«Саша, а как питание?» Он: «Питание – во! Чего хочешь». Я: «Да, мы же видим по телевизору. Показывают. Там и печи, и кофе». И то и се. А медик идет: «Да, пока по подвалам не полазишь, голодным будешь. Банку тушенки дадут на неделю, и хочешь – ешь, хочешь – гляди на нее». Спасались: по участку походят. Картошку молодую накопают. А у людей взять – и не к лицу, и опасно, могли что-то подсыпать.
– Вот побыл в Валуйках, домой съездил…
– Да, ими закомплектовали эшелон. Оттуда взяли, оттуда, кто повыскочил, и послали в Запорожскую область.
– А что он рассказывал…
– Если по-честному, то говорил: бестолковое командование. Вот такая ситуация. Так, сегодня идем в атаку. Занимаем эту высотку. Заняли эту высотку. На следующий день команда: отходим. А там уже сколько полегло… Один батальон поднимают, он в атаку идет, а соседний и не поднимешь, не идут. Сложно было поначалу. Да и много стукачей. Только стали готовиться в атаку, прилетает… И вот они в Запорожье. Если и писал, то: «Все хорошо. Будем надеяться, что к Новому году война закончится». Последнее сообщение было 25 августа. Он пишет: «Не волнуйтесь, все хорошо». А как не волноваться, если напрямую призывает к этому. Значит, есть из-за чего волноваться. И все…
Отец:
– А потом нам знакомые позвонили: «Женя погиб». Что, куда? Никто ничего. Стали звонить в Министерство обороны. Там: «Мы еще точно не знаем». И только через неделю к нам приехали из военкомата и дали бумаги.
Евгений Евгеньевич подал мне извещение.
Я читал:
«Извещаю вас с прискорбием, что ваш сын… заместитель командира роты по военно-политической работе роты материального обеспечения войсковой части 25573 старший лейтенант Мартишин Евгений Евгеньевич 08.12.1995 г.р., при выполнении специальных задач на военной спецоперации по демилитаризации и денацификации действующей власти на территории Украины 03.09.2022 г. в районе села Богатырское Запорожской области Украины получил ранение в ходе боя. 4.09.2022 г. в военном госпитале города Донецка ДНР скончался от полученного ранения…»
Я искал на карте Богатырское и нашел Богатырь.
Но эти территории были освобождены весной 2022 года.
Надо было разобраться.
Отец продолжал:
– Что и как, сначала не знали… Более двух недель ждали. Он в Ростове. Потом привезли самолетом. Все это хлопотно. А почему долго ждали – из части представитель должен быть. То он выехать не мог, то то, то се. А здесь похороны. В Девице. Почетный караул. Флаг…
– А почему в Девице?
– Мы живем в Стрелице, а у нас кладбища нет.
– А кто из части приехал?
– Да капитан.
– И что он рассказал?
– Он: ничего не знаю. А потом в его университете уже узнали. И сказали, что он был авианаводчиком. Его посылали на обучение: буквально на несколько дней. Обучили за несколько дней. И он ходил за «ленточку», находил скопления войск, давал координаты, и тех бомбили. В конце августа они опять пошли. Женя и в подчинении у него пулеметчик, снайпер и еще пять. А всего их восемь человек. Они пошли, наткнулись на скопление врага. Координаты передали. Но их обнаружили. Пять дней они ползали, отбивались, отбивались. Запрашивали помощь, на помощь никто не вышел. Они пять дней отбивались, уходили, уходили. Мальчишка один без ноги, двое раненых. Он на себе перетаскивал их в более безопасное место. Оттащит одного, за следующим идет. Оттащит… А так взял бы одного и с ним ушел. Его бы никто не наказал. А он не мог. Тем более его товарищ был. Но тот, к сожалению, тоже погиб. И так погиб, что его ни мать, никто не опознал. От мины. Он сиганул, и туда снаряд, и его в клочья. По ним работала артиллерия. Женя не мог оставить. Не то, что они его подчиненные, а то, что они вместе. И когда он переносил одного, разорвался снаряд. И пацан за ним на спине остался целым, а его прошило. Он еще был жив. Его дотащили. Но большая кровопотеря и осколки… И умер в госпитале.
Спросил:
– А кто-то из тех восьмерых живым остался?
– Конечно, ведь его же вытащили… Но он авианаводчик, не со своей частью был, почему там и не знают. Но надеемся найти, ведь кто-то рассказал же. И в университете именем его названа аудитория. Это же неспроста…
– Конечно…
– Там уголок с его вещами.
– А награды?
– Орден Мужества.
На скамье у корпуса санатория судачили беженцы, перемывая косточки поварам, которые готовили им наскучившую однообразную пищу. Спорили между собой: «Почему только беженцам из Херсона давали в России жилье, а другим из ЛНР, ДНР – нет…» И не прекращались разговоры о том, почему Крым в 2014 году в течение нескольких дней оказался нашим, а вот Одесса, Запорожье, город Херсон все у врага.
А во мне никак не успокаивалось: Женя Мартишин мог бы профессором стать, а он решил Родину защищать.
После отца разговаривал с мамой Жени:
– Нина Семеновна, а что это за мальчик Женя? Шалун?
Мама:
– Нет, он не шалун. Он любил, чтобы все четко. Может, это и неправильно, но он спрашивал: «А как должно быть? А как правильно?» Я сказала: «Ты уточни». То есть он не мог просто идти напролом, он всегда анализировал. То есть прокручивал: можно это, нельзя… Он всегда: «А как правильно?» То есть можно так или нельзя. Я ему: «Уточни там, как». Он всегда разбирал свои поступки. У него чтобы все точно.
– Неспроста побеждал потом в олимпиадах, – вспомнил рассказ отца.
Мать:
– Он никогда не жаловался. Не говорил ни о ком плохо. Даже вот когда учился в университете, а там были нюансы. Он не жаловался, что этот преподаватель плохой. Что он к нему так относится. Если уж сталкивался с какой-то определенной проблемой, он говорил: «У меня не получается». Я ему говорила: «Может, мне пойти поговорить?» Он: «Нет, не нужно». А если мы чувствовали, что где-то нужна помощь, мы шли и разговаривали с преподавателем. Допустим, физкультура. Хотя он и занимался, но могли возникнуть проблемы, потому что в школе у нас сейчас физкультурой не занимаются. Допустим, прыжки через козла – этого в школе не было. И он спрашивал: «А как?» Он не скажет: я не могу. А будет искать путь к решению… Вот я занималась сыном, а не делала, как говорят, карьеру. Для меня главное – семья. Я старалась ему дать то, чего у нас не было. В доме было много книг: любых, разных. Я много им (детям) читала. Он пошел в первый класс, он уже читал. Ему все легко давалось. Домашние задания делал без «не хочу». Он понимал: это нужно. И никаких сопротивлений. И когда говорили: учительница очень строгая, много заданий дает, я как бы не замечала этого и думала, что все это в порядке вещей… Память у него прекрасная. Может, от того, что мы до школы много стихов учили. Ну, бывало, наказывала иногда. Как и все родители. Может, и не надо было, но он первый ребенок, и опыта нет. Он был каким-то обыденным, простым, и о том, что его наказывали, никогда не вспоминал. И никакой обиды не держал.
– Вы, отец на работе, а на кого оставлять младших брата и сестру?
– И было такое. И было, что я не могла младшего отправить в детский сад. Он ждал, пока Женя придет со школы… Раз они то ли играли, но Женя прыгнул ему на пальчик и его сломал. Случайно, конечно. Так младший терпел, не говорил, и, когда мы узнали, младший просил: «Женю не наказывайте»…
– Вот отношения между родными проявились в спасении Евгением Мартишиным своих солдат.
Мать:
– У него не было дурных привычек. Там выпить, закурить. И вот вам случай. Когда был выпускной в гимназии Басова (Женя оканчивал школу) и нужно было внести приличные деньги. Так он на торжественной части побыл, а там дальше он говорил: «Я не хочу туда идти. Лучше за эти деньги мне купите компьютер…» И он не пошел. Потом мне: «Мам, хорошо, что я не пошел. Они там пили…» А ему это было неинтересно. Он такое не приветствовал… А секция в школе? Сначала туда не хотел, пошел ради младшего брата, а потом настолько полюбил, настолько втянулся, что не мог ее бросить. Ему было настолько интересно, и общение с тренером, и тренер мог и поругать, если что… Тоже никогда не жаловался на тренера… Он так их заинтересовал. И на раскопки ездили. Я иногда переживала: вдруг найдут опасное.
– Да, там бомбы с войны…
– Он говорил: «Нас тренер, если что опасное, не допускает…» Настолько ему там было интересно. И он всегда чем-то занят. То секция, то раскопки, то сидел в компьютере. Смотрел только познавательные программы. У школы большой стадион – он и там гонял мяч…
– А в начальной школе?
– У них учительницей была очень сильный математик. Вела в старших классах, а теперь в начальных. Допустим, у них урок труда, а занимаются математикой. Перемена большая – они чего-то пишут, и перемена занята математикой. По Петерсону он шел. Это программа для развития мышления. Он настолько сидел в этой программе, что, когда мы пришли в 52-ю школу (переехали из Острогожска), учительница не поверила и допытывалась о его знаниях. У него слезы на глазах. Он говорил: «Я не хочу здесь учиться». Я ему: «Женя, а где ты будешь жить?» – «Я найду, где жить…» Мне пришлось пойти к учительнице и пообщаться, поговорить. И после нашего разговора там вроде все нормализовалось.
– А почему он ей не понравился?
– Видимо, видела, что он сильнее ребят, которые у нее учились…
– Радовалась бы! А она…
Мама:
– Ну, наверно, она больше его спрашивала, может, заостряла на нем внимание класса… Ну не знаю, но когда он перешел из 52-й школы в гимназию Басова, он говорил: «Когда я перешел, мне было очень сложно». Потому что уклон другой – экономический, и учителя сильнее, чем в 52-й школе. Было сложно, но он преодолел.
– Вот, у него способности какие, а предпочтение отдал армии…
– Ну, он хотел быть военным. А вообще изначально хотел следователем стать. Ездил в Санкт-Петербург и не поступил. В детстве ранил голову, и у него остался шрамик. И из-за этого шрамика докопались. И он сказал: «Едем в военкомат». Я не понимала, зачем ехать в военкомат. И он сказал: «Я буду только военным». Раз у него со следователем не получилось, вот и решил. И никто его не мог переубедить.