шим: генератор работает. Подошли к нему, а от него провода тянутся к старой машине на обочине, а в ней камера. То есть противник установил ее и видел, когда появлялась колонна, и обстреливал ее. Мы теперь с расстояния уничтожали такие машины. Подошли к Мариуполю, группа, где Дима направился на западную сторону Мариуполя, мы – на восточную. Сперва мы вместе заходили с западной стороны на Мариуполь. Потом ДШБ (десантно-штурмовой батальон) остался, а мы ушли на восточную. Круг вокруг города сделали и зашли с восточной стороны.
– То есть «поверху» города…
– Да, поверху. Мы разделились, они остались по эту сторону реки Кальмиус, а мы на другую. Они шли на Ильич (завод Ильича), а мы с той стороны на Азовсталь. То есть мы разделились: их сторона – та сторона реки, западная, а мы – с восточной стороны. То есть мы кругаль сделали… Разделились в Мариуполе у магазина «Метро»… Мы шли с частного сектора, а они заходили с городской стороны. У меня задача была уничтожать огневые точки. Мы шли через частный сектор, я подавлял огневые точки. У нас техника, а у них техники не было, и мы подавляли и шли. Потом по городу. На «Метро». Там мы передали свои позиции и ушли на восточную сторону. Со стороны Новоазовска.
– А Востриков с бойцами прорвались в город через центр переливания крови…
– Да. А мы ближе к Азовскому лиману. Легли на хвост «Азовстали», получается. Возле «Азовстали» проходит река Кальмиус. Там мост на другую сторону города. А тут идет пляжная сторона, гаражные кооперативы и пошел квартал городской. Площадь Меотиды…
– У вас пушка. Как из нее в городе стрелять?
Ершов:
– Сперва мы ювелирничали. Начинает пехота наступать, и бац – остановка. Какие-то огневые точки их останавливают. Начинаем мы ювелирно, чтобы меньше принести урон городу, бить. А когда пошли большие потери, мы выработали другую тактику действий. Она общепринята, больше соответствует ситуации. С командирами рот собирались. Вот они идут на квартал с трех улиц. Определяли сектор. Мы же не первый квартал освобождали, и мы знали, что мирные жители находятся либо в подвалах, либо часть обманом оказалась где? На «Азовстали». Даже не часть, а больше половины города и использовались как заложники на «Азовстали». И квартал был для нас местом, где находится именно противник. Но с которым не надо политбеседы вести. Там уже все, шутки закончились, и страдает мирное население и город. Работа начиналась в обезвреживании полностью квартала и выходов и подходов к кварталу. Огневой налет на квартал. То есть блокировали и вход, и выход, и подходы к кварталу. Соответственно, начинал работу я как основное огневое средство батальона. То есть его мощь. Когда я отрабатывал, все что мог, порушил, где, как мы понимали, находятся огневые точки, потом выезжали БТРы. БТРы начинали подавлять то, что я не смог. У них калибр поменьше – именно они дожигали остатки, и потом просто начинается зачистка того, что осталось.
– В письме морпехов президенту значится штурм базы «Азова».
– У них база на улице Меотиды. Там музей, вооружение. Фашистская форма, свастика…
– Трудно дался штурм их лежбища?
– Да ничего, нормально. Мы-то не знали, что там база. И проживание они себе там организовали, и подвалы. Когда они оставляли, то заминировали. А так по нашей налаженной схеме: сперва артподготовка, потом стрелковый бой из БТРов, а потом штурм пехотой.
– Говорят, вы всегда впереди. А если снайпер?
Ершов:
– Вот это, знаете, начнем с того, чтобы было в тебе изначально заложено. В детстве, в школе, родителями, чтобы ты не обесценил себя. По сути, да, я мог находиться сзади.
– В километре.
– Да, и запрашивать у командиров рот, где у них сопротивление. Но я чтобы не затягивать, тем более раненые, столько-то трехсотых, двухсотых. Для меня это было неприемлемо. Соответственно, я хотел что-то и в командира роты вложить, хотя сожалею, он тоже получил ранение. Так вот я с собой его таскал и хотел в него вложить артиллерийское искусство и преданность подразделению. Но не стремился показать себя на видеокамеру, не стояла такая задача.
– Как Струна, с красным рюкзаком не бегали… – вспомнил одного командира морпехов.
Тот носил красный рюкзак, и на нем делал передачи журналист Филатов.
Ершов:
– Хотя Филатов и к нам приходил. Я ему: «Я – артиллерист, понимаешь. Сколько урона приносит врагу пехотинец и сколько я?» Местное население кто-то за, кто-то против и не знает, кто какие командиры. «Информация порождается быстро. Зачем? Ты меня сейчас высветишь, зачем. Как бы я ни закрывал лицо, я передвигаюсь, хожу покушать… нет-нет». И не было задачи себя преподнести. Тогда не было этой задачи. Мы же понимали, что мы выполняем общее дело. Это потом оказалось, что все немножко наоборот. Первое время для меня именно нахождение в госпитале, когда вся информация оказалась в открытом доступе и все стали выкладывать, а тогда это было запрещено, и ты сам в целях сбережения себя избегал журналистов… Да, тогда это было и неприемлемо…
– Пиариться…
Ершов:
– А теперь смотришь, и становится немножко обидно за проделанную работу. То есть ты где-то остаешься…
– Есть такое слово: благодарность.
– Да. Вот ты был такой и сделал. Ну и все. А теперь преподносят…
По выпускам СМИ видели, за какие подвиги и какие получали награды, а говоривший со мной морпех совершил таких десятки и до сих пор заслуженной награды не удостоился. И все было бы ничего, если бы кого-то не возносили за более мелкие геройства, а геройский человек это видел, слышал, и что-то не соглашалось в нем.
– А что такое в Мариуполе дом Павлова?
Ершов:
– Была задача разведроте и взводам морской пехоты вытянуться и проверить, цел ли мост через Кальмиус. Там их два: новый и старый. И они прошли с востока до «Азовстали», до моста. Получается, противник не ожидал, как они смогут пройти через весь город километра четыре и зайти в очаг, из которого выйти невозможно. Они просто что, когда по ним началось огневое воздействие, а перед ними было здание, залетели в него. Два разведвзвода и два взвода морской пехоты, еще спецназ. Когда они выдвигались, огневого соприкосновения не было. То есть они спокойно прошли. Противник не ожидал или просто запустил…
– Всушники, видимо, не ожидали.
– Настолько это дерзко! А потом попали перед мостом под обстрел, заскочили в ближайший пятиэтажный дом, и их в этом доме зажали.
– Пишут, к ним прямо танк подъезжал и стволом заезжал к ним в окно и стрелял…
– В окно там никто не заезжал, просто с завода стреляли. Стены обрушились, бойцы спустились в подвал. А откуда получились раненые? Они пытались выйти, разведать участки местности, чтобы свершить марш, получали ранение. Потому что технику сразу у них аннулировали. Противник же не дурак. Технику надо сразу уничтожать.
– Они остались с автоматами, пулеметами…
– Да. А мое огневое подразделение делало то, что могло, – ответил майор.
– Связь вы поддерживали с ними?
– Поддерживали через спецназ. У них была специальная радиостанция, и мы могли с ними связываться. Они нам обговаривали ситуацию, с какой стороны выходит противник, и я же видел карту и филигранно «нонами» наносил огневой налет так, чтобы не задеть своих. Они же в этом доме находятся. Я же мог сам их завалить. И не подпуская противника к дому, грубо говоря… Потом один из спецназа вышел на нас и вообще запросил огонь на себя. «Давай, – говорит, – по нам. Мы уже все…» Я: «Не буду вести огонь по вам, я буду стараться максимально не подпускать. У меня шесть орудий, и я каждому орудию назначил отрезок вокруг дома». И не давал им подойти. Конечно, те могли из танка, из РПГ выстрелить. Но все равно я создал эллипс огня вокруг дома, в который не зайдешь…
– Стену огня вокруг дома…
Ершов:
– Грубо говоря, так.
– А хохлы могли и ночью подойти…
Ершов:
– Ночью точно так же. Либо мы кидали световые мины, освещение делали. Мы кидали свет, а наши нам передавали, есть ли противник. Плюс у них были тепловизоры. Плюс ночные прицелы. Плюс противник не понимал, сколько наших находится в доме. Опасались…
– Менжевались…
– Они могли задавить, но они не знали, рота, батальон туда зашел. Сколько… Плюс артиллерия. Они понимали: мы же знаем, кто там находится. И создаем стену огня.
– Может, там какая хитрая операция задумана… А сунешь нос, а тебе по башке…
– Конечно.
– Трое суток держатся…
Ершов:
– Держатся. И мы мечемся: как, как их вытащить. И вот. Когда посылали в разведку, то просто назначали офицеров и кто с ними. А теперь? Мы были поддержкой донецких полков, а у них танки. Так вот на выручку окруженным сформировали группу: два танка, БТР, «Урал» и «Тайфун». Они пошли на прорыв. Я их поддерживал огнем. Когда им на пути выскочил пикап и направил миномет на колонну, снял координаты и поразил пикап. Штурмовой группе удалось подойти к осажденному дому, загрузить всех и живых, и раненых, и убитых, и колонна направилась назад. И когда двигались по Азовстальской, «Урал» с БТРом и танками проскочили, а «Тайфун» подбили. Он встал и не мог везти раненых.
– Вот ситуация!
– Надо принимать решение, потому что там стоит «Тайфун» с людьми, его обстреливают, вот-вот сожгут. Все понимали, что тот, кто туда пойдет выручать, может не вернуться. Из офицеров вызвалось только двое, – Виктор на секунду замолчал, потом: – Есть такое понятие, можно быть котенком, а в определенной ситуации стать львом, – и продолжил. – Мы выставили танк, чтобы он обстреливал верхние этажи домов. БТРы – средние этажи. Взяли танк, впрыгнули в БТР, еще пехотинцев взяли и поехали. Потом бежали и вели стрелковый огонь по окнам, откуда могли по нам стрелять. Передвигаясь, ведя огонь, выдвинулись к «Тайфуну». Завести его было невозможно, был поврежден двигатель. Колеса у него еще пробиты. Посмотрели, не можем мы ничего с «Тайфуном» сделать.
Я слушал, боясь пошевелиться и прервать разговор.