– Как пишем? А вот как жития святых. Собираем фактические данные о жизни…
Вера Анатольевна:
– Вы вот сказали: о житиях святых… Женя родился 27 сентября. Это православный праздник. Воздвижения Креста Господня…
Все, сложившие за праведное дело свои головы, уже одним этим близки к святым.
Мама:
– И он родился у меня богатырем 4 кг 600 г. Красивый. Когда приносили ко мне в палату кормить, то говорили: его трудно удержать в руках. Он активный. И у меня в памяти от тех лет: я его кормлю грудью, смотрю в окно. А была еще осень: стояла желтая-желтая. И пошел небольшой снежок. И я говорю: «Господи, кем же ты у меня будешь? Вот ты вырастешь…» Вот это в памяти осталось, и я всегда вспоминаю… – речь оборвалась, но она переборола что-то внутри и продолжила: – В такой святой праздник я его родила. Вот это свежо в памяти осталось, и я всегда вспоминаю… Как-то так. Ну а потом, как в наше советское время, все мы работали, он рос, в школе учился…
– Он мальчишка…
– Знаете, он рос с нами. У меня два сына: старший Денис, он старше Жени на семь лет, я его родила в двадцать лет. Он то сам, то у бабушки, то у дедушки, а здесь уже родила в двадцать восемь лет. И желание родить, прочувствовать материнство в возрасте. В молодости оно как-то еще… Ждали, я знала, что будет мальчик, хотя в то время еще не было медицинских возможностей определить. Какой он? Активный веселый мальчишка. Жизнерадостный. Даже в детском саду. Тогда что: соберешь, ребятушки, бегите скорее в школу. Мне на работу надо бежать. И он сам… Идет, а мне говорят всегда: «Здравствуйте». И внимание какое-то уделит. Но, может, и воспитание в то время требовало. Я сама работала в сельской администрации, была председателем местного сельского совета.
Колготная работа…
Вера Анатольевна:
– И конечно, требования к моим детям были совершенно другие. Я требовала, чтобы были уважительны к людям, чтобы они мой статус поддерживали. Не хулиганили. Шалости у всех наших детей были. И наказывала, и в углу стоял, и ремня получал. В 1994 году пошел в первый класс. В школе в начальных классах он учился хорошо. А когда перешел в среднюю школу, здесь послабее. В школе у него было очень много друзей, очень много. И всегда вокруг него ребята собирались. За ним гурьбой приходили. Если гулять, подойдут к подъезду и кричат: «Женька, выходи!» Ребята сходились, играли по всему совхозу (в селе был совхоз), сами себе были предоставлены. Где-то и в походы, и на нашей реке Осетр тарзанка – все гурьбой. Помню школьный эпизод. Он учился уже в старшем классе, оценки «4», «3», «5». От учителей на родительских собраниях я не слышала жалоб, что он где-то хулиганил. Просто говорили: обратите внимание, что ребенку нужно там подучить, это… А так как это в 1990-е годы, вы сами понимаете, вы прожили это, и нам было очень тяжело: муж работал в совхозе, я – в сельском совете, зарплаты были не очень, зарплату вовремя не давали. И у нас было свое подсобное хозяйство. Вот в нашей семье поставлено было так, что, пожалуйста, гуляй, занимайся своими делами, но в пять вечера ты должен быть в сарае вместе с родителями. И вот мы все вместе там убирались, чистили, поили, кормили всех. Все мы собирались, воду возили. Раньше дорог не было, грязи по колено. Воду в ведрах таскали – быков напоить, все остальное. Вот это семейное как-то всем привилось, и до сих пор у нас все вместе, без разлада…
– Говорят, он рыбак…
– Как будто родился рыбаком. Муж охотник-рыболов. И, вы знаете, первая женина рыбалка. Ему лет десять-одиннадцать. И он говорит: «Мам, я пойду на пруд рыбу ловить». Я говорю: «Но я-то с тобой не могу пойти. Мне нужно обед приготовить». – «Я пойду один». – «Ну, иди». Я сама понимаю, что его когда-то надо отпускать и приучать к самостоятельности. Не может же он все время быть под опекой. Но эта рыбалка мне запомнилась на всю жизнь! Он ушел. Я через десять минут бежала на этот пруд. Из-за кустика гляжу, ловит. Убегу домой, через час бегу: сидит, ловит. А пруд недалеко. И вот прибегаю, смотрю, чтобы меня не заметил. Приходит домой довольный, ротанов наловил. У нас в пруду ротаны. Рыбы. А еще случай: я поднимаюсь на второй этаж, у нас квартира на втором этаже. Не пойму, на лестнице червяки ползают. Господи! Откуда они? А он пришел с рыбалки и баночку с червяками оставил в подъезде и забыл про нее. А червяки выползли, и по всему подъезду. А так он с отцом на рыбалке, на охоте. Когда потом в отпуск приезжал, на охоту ходил, поэтому и стрелял метко. Отец научил его, как из ружья стрелять. И какие-то навыки он получил, уже понимал, как в бегущего зверя стрелять, как в ворону, как еще что-то. Он просто по банкам, висящим над горкой, не стрелял никогда. И если на охоту, то много друзей мужа собиралось, и они большой компанией, и он с ними.
Рос мужчиной.
– А были ситуации, когда приходилось выручать сына?
– Выручать – нет. Такого у меня не было. Он всегда был послушен. Вот, помню, то ли в десятом, то ли в одиннадцатом классе произошел такой случай. Я сижу на работе, вдруг, мне звонок из школы: звонит учительница, просит меня прийти. Ну, я поняла, что-то там такое. А безденежье, на душе такое, что… Я иду, сорвала жичину (прут с куста). Парень высокий, слова мои, видно, не доходят до него. Сорвала эту жичину, листья все сдернула, захожу в школу, поднимаюсь на второй этаж, а учительница увидела, что я иду с таким вот хлыстом, она его спрятала за своей спиной. Ну я ему там дала…
Родители боролись за детей, а не наблюдали за тем, куда его вывезет.
Мать посмеялась и:
– Потом мне учительница: «Помните?» – «Да, я прекрасно помню». Такое состояние на тот момент, на душе тяжко, а тут еще…
– Проблем тьма… А сыну грозило гораздо меньшее наказание, – понял реакцию педагога, – что даже учительница пожалела…
И подчеркнул:
– А вот улыбка у Жени…
Сказал, а про себя подумал: признак доброго сердца.
– Вы знаете, он всегда везде улыбается. Рос улыбчивым ребенком. Вот даже его ругаешь, ругаешь, что-то не выучил. А он: «Мам, завтра выучу, исправлю эту двойку». Глядишь – да. После того случая я прихожу домой: «Как дела в школе?» – А он: «А что, мам, звонили?» – «Нет, еще не звонили. Но позвонят, тебе будет плохо». С тех пор, одним словом, больше меня в школу не приглашали. Потому что и учителя испугались, что я так жестко…
– А его хозяйская жилка, деревенская, пригодилась ему?
– Конечно!
– У нас же и свой огород, и копали, и пахали. Все убирали и все делали. Потому что как нас родители воспитали, так и мы своих. Тем более когда зарплату не платят, надо чем-то кормить. Естественно, мы все несли с огорода, с сарая. У нас масло было трудно купить, хлеб. Ну ничего. Вот, он поступил у меня учиться в военное училище.
– А почему выбрали военную стезю?
– Здесь вот как. Это 1997 год, уже пошло: наркотики. Вы же помните эти годы.
– Как никак бывший следователь…
– Дело в том, что у нас вставал вопрос: куда ты пойдешь учиться? А он пошел в школу почти в 8 лет, родился-то 27 сентября. И, получается, в мае заканчивает школу, выпускной, и осенью он идет учиться, а ему время в армию. И стоял вопрос: «Куда пойдешь учиться?» А он уже начал с этими ребятами встречаться, а многие по деревне говорят: «Вера Анатольевна, мы вашего мальчика видели с тем вот… С этим…» Они уже были склонны, и встал очень серьезный вопрос. И я спросила Женю: «Что будем делать? Куда ты пойдешь?» Он: «Я школу закончу и пойду работать водителем». Я: «Каким водителем, тебе осенью уже в армию». Он: «В армии отслужу, приду и буду водителем». Нет, думаю, так не пойдет. А у меня старший сын уже закончил военное училище. Старший закончил, прошло два года, и я понимаю, что, если я сейчас его не оторву от этой компании, я могу его просто потерять. И вот он говорит: «Шофером буду». И у нас дома с ним было нечто! Мне тяжело было его перебороть, а он говорит: «Не пойду на медкомиссию». И, я об этом никому не рассказывала, мы с ним просто дрались. Я и он. Потому что я понимала, что если его сейчас не вытащу, не оторву, я его могу потерять навсегда! Потому что, отслужив два года, он вернется и займется тем же самым…
Разгоряченную мать можно понять. Но сын вряд ли мог замахнуться на нее, видимо, он отмахивался, защищался, а мать, когда сын может погибнуть, могло толкнуть на непредсказуемые шаги: по-матерински, по-женски могла с размаху и залепить.
Вера Анатольевна:
– Ну и, поверьте, он был курсе на втором, пришел домой в отпуск, а из нашего окна виден перекресток дорог, где они всегда собирались, эта компания. И я ему говорю: «Женя, смотри, ребята твои на кресте все собрались, иди, пообщайся», а он сказал: «Мам, мне с ними не о чем говорить». У него уже другое сознание. И как-то я ему сказала: «Жень, ты, наверно, меня ругаешь, что я тебя в военное училище…» Он: «Нет, мам. Ты все правильно сделала. Ты настояла на том, что…» Вытащила его оттуда. Видимо, уже были какие-то поползновения…
Я вернулся к прерванной канве разговора:
– И вот вы с ним договорились, куда учиться…
Вера Трундаева:
– Да, я осознано к этому шла, и я ему сказала: «Ты пойдешь учиться туда, где учился Денис». Потому что если его куда-то в гуманитарное, он не сильно учился, тройки были, и в финансовом отношении мы не могли его потянуть, потому что очень было сложно. А так как старший сын отучился, и была проторена дорога. И мы переубедили, уговорили. И вот после инцидента, о котором я рассказала вам, он сказал: «Ладно, в училище так в училище». И я ездила вместе с ним. Это как раз был последний звонок в июне месяце. Погуляли они классом, и мы с ним поехали сразу в Москву. Это было 4–5 утра. Я, как помню, поехали на «скорой помощи». Потому что своей машины не было, и я просила, так как работала председателем сельского совета, заведующего поликлиникой, чтобы он выделил мне «скорую», и вот мы на ней ездили. И его посмотрели, знания проверили. Как он, поступит, не поступит? У меня были знакомые там, и его посмотрели, сказали: по здоровью пройдет, физически он очень хорошо был подготовлен. Потому что со школьной командой все призовые места в районе занимал по лыжам, по бегу, по плаванию. У него много грамот! Он всегда выручал учителя физкультуры. Тот скажет: «Женька, честь школы некому защищать. Давай на соревнования». И вот он везде по району то на одних соревнованиях, то на других.