– Раскопки – дело интересное…
– Ездили и в Верхний Мамон.
– Там была Осетровская операция, когда окружили Паулюса в Сталинграде и надо было нанести удар в тыл врага…
– В Новоживотинное… Солдат находили, выясняли, откуда они…
Вот оно, лучшее воспитание, когда подросток воочию соприкасается с войной.
Евгений Мартишин:
– И тогда еще говорил: «Я хочу быть военным». А учился на отлично. И во всяких олимпиадах побеждал. Он даже ездил на финал международной олимпиады по математике – она в Киеве проходила. Там чехи, немцы, ну вся Европа была, и он занял первое место. Ему можно было учиться в Чехии, в Германии, в Высшей школе экономики. Летом на каникулах ездил в лагерь при МГУ. Ему и туда предлагали, а он: «Я хочу быть только военным».
– Яркий мальчишка…
– Учеба ему легко давалась. Он даже за книжками не сидел. Он послушал и схватывал на ходу. Легко. Он занимался спортом. А когда в 2009 году появилась дочка Полина, а мы купили вязальную машину, он изучил ее и сестренке штаники, кофточки вязал. В школе делали поделки, сделал макет церкви. Он потом в музее диорама стоял.
– Рукодельный…
– После 9-го класса ушел в гимназию Басова. Дело в том, что был конфликт с директором 52-й школы. Когда на олимпиаду надо было ехать, нам сказали: нужно шенгенскую визу делать. Потому что на неделю едут: в Германию поедут, в Чехословакию. Они олимпиаду напишут, а пока в течение недели проверять будут, они по Европе проедут. Мы сделали шенгенскую визу, и нужно было еще 50 тысяч рублей. Мы пошли на завод имени Тельмана, на фабрику «Мебель Черноземье», но нам сказали: «Денег нет». Женя поехал к депутату. Тот сказал: «Да, я дам 50 тысяч, но для этого надо собрать пять тысяч подписей у людей старше 18 лет с паспортными данными и телефонами». Мол, голосующих за него. Женя загорелся: сейчас пройду по институтам. Я ему: «Женя, не надо. Понимаешь, он в депутаты идет, а ты вот так вот…» В общем, дедушка, мой отец, помог, и Женя поехал. А когда Женя деньги искал, то ходил к директору 52-й школы, а та сказала: «Он потом в Штаты уедет, а я должна деньги искать». И Женя занял первое место, оканчивает девятый класс и уходит в гимназию имени академика Басова. Она от ВГУ, и класс с экономическим уклоном.
– Я сам когда-то в нее намеревался, но поступил в спецшколу-интернат при МГУ и уехал учиться в Москву.
И это сближало меня с мальчиком, склонным к математике.
Отец:
– Когда Женя в гимназии Басова учился, статьи научные стал писать… И учителя: «Иди в ВГУ». ВГУ приглашал, но тем не менее он в военное…
– И куда хотел?
– В Военный университет Министерства обороны…
Бывшая Военно-политическая академия имени Ленина.
– А почему именно туда? – спросил я.
– Он сказал: «Если поступать в военный, то в главный вуз». Нам говорили, что поступить туда тяжело. Потому что там папы, мамы…
– Понятно, шишки…
– Но тем не менее посмотрели документы, увидели его заслуги и сказали: «Как местные экзамены сдашь». Тогда и решат. Он спортсмен – физо сдал. Профотбор прошел.
– Это самое главное. А на какой факультет?
Курсант Мартишин с родными
– Военный психолог.
– Не чисто ать-два…
– Да, психолог. Замполит…
– У меня отец на войну ушел красноармейцем, был политруком. После Великой Отечественной войны ее оканчивал – тогда академию имени Ленина… – с радостью отметил я.
Мартишин:
– Жил в казарме, учились и на Маяковке, и где Лефортово.
– В казарме, это же не дома…
– Ничего, у нас семья пять человек, а мы жили в общежитии в двух комнатках, и он к таким условиям был готов… Хорошо учился, помогал преподавателям, по школам ездил – выступал. Одному преподавателю даже собирал материал для диссертации.
– А не сожалел, что, скажем, в летчики не пошел? В танкисты?..
– Понимаете, замполит – это его. Общение с людьми. Мог убедить…
– В секции стал контактен. По местам боев ездил – тяга к военному. Математик – голова развита…
– Да, да. Учится на «5» и «4». Все хорошо. Пока учился, участвовал в двух парадах.
Видно было, как радовался отец за старшего сына.
Под окнами клуба детвора гоняла на самокатах, выгуливали собачек, ходили люди в возрасте, а мы говорили.
– Вот оканчивает университет, и куда?
Отец:
– Распределение. Там куда пошлют. Были даже очень-очень (блатные. – Примеч. авт.), их всех по стране. Одного только в Москве оставили. У него отец владелец коньячного завода. А Жене досталось ехать в Уссурийск в часть в селе Сергеевка. Туда он попал еще с музыкантом. В их университете еще и музыканты учились.
– И как ему в части?
– Командир полка тоже оканчивал этот университет и принял хорошо. Правда, через два месяца его перевели, но он толчок ему дал. Его назначили заместителем командира роты по воспитательной работе, и служба у него пошла. Но так как офицеров не хватало, был исполняющим обязанности не только по своей должности, но и еще исполнял обязанности командира роты.
– А условия жизни?
– Там пятиэтажные дома стоят, но условия были очень тяжелые: не было воды, отопления. Дали ему двухкомнатную квартиру. Вот он до всего доходил. Талантливые люди талантливы во всем. Он свет «кинул». Воду подвел. Он бочку поставил, к бочке подключил насос. В бочку баклажками воду вливает, насос включает, и вода пошла. А тепло – пушки тепловые поставил.
– А как в роте?
– Да всякое бывало. Учения начинаются, часть-то боевая. Пять машин завели, а остальные не заводятся.
– Последствия прежнего отношения к армии. Она выживала как могла.
Когда началась Вторая чеченская, еле насобирали боеспособные части.
– Но и в этих условиях он армию не оставил! – вырвалось из меня. – Потому что Отечеству служил…
– Да-да. Он у нас честный. На сделку с совестью не шел. Через два года старший лейтенант. Его перевели, он занимался чем-то вроде материального обеспечения. Техника, топливо. Но тоже замполитом. Там было такое, что предлагали на следующую должность и звание капитана, но попросили мзду, он на это не пошел. Сказал: подойдет время и станет капитаном.
– Вы к нему в часть ездили?
– Да нет. Созванивались. По ватсапу.
– А чем там занимались кроме службы?
– Там рыбалка, ездили за шишками. У него машина была, покопаться в ней любил. В отпуск к нам приезжал, и ему его учительница: «Поступай в ВГУ. Еще одно образование получишь».
– Продвинутый парнишка…
– В декабре 2022 года женился, появились заботы о семье.
Я снова имел дело с молодой офицерской семьей.
Отец:
– Он, знаете, не боялся подойти к командиру дивизии. За честность, прямоту его даже недолюбливали. Он исполнял обязанности, а ему говорят: «Ты вот здесь свою подпись поставь». Он: «А как я поставлю?» Там недостача. Он: нет. А повесили на лейтенанта. Так он пошел добиваться: как это так, вы?!! Он сам молодой, но ходил, добивался, чтобы все было по-честному, как положено.
Старший лейтенант Мартишин
– Молодец! Таких бы побольше в армии, и проблем было бы меньше.
В армии хватало «балласта», который проявился, когда нужно было выполнять боевые задачи.
Отец:
– И вот мы подошли к спецоперации. Когда началась война, в этот момент он был в Москве на курсах повышения. Его воинская часть уезжала на Украину. Загоняли технику живую. Часть уехала. Он прилетает из Москвы, в течение месяца там комплектовали эшелон. Его назначают начальником эшелона. Он в Валуйки повез технику. Переживал: много «металлолома» загнали на эшелон. Он возражать, а ему говорят: «Война все спишет». Отвез эшелон, приехал назад.
– А из Валуек к вам заезжал?
– Нет, у него в подчинении пять человек было. Они же с автоматами. Их не оставишь. Вернулся, еще один эшелон. Прилетел назад, во Владивостоке его с самолета снимали: ему плохо было, до того он переживал! Ну, металлолом, – вырвалось из отца, сын которого оказался в тяжелой ситуации. – «Как? Как можно воевать?» Тем более его кум, лейтенант, уже погиб на тот момент. «Как такую технику можно отсылать, там же пацаны гибнут?!» Мы это только потом узнали от его жены…
Во мне поднялась волна негодования к горе-командирам, из-за которых страдали русские мальчики, старавшиеся честно выполнить свой воинский долг.
Отец рассказывал:
– 25 мая (2022 года) у него дочка родилась. Назвали ее София. Ему дали побыть дома.
– В семье…
– А в конце июня его вызвали, и он один поехал. Долетел самолетом до Москвы, а из Москвы и попал на СВО на купянское направление. Он там месяц пробыл, а потом пишет по ватсапу: мы выходим. Они выскочили между Валуйками и Алексеевкой. Мы поехали туда и виделись. Есть фото: он, я и его тетя.
В санатории были и беженцы из Купянска, которые с радостью отмечали, что наши части уже были в трех километрах от города.
Отец:
– Я общался с ним. Он сказал: «От части почти ничего не осталось. Разбомбили так, что…» Они сутки лежали, поднять головы не могли. Вот остатки и вывели. Они стояли пять дней на станции, и я видел побитую технику. Его отпустили на сутки домой, и он ездил к нам в Стрелицу. Походил по участку. И там наш дом. Он все мог делать и помогал. Что не знает, в Интернет заглянет и сделает. Попаял и отопление сделал. По дому весь свет проложил. Это еще до СВО, когда в отпуска приезжал. И я, извините, говорил ему: «Сын, давай ногу замотаем полотенцем, я тебе дам палкой по ней и ногу поломаю. Будешь лечиться, а там, глядишь, война закончится». Он мне: «Отец, понимаешь, я буду лечиться, тот не пойдет служить, этот. Они же и до нашего дома дойдут…»
– До нашего дома дойдут, – повторил я фразу старшего лейтенанта Мартишина.
Отец:
– Да. «Служить надо. Служить». А им в Алексеевке домик дали, и он жил и два медика. Стоим общаемся. Я: