– Его друг Антон… Вот когда они пошли в 9-й класс, большинство выбрало физико-математический профиль. И у нас в Иваново очень престижный энергоуниверситет. И его друг Антон поступил в энергоуниверситет. Но, общаясь с Антоном, в этом университете он смог учиться на военной кафедре. И он в итоге свою жизнь с армией связал. У нас под Иваново есть дивизия, где все «Ярсы». Ракетные войска…
– Вот вы про Островского. Ребята мимо него не прошли?
– Нет… Мы и в усадьбу ездили. Несмотря на то что они выбрали как бы технический профиль, именно развитие души было связано с гуманитарными предметами. У нас была литературная гостиная, где мы собирались, литературные вечера устраивали. Мы какие-то уроки с ними проводили на бульваре у Волги. Если это ранняя осень или ранняя весна, то мы старались с ними не просто в классе сидеть, а выходили на бульвар в беседку, и они в ней стихи читали, и это получалось намного лучше. Вот душа развивалась за счет этого. Я-то учитель литературы, при их увлечениях техническими предметами и спортом старалась еще и внутренний мир развивать.
Ольга Леонидовна:
– Путешествовали много. Наш город провинциальный, город маленький. Посмотреть что-то в городе проблематично. А раз город маленький, то и производств практически нет. И финансов у родителей нет. Поэтому свозить своих детей куда-то тоже было достаточно сложно. А когда групповая поездка, то и для родителей дешевле, и они все вместе в компании. Они все друг друга узнавали. Поэтому мы с ними много путешествовали. И вот многие до сих пор мне присылают фотографии своих путешествий, где они бывали.
Я слушал учительницу и невольно думал: как Артему с таким педагогом повезло. Повезло в учении. Хотя не повезло в бою.
– И куда же выезжали?
Румянцева:
– Сначала в зависимости от того, возраст какой. Поэтому сначала ездили в близлежащие города. В Кострому, во Владимир. Ездили в Москву. А когда чуть повзрослели – и в Санкт-Петербург. Старались. Но и не всем повезло, потому что это дорогое удовольствие. Мы даже смогли поехать в Европу, и у нас был маршрут – пять столиц Европы. Мы с ними были в Варшаве, в Берлине, в Париже, в Амстердаме, в Брюсселе. Посмотрели еще и Европу. Но, что мне понравилось, когда мы возвращались, они мне говорили: «Да, красиво, богато, там, может, и жить удобнее, но мы домой хотим». Меня это настолько за душу взяло, что моим детям, оказывается, нужна связь с Родиной, а не какая-то роскошная, красивая и яркая жизнь. И они показали, какие они замечательные. Какие они верные, что их вот этими удовольствиями жизни точно не купишь.
– Я был в Камышине, в Саратове, в Волгограде, и везде Волга, как огромная взлетная полоса. Ровная-прировная!
– Да, широкая такая, и сверху на нее смотришь, и ничто ее не закрывает. И что-то общее с небом.
– Может, Артема и цепляло…
Ольга Леонидовна:
– И потом я обращала внимание, когда «Ракеты», «Метеоры» ходили по Волге. Они же набирают скорость, как будто на крылья встают. Они летят вперед. Может, и эти ассоциации были.
– А еще батянька водитель. Техника, скорость…
– Да, да. И, глядя на родителей, он видел, что не все так легко в жизни дается. Старался им помогать. Трудолюбивый был парень. Очень жалко, что уходят лучшие. Тяжело, конечно.
– А как уехал учиться в Челябинск, он в школу заскакивал?
– Да. После окончания им школы я виделась с ним три раза. Первый раз, как прошло полгода. Обычно в феврале в школе проходит вечер встречи выпускников. Видимо, в училище были каникулы, и он смог приехать на этот вечер встреч. Я не сразу его узнала, потому что, когда прощались в июне, был такой скромный, застенчивый молодой человек, а вот здесь я увидела совсем другого. Такой уверенный в себе, и уже не мальчик, а такое мужское в нем появилось. И робость куда-то ушла. Выправка, потому что в шинели пришел. И я говорю: «Действительно, ты изменился. Полгода всего прошло. И из ученика ты превратился в настоящего курсанта». Спросила: «Не разочарован ли он?» Он: «Нет. Это мое. Мне все нравится. Я рад, что туда поступил». Потом еще через год он приехал на зимние каникулы, и я уже была классным руководителем в другом классе, и я попросила – а он в форме пришел, – чтобы он рассказал ребятам об училище. И он: вот вам надо такие предметы изучать, если кто-то захочет поступить. Профориентацию провел, ребят заинтересовал. Они видят: форма красивая. Кто-то тоже загорелся. И тоже военным стал. И потом еще прошло несколько лет, и эту встречу я запомнила на всю жизнь. Потому что в закрытом гробу мы его не видели, и потому он в памяти моей остался таким. Это было лето, и у нас есть парк «Сосновый бор». Он имени 30-летия Победы. И там люди часто гуляют: или на Волге, или в бор ходят. Приехала моя подруга из Москвы, и я хотела, чтобы она со мной прогулялась. И когда мы шли с ней по дорожке, я вижу вдали фотосессию молодоженов. Девушка в белом платье и военный в форме. Я еще говорю: «Смотри, какая пара красивая». И вдруг этот военный, широко улыбаясь, идет ко мне. И когда он ко мне подходит, я вижу, что это Артем! И настолько он в этот момент был красивый, счастливый. Я была за него безумно рада. Я видела, насколько он светится от счастья. И вот это была наша последняя встреча. В Кинешму он редко приезжал, а потом Сирия началась…
– Девочка – это та, которая училась на врача?
– Да. Как я поняла, они вместе учились в школе в начальных классах. А потом в пятом классе его родители перевели в гимназию. Потому что мама у него перешла в гимназию. Мама тоже у него учитель. Она пришла в гимназию учителем технологии и его с собой поэтому привела. А девочка продолжала учиться в той школе, в которой Артем начинал. В средней первой школе…
– Как здорово, со школьной скамьи!
Ольга Румянцева:
– И я видела, насколько они красивы и насколько друг другу подходят. Мы поговорили. Я за него порадовалась. И я именно таким и запомнила.
И многие запомнили его таким!
Учительница:
– А потом мы иногда встречались с мамой, и она мне рассказывала про него, где он, что он. Очень переживала. Я передавала через маму приветы. Особенно когда узнала, что он получает государственные военные награды. И я говорила, что очень им горжусь, что очень его люблю. И все время о нем помню. И вот это все передавала.
– Она говорила о его службе в Сирии?
– Он, знаете, из категории тех людей, которые берегут всех, кроме себя. Поэтому, конечно, он маме ничего не рассказывал. Конечно, он маму берег. Он ее любил. И связь у них была тесная. Даже, как мне кажется, намного больше, чем с папой. Даже на каком-то духовном уровне. Поэтому, когда я узнала, что такая трагедия произошла, я очень за его маму волновалась, как она это переживет. Потому что они были очень близки друг с другом. И конечно, когда все это получилось, было очень тяжело.
– Не секрет, что когда началась спецоперация, кто-то проявил слабинку. А Артем «не трухнул», как выражается один майор-танкист?
– Нет. Тем более ребята, которые приезжали, они, конечно, молодцы. Братство их поражает. Они там собираются, приезжают. Совсем недавно, когда Артему исполнилось бы тридцать два года, приехали.
– Открывали мемориальную доску…
– Да-да. Его сослуживец прочитал стихи про Артема. Они сказали, что фактически он спас. Потому что он шел первым. То есть увидев ситуацию, что можно попасть в эту ловушку и всех собьют, он принял удар на себя, как они сказали. И это позволило им развернуться и спасти себя.
– То есть он не мог слабинку дать…
– Нет, ни в коем случае! В школе всякие бывали ситуации, и нужно кому-то что-то поручить, за кем-то проверить, кому-то напомнить. Если я что-то поручала Артему, я была абсолютно уверена, что он все полностью сделает. Просто хорошо сделает и до конца. И за ним не надо проверять.
– Надежный…
– Еще как!
– Вот вы сказали: класс как семья. Благодаря чему вы этого добивались? Ведь не могло же все гладко быть…
– Конечно. А вот установка, что это семья и должны друг к другу относиться, как к близким людям. Поэтому мы должны поддерживать, мы должны помогать. То есть мы должны выручать. Вот поэтому было легко организовывать с ними мероприятия. Потому что они все были вместе. Друг друга поддерживали. Потом эти поездки, у них общие интересы появились. Здесь все у нас сошлось. И вот эту установку на семейные добрые отношения, а не просто формально, что вот в этом классе сидим и учимся, нет. Вот именно, что такая была атмосфера. Вот эта атмосфера, она до сих пор как раз существует, в том плане что они до сих пор общаются. Они общаются со мной вот в этих телеграмм-каналах. В других мессенджерах. Они переписываются. Они мне рассказывают кто-то про кого-то. Спрашивают у меня, если что-то не знают. Вот эта связь, несмотря на то что прошло пятнадцать лет, она до сих пор остается.
– Я вот посмотрел на гимназию: старинный особняк… Там стены «учат»…
– Там, понимаете, до того, как пришла советская власть, была женская классическая гимназия. Где в первую очередь все было основано на нравственности. На духовности. В виде какого-то творчества. Потом еще в этих стенах, когда была Великая Отечественная война, там располагался госпиталь. Эта тоже атмосфера добра. То есть стены, если они живые, они тоже в себя это впитали и несли с собой.
– Прошлое учит…
– Да, эта атмосфера сохраняется в этих стенах учебного заведения. А потом просто школа № 1. Школа № 2. А у нас гимназия имени Островского. Я всегда им говорила: «Ребята, нас воспринимают как гимназистов. И от того, как мы себя ведем, гимназию либо прославляют, либо мы это гордое имя порочим. Еще и с этой точки зрения нас с вами так оценивают».
– Ваших учеников, и в том числе Артема, можно назвать островцами.
– Да…
– Но нужно и знать Островского, его произведения, жизнь…