Все влюбленные мужчины чем-то похожи друг на друга. Даже самые умные из них чуточку глупеют в присутствии женщины, которая нравится, а златоусты становятся косноязычными или от растерянности — нахальными.
Женщина должна обладать каким-то особым чутьем, большим тактом и проницательностью, чтобы распознать в своем поклоннике его суть, не почувствовать к нему ни неприязни, ни жалости и не прогнать его тут же. Врожденное любопытство, присущее всем женщинам, спасает их от опрометчивых поступков, заставляет не спешить, присмотреться, а потом уже выносить окончательное суждение....
В консерватории, которую Клара с успехом окончила, и потом, когда стала ведущей актрисой оперных театров, перед ней неизменно преклонялись окружавшие ее мужчины. В ней привлекало все — и талант, и внешность, и манера держаться, и удивительная мягкость.
Молодую примадонну ждала блестящая партия. Претендентов на ее руку было много. Ей оставалось только выбрать достойного. И вдруг на ее жизненном пути появляется бедный российский эмигрант, в сущности, полунищий студент.
Правда, известно немало случаев, когда российские революционные эмигранты пробуждали к себе симпатии выходцев из другой социальной среды, и духовное общение заканчивалось союзом сердец. Пример тому — брак секретаря Лондонской большевистской эмигрантской организации Максима Максимовича Литвинова с английской писательницей Айви Лоу, принадлежавшей к другому социальному слою общества.
Положение Литвинова было более чем скромным — мелкий служащий, коммивояжер Лондонской фирмы по продаже сельскохозяйственных машин. В 1916 году Литвинов и Лоу соединили свои судьбы. При этом никак нельзя предположить, что английская писательница могла увидеть в бедном коммивояжере будущего министра иностранных дел Советской России. Здесь, конечно, особо притягательной была сила идей, ставших могучим оружием российских революционеров.
И все же встреча сорокалетнего Литвинова и тридцатилетней Лоу была явлением другого порядка, нежели встреча студента Торговой академии и примадонны. Натянутость, присущая первым минутам знакомства, исчезла. Несомненно, сыграло роль то, что Россия была и ее родиной. Возможно, это был и тот счастливый случай, когда она интуитивно почувствовала в невысоком, крепко сбитом русском парне с открытым лицом и подкупающей улыбкой могучую внутреннюю силу, заставлявшую покоряться даже неприступные женские сердца.
В тот вечер они недолго пробыли вместе, говорили о музыке, о России, о его будущем, которое было весьма туманным.
Прощаясь, Клара спросила, будет ли он в Лейпциге? Это звучало как приглашение к продолжению знакомства...
Сергей возвратился в Маннгейм. Стояла осень 1912 года. Газеты сообщали тревожные вести из Берлина, Лондона, Петербурга и Парижа. Германия строила большой флот. Пангерманисты изо дня в день кричали, что другие державы при дележе мира оставили бедную Германию без колоний, и требовали перекроить карту земного шара. Вооружались Англия, Франция, Россия. Обстановка в Европе становилась все более напряженной. В Маннгейме, как и повсюду в Германии, резервистов призывали на учения.
Партия российских социал-демократов (большевиков) первой забила тревогу. В. И. Ленин из эмиграции с беспокойством наблюдал за растущими военными приготовлениями держав. По его настоянию в Базеле стал готовиться чрезвычайный международный конгресс социалистов, чтобы предотвратить войну, а если она разразится, добиться свержения буржуазных правительств.
Маннгеймская большевистская колония в конце лета начала подготовку к Базельскому конгрессу. Продолжая заниматься в Торговой академии, Сергей одновременно собирал материалы о настроениях рабочего класса в Баден-Вюртемберге и пересылал их в Заграничное бюро ЦК РСДРП (большевиков).
С возрастающим волнением он прислушивался к вестям из России. Старший Александровский сетовал на рост шовинизма.
Сергей помнил о своих боях с черносотенцами в Томске и понимал, сколько труда и времени понадобится новой России, чтобы разделаться с наследием царизма.
Каждый раз, погружаясь в размышления о будущем своей страны, он с радостью ощущал свою неизбывную силу и уверенность в правоте дела, которому посвятил жизнь. К тому же с ним была любимая женщина, и он не мыслил себя без нее.
Он поехал за ней в Лейпциг. Для Клары его появление у рампы после первого спектакля было полной неожиданностью. Когда он бросил к ее ногам букет белых гвоздик, она как-то особенно тепло улыбнулась.
Весной 1913 года их встречи стали более частыми.
Сергей колесил между Веной, Берлином и Мюнхеном. Как-то Клара сказала, что летом приедет в Берлин и до осени пробудет с родителями. Если он окажется в столице, то она познакомит его с ними. Предложение было неожиданным. У Сергея пересохло в горле, и он не ответил. Он не хотел банальных слов и просто кивнул головой.
После недолгих гастролей в столице Клара снова приехала в Лейпциг. И снова шумный успех. Ее звезда восходила все выше и выше. Весь сезон 1913 года Клара выступала вместе с Энрико Карузо. В знак признательности и почтения к ее таланту Карузо подарил ей свою фотографию с дружеским посвящением и кольцо с рубином.
Когда гастроли подходили к концу, Энрико задал ей вопрос, который давно занимал его:
— Кто окажется вашим избранником? Кто будет этим счастливцем?
Она обещала ответить. По обычаю, после каждых гастролей артисты устраивали товарищескую вечеринку. Клара пригласила Энрико и своих друзей, сказала, что с ней будет ее новый знакомый.
С нескрываемым любопытством разглядывали артисты статного человека с фигурой борца, приветствовавшего всех легким поклоном.
— Знакомьтесь, — представила Клара, — это Сергей.
— Серж? Француз? — спросил Карузо.
— Нет, не Серж. Сергей. Он русский, — уточнила Клара.
— О! Браво! Это выбор! — сказал Энрико.
Учеба в Маннгеймской торговой академии заканчивалась, и было решено, что к лету 1914 года Сергей переедет в Берлин.
Двадцать восьмого июня 1914 года сербский националист Гавриил Принцип в главном городе Боснии Сараеве убил наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. Это был повод. Первого августа 1914 года в Европе началась мировая война. В Германии и других странах шла всеобщая мобилизация. Истерические толпы кричали «Хох» кайзеру и его генералам. По городам и селам России солдатки, припадая к плечу уходящего на войну мужа, истово крестили его и себя, желая скорейшей победы над супостатом. В Париже генерал Галиени носился с планом мобилизации всех такси, чтобы перебросить войска на Марну. В Лондоне репетировали первые затемнения.
Но и в эти трагические дни августа 1914 года машина мирного времени еще делала свои обороты, и это отзывалось в Маннгейме: там готовился международный шахматный турнир. Русская колония ждала этого события с интересом. В Маннгейм должен был приехать Александр Алехин — восходящая звезда на мировом шахматном небосклоне, а с ним русская шахматная делегация — Боголюбов, Вайнштейн, Рабинович, Селезнев, Романовский и другие менее известные шахматисты. Людей оттуда, из России, русские политические эмигранты всегда ждали с нетерпением и интересом. Правда, не было большой надежды на получение важной информации о жизни и настроениях в стране, но встреча с земляками всегда волнующа.
У Александровского были еще свои личные причины радоваться. С юношеских лет он увлекался шахматами, следил за специальной прессой. В Петербурге закончился Всероссийский шахматный турнир, на котором двадцатидвухлетний Александр Алехин сражался с крупнейшими шахматистами — Нимцовичем, Фрейманом, Маршалом, Торрашем, Лебедевым, а в Москве вступил в единоборство с тогдашним чемпионом мира Эммануилом Ласкером. Немецкие газеты много писали об успехе Алехина, сообщали, что в Маннгейм приедет Капабланка, предстоит его игра с Ласкером, и это еще больше обостряло интерес к турниру.
Русская колония думала-гадала, встречать ли земляков на вокзале? С одной стороны, Алехин — сын губернского предводителя дворянства и купчихи Прохоровой, владелицы прохоровской мануфактуры. Но с другой стороны, он шахматная звезда. И если встречать, то как — с хлебом-солью? Или лучше просто сказать: привет землякам! С Алехиным о делах революции не поговоришь, да и с другими тоже. Полицию также нельзя дразнить.
На вокзал ходили даже дважды. Сначала приехала шахматная делегация, а потом, за два часа до начала турнира, — Алехин. Русских немцы встречали с цветами, особо приветили Алехина.
Турнир длился недолго, всего несколько дней. Александровский не пропустил ни одной партии Алехина, который сражался с корифеями тогдашнего шахматного мира — Дурасом, Флямбергом, Торрашем, Мизесом, Карльсоном, Фарни, выигрывая одну партию за другой. Это была феерическая победа. Алехин по количеству очков стал победителем турнира и получил первый приз. Но герр полицейский начальник закрыл турнир. Битву вели другие короли.
В августе германская полиция приказала всем русским эмигрантам, где бы они ни находились на территории кайзеровского рейха, явиться на регистрационные пункты. Сергей Александровский, как и все русские революционные эмигранты, был отправлен в лагерь за колючую проволоку. На четыре года.
Не сладко пришлось и русским шахматистам. Их тоже интернировали. Вырваться в Россию удалось лишь одному Алехину. Он последовал примеру Камо. Легендарный кавказец, арестованный в Берлине после знаменитого «экса», имитировал сумасшествие. Германские врачи так и не сумели распознать, симуляция это или помешательство на самом деле. По этому пути пошел и Алехин. Его пришлось отпустить, и он через Швейцарию выехал в Россию. Шахматисты не были столь опасны для кайзеровского рейха, как русские революционеры, которых перевели в город Триберг, где и поселили на долгие годы.
А военный каток утюжил Европу. Впереди был марш германских армий в Париж, взаимное истребление немцев и французов под Верденом. Впереди были Мазурские болота, где погибли сотни тысяч русских солдат, прорыв армий генерала Брусилова и разгром австрийских армий. Впереди было применение газов на реке Ипр, налет «Цеппелинов» на Лондон, разрушение сотен европейских городов, уничтожение тучных нив, садов и виноградников. И как итог безумия — гибель миллионов людей.