Вражеский вертолет выпустил по нам весь запас ракет и заодно отработал пулеметом, скосив все деревья вблизи позиций.
Мы даже не успели проверить свои потери после провальной атаки, как пришлось спасаться от небесного гостя.
Убедившись, что залп прошел мимо, пересчитали бойцов.
К огромному удивлению, никто не погиб и даже не был ранен.
Сейчас, спустя уже довольно продолжительное время, я смотрю на расклад сил в лесу, их позиции и засаду и понимаю, что, будь мы на их месте, мы бы не выпустили противника без колоссальных потерь. Божья воля и чудо вывели нас из “подковы”.
Старший офицер доложил командованию о провальной атаке ввиду превосходящих сил противника, но получил приказ: позицию отбить. Повторяйте штурм. В подмогу идет десять пехотинцев.
На лицах присутствующих моментально проступило отчаяние. И их можно понять. Разведчики хоть и элитные военнослужащие, с определенным и довольно серьезным уровнем подготовки, но никак не штурмовики. У них нет соответствующей экипировки, оружия, и главное – нет боевого опыта. У большинства. Это и было главной причиной отчаяния. Битва у Ворона стала первым истинным испытанием для большинства бойцов с отряда, так как в корне отличалась от ежедневной “стрелкотни” с вражеской разведкой в лесу.
Я осмотрел свое колено и заметил начало активного отека. Ощупав и “пропальпировав” его, убедился, что это скорее сильное растяжение, чем разрыв мениска. Достав эластичный жгут и туго затянув колено, временно решил проблему ноющей боли, но знал, что это не панацея. В скором времени колено даст о себе знать.
После приказа командования ожидать подмогу в виде пехоты мы сели в окопы и оказались под сильным артогнем, на удивление точным из-за корректировки с “птицы”. Понимая, что приход подмоги откладывается, я притулился спиной к стенке окопа и под звуки разрыва снарядов вокруг задремал. Усталость начала брать свое.
Проведя в полудреме минут тридцать, я открыл глаза – меня разбудил радиопереговор в эфире. Пехота была в одной позиции от нас и ждала конца артобработки. Когда обработка закончилась, аккуратно, помогая себе автоматом (так как СВД вернул этому проклятому мобилизованному недоснайперу), я встал в окопе и вышел в ожидании подмоги.
После сна о себе начало напоминать чувство голода.
Скажу сразу, забегая вперед: в начале рассказа я пояснил, что мы не брали с собой еду, воду, спальники, даже лишнюю теплую одежду. В первую же ночь мы успели осознать ошибку, хоть и были под крышей в заброшенном доме. Приближение второй ночи начинало меня волновать. Рацион питания наших бойцов состоял из половины стакана воды в сутки. И все. Без преувеличения. Из-за активной артобработки противника подвезти нам что-либо было невозможно, и три дня мы провели без еды с половиной стакана воды на бойца в сутки. Это реалии войны. Их надо принимать такими, какие они есть.
Подмогу возглавлял молодой 23-летний сержант, которому мы на песке нарисовали позиции противника, высоту Ворона, подкову и маршрут движения.
Отдам должное, несмотря на молодой возраст, парень был смышленый, отдавал своим адекватные приказы и без лишних обсуждений предложил выдвигаться.
Мы переформировали группу под новое наступление, добавив туда группу замыкания, в которую в этот раз вошел и я – из-за травмы. В нашу задачу входило прикрытие группы наступления, прикрытие отхода при провале и эвакуация раненых и убитых.
Возглавил атаку вновь наш будущий ротный Сокол.
Группа наступления выдвинулась во главе с Соколом по нашему обреченному маршруту, а мы сосредоточились за ними, заняв позиции в ожидании.
И вновь лес молчал.
Группа продвигалась, пока последний из бойцов не скрылся в лесной чаще. Тревожные шесть минут мы лежали неподвижно, пока тишину не разорвал первый выстрел с глушителя. И завязался бой.
Битва за высоту Ворона вспыхнула вновь.
Стрельба шла по широкой линии фронта, и я потерялся в этом вихре звуков от автоматов, винтовок, пулеметов, шмелей, мух, подствольников и РПГ. Через минуту послышались крики пехоты и разведчиков, что нужно уходить.
Первым отступал тот самый мобилизованный снайпер, который был наказан высшими снайперскими силами при пробной попытке выстрелить и знатно разбил себе лицо в кровь, убегая с безумным взглядом.
“Мелочь, а приятно” – подумал я, провожая его взглядом.
Часть людей начала отступать с другой стороны, что осложняло распознание по принципу “свой-чужой”. Я увидел первых отступающих и выдвинулся с группой им навстречу. Мы заняли позиции около деревьев, и, когда бойцы пробежали, открыли огонь в направлении противника. Ответка не заставила себя долго ждать.
Один из мобилизованных пехотинцев бежал, зажав палец на спусковом крючке, волоча автомат дулом по земле. Это закончилось тем, что в ногу себе по касательной он все-таки выстрелил. И упал.
“Идиот!” – заорал я, махнул двум бойцам из прикрытия и рванул забрать этого горе-стрелка.
Схватив его и закинув на плечи, мы начали отходить к окопу. Я отстреливался, позволяя ребятам отойти подальше, а следом вставал и легким бегом отходил сам. На большее моя нога была не способна.
Мы нырнули в окоп, и кто-то начал оказывать первую помощь нашему горемыке. В это время остальной окоп пытался вычислить в этом адском свинцовом дожде противника.
Последним с линии атаки вышел Сокол и тот самый молодой командир пехоты. Атака вновь провалилась.
Ответка укропов не заставила себя долго ждать, и бой переместился уже на наши позиции. Мы начали вести переписку со смертью длинными автоматными очередями из окопов.
Когда от наших пулеметов повалились замертво первые ВСУшники, укропы так же плавно отошли. Организованно, грамотно, без особых криков в лесу. Похвально.
Бой утих и пыль начала оседать, а мы занялись оценкой своего БК. Хотелось есть. Шли третьи сутки.
Наш командир из рации вновь был недоволен провалом и приказал идти в атаку третий раз. Мы огрызнулись, ответив, что нам нужны патроны, сухпайки, вода. Была дана команда отступать к укрепрайону для возмещения потраченного БК, получения сухпайков и воды. Пехота оставалась на позиции ждать нашего возвращения.
Выбрав момент, мы всей ротой вышли на маршрут движения и начали быстро проходить участок в километр, чтобы попасть к укрепрайону. Однако стоило нам выйти на маршрут, как послышался множественный свист сверху, прижавший нас к земле. 82-мм миномет начал нам объяснять, что это была плохая идея. Мы попали в артиллерийский мешок.
Минометы насыпали хаотично, и вперед, и за “шиворот”.
Лежа на земле, я первый раз увидел такие близкие разрывы и красивые оранжевые вспышки, которые несли смерть и увечье. Небольшими группами, кто куда, мы начали выходить из “мешка”, укрываясь деревьями, в брошенных окопах или за воронками от снарядов. Сколько по нам было выпущено мин – даже затрудняюсь ответить.
Костыль бежал впереди, и у меня на глазах один из осколков стукнул в его броню. Но он бежал дальше. Значит, не пробило.
Первые разведчики добежали до укрепа и упали без сил. Все передвижение заняло дополнительно почти сорок минут, пока мы наконец не соединились всей группой. Из потерь был эвакуированный нами самострел-пехотинец, один осколочный у нашего разведчика, и это чудо, что мы вообще не были уничтожены за этот маршбросок.
Мы вышли на связь с командованием и сообщили, что выбрались, ждем БК. Нам приказали ждать окончания артобстрела. И мы разошлись по длинному окопу, где, лежа прямо на голой земле, пытались хоть немного отдохнуть.
Ожидание становилось мучительным.
Шла очередная ночь противостояния в лесничестве.
БК, еду и воду нам так и не смогли подвезти. Был ли причиной тому артобстрел или какую-то часть унесла себе пехота на тыловые позиции, сейчас уже нет смысла обсуждать. Факт остается фактом. Рацион нашего взвода по-прежнему состоял из половины стакана воды. Максимум ребята смогли добыть себе пару галет.
Спали прямо так, на голой земле вдоль окопа – блиндажи просто не были рассчитаны на тридцать с лишним человек. Да и к тому же были заняты пехотой. Теплой одежды, спальников и прочего не было. Погода ухудшалась – начался противный дождь. Часть неба при этом была абсолютно ясной. Я лежал в трофейной дубленке, подложив под голову каску, и смотрел на прекрасное звездное небо Незалежной. Колено напоминало о себе при каждом движении, поэтому старался не шевелиться. Ребята массово кашляли. Пневмония не заставила себя долго ждать. Я знал, что после этого выхода свалятся все. Вопрос лишь времени.
К слову, о звездах – как житель мегаполиса, световое загрязнение в котором огромно, я редко могу насладиться красотой созерцания звезд, поэтому усыпанное ими почти без пробелов небо здесь меня завораживало.
Оно было прекрасным. Ни звуки арты, ни кашель и радиопереговоры не мешали мне наслаждаться звездами. А с другой стороны, я даже начал получать определенное тактильное удовольствие от крупных капель дождя, мягко падающих на лицо. Дождь, словно очищающий небесный душ, смывал с наших лиц весь ужас минувших дней. Бронежилет пришлось снять, так как пластины замерзли и можно было застудить себе все внутренности.
Два бойца и вовсе бредили от температуры и тряслись от озноба, но никто не жаловался. Таковы издержки любого конфликта.
Через пару часов меня вызвал один из командиров. Попрощавшись со звездным небом, я встал и прихрамывая пошел в командирский блиндаж.
Была поставлена задача вернуться под покровом ночи на прошлую позицию и небольшой группой проползти к позиции Ворона при поддержке пехоты. И если мы не сможем ее взять, то хотя бы уничтожим гранатометами. Уничтожение позиции создало бы для нас буферную серую зону, что являлось единственным правильным решением. Командование по рации требовало запрыгивать в окоп под прикрытием и вести ближний бой, но это физически было невозможно сделать.
Моя задача была прикрыть ребят, для чего мне вновь дали эту мобилизованную снайперскую винтовку. Оценив БК и забрав у части ребят их магазины, мы выдвинулись в ночь небольшой группой на выполнение задания. Кто-то еще спал, кто-то бредил, кашлял, но остальные провожали нас братскими взглядами, пока наша небольшая группа не растворилась в темноте и дожде на враждебной земле.