– Не хотели в военное, а пошли?
Юлия Сергеевна:
– Что касается Жени, мама взяла его хитростью: «Давай ты физподготовку сдашь, а дальше посмотрим». Он физически был хорошо подготовлен. По здоровью проходил по всем параметрам. И он сдал и в итоге прошел. И ничуточки не жалел, когда закончил. Учился хорошо. Ведь от этого зависели его увольнения. И по всем военным дисциплинам у него были пятерки. А по тем предметам, которые он запустил в школе, были и тройки. Он маме на выпуске сказал: «Вот если бы я в школе слушал тебя и учился, я сейчас получил бы красный диплом».
Юля подмечала одну черту Евгения за другой:
– Он был очень шустрый. Всегда был с улыбкой. Даже тогда, когда ему было очень и очень тяжело, всегда на лице улыбка. И как бы, зная его, можно было понять, когда этот смех близок к слезам, а когда этот смех по ситуации. Но во всех ситуациях у него была улыбка, какая бы тяжелая ситуация ни была. Он ни разу не сказал, как он устал или ему тяжко. Или еще что-то. Ни разу. За всю жизнь я один раз слышала, что он устал, – когда он трое суток не вылезал из войны!
– А вы сама из Зарайска?
Юлия Сергеевна:
– Да. Тогда я еще училась в школе, а он был курсантом. В увольнение приезжал в субботу вечером. Я его встречала, и мы шли гулять. И я ему проводила экскурсию по Зарайску – он на год старше Москвы – и по всем улицам Зарайска. Так как я была прилежная ученица, писала исследовательские работы в школе, я ему рассказывала чуть ли не про каждый дом: вот в этом доме жил писатель, в этом – дважды Герой Советского Союза Виктор Николаевич Леонов. Он только в конце жизни переехал в Москву. А в войну со своими морскими пехотинцами освобождал Печенгу, где потом служил Женя. Высаживал десанты в морских портах и выбивал немцев, японцев. Понимаете, какая связь. Родом из нашего города маршал Советского Союза Мерецков. Я о нем рассказывала. У нас есть аллея Героев. Там памятники с портретами летчиков. Там Жене сейчас стоит. Мы ходили на Белый колодец, где у нас святой источник. Из Зарайска выходил воевода Дмитрий Пожарский освобождать Москву. Здесь полк свой собирал. У нас Кремль. Мы с Женей ходили по башням. Чаще всего, когда он приезжал в увольнение, мы гуляли именно по городу. И я ему рассказывала…
Трундаев с семьей
Многое для меня становилось откровением. Передо мной раскрывались тайны городка с завораживающим названием.
– И когда он уже учился на последних курсах, мы понимали, что, чтобы обойти в Зарайске исторические улицы, нужно час…
– Судя по вашим словам, вы влюблены в свой город…
– Город свой я очень люблю… Поэтому я никуда… Наш городок маленький. Но история его невероятная. Вот река Осетр. Она течет и в Чулки-Соколово. Там за ночь Женя умудрялся наловить два мешка рыбы. Если была зима, мы ходили кататься туда на «ватрушках». Я вам говорила: на лошадях скакал…
Вот так любят свои маленькие уголки мои соотечественники. А Евгений Трундаев почему-то представлялся чуть ли не в шлеме Дмитрия Пожарского.
– Сколько он учился в училище? – спросил Юлию Сергеевну.
– Четыре года.
– А не хотелось ему бросить?
– Ни в коем случае. Он даже о своем дипломе говорил: «Свою тему я уже знал на первом курсе». У него все получалось. Ему старший брат помогал.
– А как распределение: кого на Дальний Восток, кого в Крым…
– Его отправили в Мурманск, потому что у старшего брата был его однокурсник, который там служил. И, как вы говорите, когда стали направлять «кого на Дальний Восток, кого в Крым», его направили на Север, туда много кто распределился.
– Он хотел туда?
– Не могу сказать, что точно «хотел», но он сказал: «Я вот уезжаю, завтра во столько-то. Я, конечно, понимаю, что ждать меня с Дальнего Севера тяжело, я не знаю, когда приеду в следующий раз, но если ты готова ждать, то завтра во столько-то подходи. Если не готова, то я все пойму».
– Слова настоящего военного! – восхитился я точностью фразы.
– Да. И я прихожу, он с двумя огромными чемоданами стоит, ждет автобуса. И 28 июля 2008 года он поехал в Мурманск.
– Он знал, что в Печенгу?
Трундаева продолжала:
– Он знал, но, видимо, не предполагал, насколько это сурово. Потому что он 1 августа приехал – туда полтора суток ехать на поезде – его встретили, они доехали в общежитие, и 2 августа он мне звонит и говорит: «Ты когда-нибудь видела, что нет лета?» – «Нет». – «Юль, стою, мету. Снег выпал – полметра. Сказали, к обеду растает». Потому что там полярный день, а он приехал летом. Там что днем, что ночью. «Я хоть по часам, – говорит, – могу ориентироваться». У него все перевернулось. А когда пошел устраиваться на работу в часть, приехал: «Разрешите приступить на службу», его сразу на должность. Он там был молодым лейтенантом. После того как он туда приехал, мы с ним встретились только через полгода. Потому что я на тот момент поступила в институт на учителя. А он служил и приехал только через полгода.
– И как служба?
– Ничего не рассказывал. Даже его мама много чего не знает. И мы много чего не знаем. Вот особо ничего не рассказывал, ни хорошо, ни плохо, ни трудно. Он ничего не рассказывал. Он приехал, и ничего. Вот его друг Сергей Бойко приезжал на выходные, он говорил: «У них проводка сверкала, как у нас сейчас гирлянды по периметру домов сверкают». Вот так у них в комнатах сверкала проводка. «Из крана вода текла, даже мелкой струйкой не назовешь». Только холодная. «Даже не наберешь воды, чтобы глаза промыть», – говорил. Первое, что Женя мне сказал: «Ты в таких условиях жить не будешь. Я тебя даже не повезу». А потом полгода они пожили в общежитии в таких условиях и разъехались: каждый снял себе квартиру. Там у них всего четыре многоквартирных дома. В каждом доме четыре подъезда, и один магазин.
– Маленький военный городок, я сам вырос в таких гарнизонах… – сказал я и спросил: – А вы учились?
– Да, я доучилась, закончила институт. Учитель химии, биологии, информатики…
– И все-таки собрались в Печенгу?
– Я туда особо не рвалась, потому что он вырывался. Я не знаю, как он находил возможность, но он мог приехать на два дня. Было такое, он из Ногинска ехал – а это часа четыре на машине. В училище он на увольнение приезжал на сутки, у нас было полдня, а тут один раз приехал: «Юля, у нас повидаться есть двадцать минут». Вот ехать четыре часа, чтобы увидеться на двадцать минут.
– Это дорогого стоит!
– Поэтому из Мурманска он мог прилететь на два дня. Что он там делал, что заслуживал, что выслушивал, может, там получал вдобавок, не могу сказать, но вот прилетал. У него даже был вот такой случай. Всех офицеров командир закрыл в кабинете. Им нужно было срочно сдавать отчет, а это были выходные дни, это была суббота как раз. Он их закрыл в кабинете, чтобы они нарисовали какие-то карты. На совещание особо никто не подготовился, он их закрыл и ушел. Я не знаю, через что и как он лез, но он мне обещал, что мы с ним сходим на пикник.
– Это где?
– В Печенге, когда мы там были. Офицеров же закрыли в кабинете. Он прилетает: «Юлька, бежим на пикник». Я: «А чего бежим-то?» – «Два часа, мы успеваем». Мы с ним поехали на пикник, сделали шашлыки, посидели, и звонит командир и говорит: «Трундаев, я тебя одного на совещание буду ждать?» Я спрашиваю: «Ну почему тебя ждут?» – «Потому что я сбежал». А потом мне признался: «Нас закрыли в кабинете, заставили чертить карты, а я сбежал».
– А вы в Печенгу перебрались?
– Я не перебралась. Потому что до 2013 года то он ко мне приезжал, то я к нему. Там я особо не жила.
– Наездами…
– Да, мы друг к другу наездами. Он приезжал в отпуск на два с половиной месяца. И каждые два-три месяца мы виделись. Иногда раз в месяц. То он за бойцами сюда. При любой возможности куда-либо он всегда заезжал, куда бы его ни командировали.
– Лететь в Мурманск, там еще добираться, вы отчаянный человек!
Юля:
– Первый раз я туда поехала на поезде. Мне тогда было восемнадцать лет, мама меня отпустила. Кстати, познакомились с ним, когда мне было тринадцать. Он не верил, я, когда паспорт получила, ему показывала. И вот я поехала: полтора суток на верхней полке. Доехала. А там же перепад давления. Там же нехватка кислорода. Я выхожу, у меня кружится голова, мы идем в магазин – он меня периодически подхватывает. Я говорю: «Почему кружится голова?» Он: «Сейчас адаптируешься. Нехватка воздуха после нашего. Сейчас, – говорит, – все будет нормально». У меня кружится голова. Мы едем. От Мурманска до Печенги, чтобы вы понимали, там же едешь по сопкам, и то ты в небо поднимаешься, то глубоко к озеру спускаешься, и вверх-вниз, и одновременно влево-вправо. Я приехала к нему летом. И вот эта нехватка кислорода, и кружится голова вверх-вниз, влево-вправо – он меня везет на машине, а ехать три часа до Печенги. Там пятнадцать километров до Норвегии. Он: «Ты мне чего-нибудь скажи», а я то синею, то зеленею, мне очень плохо было. И у меня только вопрос: «Куда я еду? Куда меня везут?» Он: «Ты мне хоть расскажи, как дома?» А я ему везла земляничное варенье. Свежие мамины огурцы с огорода. Везла все что можно, только из дома. Я помню, приехала, он огурцы в земляничное варенье засовывал. Ел, хрустел. Я: «Вкусно?» Он: «Очень». В первое время я, конечно, испугалась. Потому что вот когда я приехала, вот эти четыре дома полуразрушенных, я была в шоке. Полярный день. Я не могу уснуть первые сутки. Я все по дому переделала. Он ушел на работу, я легла спать. Он: «Ты это, аккуратно, сейчас привыкнешь». Наверно, на третьи сутки я привыкла. Жить я там никак не хотела. А он: «Вот у нас красота». Да, там очень красиво. И вот жена друга, они прожили там двенадцать лет, вот я приезжаю периодически в Мурманск. Я: «Ты там была?» Она: «Нет, я там не была». – «А тут?» – «Я не была». И: «Юля! Ты за два года была в бо́льших местах, чем я за двенадцать лет!» Конечно, Север… Потом, когда я адаптировалась, Север меня покорил своей красотой. И сейчас я туда еду. Там, конечно, красота! Но жить мне там тогда, казалось, невозможно. Я ему говорила: «Пожалуйста, заканчивай первый контракт, поступай куда угодно. Я буду за тебя писать что угодно, учить, готовить». Он: «Что, поступать в академию?» Я: «Куда угодно, но поближе к родителям. Мне чтобы мамы были рядышком…»