co всеми друзьями. В этот вечер он будет только с Невяной.
Весна. София в зелени рощ и садов. Они медленно поднимаются на гору Витошу. Внизу, в туманной дымке, будто сказочное видение, распластался город...
— Ты вернешься? — спрашивает Невяна.
Семен молчит. Он не знает, что ей ответить, потом тихо признается:
— Я себе не принадлежу.
Он был прав. Ему тогда даже не удалось повидать Родину. Начался новый этап деятельности: Вена, Берлин, Париж.
Еще через месяц он уже в Швейцарии. Там его арестовывают и присуждают к нескольким неделям тюрьмы. Об этом строки в автобиографии:
«По отбытии наказания меня выслали в Германию. Я убедился, что и в швейцарской полиции берут взятки. Сопровождавший меня для нелегального перехода немецкой границы полицейский горячо поблагодарил за пять франков «чаевых».
Теперь Германия была только транзитным плацдармом. В середине 1921 года Мирный уже в Петрограде. С удостоверением, в котором сказано, что «русский коммунист товарищ Мирный командируется в Москву, в ЦК РКП», он отправляется в столицу.
После подполья, арестов, конспиративных квартир жизнь в Москве показалась непривычно безоблачной. Здесь все было новым и необычным. Начиналась бойкая торговля, открывались магазины с яркими витринами. Появился новый тип преуспевающего нэпмана, разъезжающего на рысаке, прожигающего жизнь в ночных ресторанах, на курортах, в злачных местах.
Не все и не сразу поняли неизбежность и необходимость перехода к нэпу — новому курсу ленинской политики, провозглашенному во имя укрепления революционных завоеваний. Через год, весной 1922-го, на XI съезде РКП(б) Владимир Ильич скажет партии и народу, что отступление закончено, а в ноябре того же года на IV конгрессе Коминтерна констатирует, что «экзамен выдержан» и страна быстро двинется по пути экономического строительства.
Но тогда, в 1921 году, подняли голову троцкисты, меньшевики, заявила о себе и «Рабочая оппозиция». Партию сотрясали диспуты и дискуссии. Да и не все близкие друзья могли сразу понять происходящее. Вскоре после приезда в Москву Мирный встретил на вокзале болгарского друга, бежавшего из Софии. По дороге на квартиру Мирного они проезжали через Охотный ряд. На приземистом одноэтажном здании чернела вывеска: «Торговля братьев Трофимовых». Болгарин разочарованно заметил: «Я думал, что в Москве на каждом шагу библиотеки, а у вас, оказывается, есть частная торговля».
Во всем этом надо было разобраться, все пережить, понять.
В том же 1921 году ЦК РКП(б) посылает Семена Мирного на учебу в Военную академию (ныне Академия имени М. В. Фрунзе), где он оказывается в гуще политической жизни. В архиве сохранилось удостоверение:
«Сим удостоверяется, что предъявитель сего Мирный Семен Максимович общим собранием, состоявшимся 9-го декабря, действительно избран депутатом в Хамовнический районный Совет от Военной академии».
Его избирают секретарем партийного бюро Восточного отдела академии и членом Центрального партийного бюро.
Программа в академии была сжатой. Стране нужны были образованные люди, а времени было мало: учебный курс был до предела насыщен разными дисциплинами. Сохранился фотодокумент: Георгий Васильевич Чичерин и комиссар академии Ромуальд Адамович Муклевич (будущий начальник Военно-Морских Сил Советского Союза в конце двадцатых — начале тридцатых годов) среди выпускников академии, получивших дипломы с оценкой «очень хорошо». В этой небольшой группе военных дипломатов — двадцатишестилетний Семен Мирный. Академия была для него испытанием и фронтом. Именно тогда он получает свое первое дипломатическое задание — выехать в Турцию, встретиться с Кемалем-пашой, передать ему послание правительства Советской России.
Поручение Семену Мирному было эпизодом в борьбе Советской России за мир на земле и освобождение угнетенных народов.
Этой борьбой руководил Ленин, создавший сразу же после Октября дипломатический штаб из вчерашних большевиков-подпольщиков.
И вот результат усилий молодой советской дипломатии, руководимой В. И. Лениным: внешнеполитическая блокада нашей страны прорвана. Одно государство за другим признали Советскую Россию. Однако в начале 20-х годов обстановка была еще очень сложной. Только что кончилась гражданская война и была разгромлена иностранная интервенция. В стране царили голод и разруха; страшная засуха обрушилась на Поволжье; от истощения погибали тысячи людей. Советскую Россию еще терзала внутренняя контрреволюция. Но и в этих условиях Ленин и партия большевиков делали все возможное, чтобы рассказать всем людям на земле о задачах и целях Советской власти, помочь угнетенным народам освободиться от колониального ярма. Турции, как южному соседу и стране, боровшейся против иностранной интервенции и прогнившего султанского режима, Ленин уделял особое внимание.
А обстановка в Турции была сложной и трудной. Еще в 1919 году здесь под руководством Кемаля были созданы революционные «Комитеты защиты прав». Власть султана была подорвана, но на помощь ему пришли иностранные штыки: английские интервенты высадились в Константинополе и разогнали парламент. Значительная часть депутатов была арестована и сослана на остров Мальту, однако группе в шестьдесят человек удалось бежать; они присоединились к Кемалю, 23 апреля 1920 года в Анкаре было открыто Великое национальное собрание Турции.
Но Англия и Греция начали наступление против Кемаля и его сторонников. Используя свое превосходство в силе, они захватили ряд населенных пунктов и подошли к Анкаре. И вот тогда-то Советское правительство оказало турецкой революции военную и экономическую помощь, которая сыграла огромную роль в ее борьбе за независимость. 29 ноября 1920 года Кемаль телеграфировал народному комиссару иностранных дел Георгию Васильевичу Чичерину:
«Мне доставляет величайшее удовольствие сообщить вам о чувстве восхищения, испытываемом турецким народом по отношению к русскому народу, который, не удовлетворившись тем, что разбил свои собственные цепи, ведет уже более двух лет беспримерную борьбу за освобождение всего мира и с энтузиазмом переносит неслыханные страдания ради того, чтобы навсегда исчезло угнетение с лица земли...»
Мирный отправился в Турцию в те дни, когда иностранные интервенты подошли к Анкаре и положение было чрезвычайно грозным. О том, как он добирался туда, о его первой «студенческой практике» свидетельствует уцелевшая запись Семена Максимовича.
Привожу ее с небольшими сокращениями.
«МОЕ ПЕРВОЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ПОРУЧЕНИЕ»
Занятия на первом курсе кончились в июне 1921 года. Мы тогда не знали санаториев, не думали о домах отдыха, даже туристических терминов не было в нашем лексиконе. Каникулы проводили на специфической практике того времени: кто направился на ликвидацию остатков банд на Украине, кто на борьбу с басмачеством в Средней Азии; одни проводили лето в своих частях, другие проходили стажировку. Мне, как слушателю турецкой группы, дали «дипломатическое» поручение: отвезти почту к Кемалю в Турцию и еще напутствие — вернуться с хорошим знанием турецкого языка...
По дороге в Трапезунд я подзубрил лексику по каким-то неведомым путям попавшей ко мне книге «Тюркише конверзационсграмматик» Генри Егличка, «императорского и королевского австро-венгерского вице-консула и бывшего доцента императорской и королевской восточной академии в Вене», год издания 1895-й.
Из Самсуна на арбах, а кое-где и на собственных апостольских ногах мы 12 дней добирались до Кайсери. Туда из военных соображений эвакуировалась часть правительства и полпредства. Из Кайсери через несколько дней мы приехали в Анкару. В обоих городах помещения советского представительства напоминали боевой штаб: лихорадочная работа сотрудников, стук пишущих машинок, телефонные звонки, отправка почты занимали время персонала. Вечером за бесконечными пиалами чая обсуждали события дня и положение на фронте, военные сводки. В центре внимания на таких летучках были военные Лихтанский и Маликов. Первый — слушатель дополнительного курса Военной академии — был военным атташе. Его помощником был Маликов, слушатель второго курса. Как я завидовал его быстрому чтению турецкой скорописи...»
Штаб Кемаля-паши перед битвой на реке Сакарья находился в горном ущелье, спрятанном в лесах. Туда из Анкары и направился Мирный. Он отметил позже в своих записях, что ему довелось увидеть во время этого путешествия, которое он проделал на телеге:
«Вереницы запряженных волами крестьянских повозок с боеприпасами и продовольствием шли для фронта. На поворотах анатолийских дорог я наглядно постигал на практике великую силу национально-освободительного движения».