– Что перенес…
– Да, после этого чуть не с психиатром разговаривал. Серьезно его. Когда он видел, как в упор расстреливаются.
Шуренков не прекращал…
– У нас не было ни минометов, ничего. А когда появились минометы, входил в минометную группу. 9 августа обстрел был. Тишина, тишина, и вот бах, бах! Думал, все, жизнь моя кончилась. Птички нас с дронов срисовали и начали обкладывать. Сначала из танка два раза. Деревья падают. Воронки огромные. Я ребятам кричу: «Скидывайте!». Нас было три человека в группе. Мины подтаскивали. Скидывайте мины, потому что если осколок в тебя еще попадет, еще можно стерпеть. А если осколок попадет в мину, тебя просто порвет всего. Скинули эти мины, я кричу: «Рассредотачиваемся!». Падаем, куда кто. В низину какую-нибудь. И нас вот обкладывали из минометов. Земля летала над головой…
– Каждую секунду тебя может разорвать.
– Каждую…
Шуренков:
– 6 сентября получил ранение прямо около своего блиндажа. Прилет был. Мне осколком пробило бедренную артерию. И осколком ее «закоксовал». Пробкой закрыл. То есть кровь остановилась. Она не вытекла вся. Если бы у меня было больше повреждений, то… – вздохнул. – Вы представляете бедренную артерию, там минута-полторы, и кровь вся фонтаном вытекает. А прибежало полроты. Я кричу: «Рассредоточьтесь! Только был обстрел. Вы сейчас толпой… Как там было? Повар Андрюха готовил обед, когда меня ранило. Меня взрывной волной отбросило, я упал на его газовый котел, перевернул рис. Еще пошутил: «Андрюха, сегодня без обеда». У нас второй прилет, он вообще молчит. Командир взвода, которому 53 года, ну так же назначенный, он ни в армии не служил, у него просто военная кафедра, ну 53 года, 53 года, – повторял Константин. – У него никакой подготовки нету. Вот мужика с улицы взять и поставить командиром взвода… Он молчит. Нам третий прилет. А я ощутил боль, ору: «Жжет мне!» Я штаны, трусы снимаю и смотрю, маленько кровит. Юрок там тульский не растерялся, подбежал и снял с себя футболку, наложил на рану и говорит: «Ну, у тебя глубоко. Давай сейчас заложу». Эти все молчат. Юра командиру взвода, чтобы вы понимали, орет: «Ты доложишь или нет?! У нас идет обстрел. У нас “трехсотые”. Вызывай эвакуацию!» А они просто сели и сусликами там сидели. Они испугались. И вот этот Андрюха, кстати, тринадцать лет отслужил на подводной лодке боцманом. И он говорит: «И чего я поперся на это СВО. Мне еще пять лет, и я на пенсию как подводник вышел бы». Вот тоже патриотизм. Но патриотизм – это хорошо, но то что как там нас обеспечивают, это капец.
Я ничего не мог сказать.
Шуренков:
– Но повезло, доставили после ранения в Белгород уже на вертолете с другом моим товарищем, Андрюхой. Из Белгорода через три дня в Тулу. В Туле в принципе ничего не делали. «У тебя осколок в мягких тканях. Ничего особого там делать не надо. Заживет, и будешь ходить». Халатность врачей! Почему ребятам и отрезают и ноги, и руки. А у меня оттуда пошло: нога стала отмирать. Кровь не поступала. И когда меня срочно привезли в Бурденко, жене моей надо отдать должное: «надавила на курок» через знакомых. Перепсиховала. Я сам даже не знал. Меня резко в Бурденко переводят. Ну а там посмотрели и сказали: «Все. Отмирание пошло». Вот так вот… А сейчас три месяца по госпиталям. И должен, вроде сейчас в отпуске до 11 февраля, и вроде как обратно. Но с такой ногой я не знаю… Не понимаю…
Я тоже не знал и не понимал.
– А что с осколком?
– Меня оперировали и убрали осколок, поставили протез. И мне врачи сказали: «Ты счастливчик! Из перерезанной артерии кровь вытекает моментом». А там в полях ничего не сделаешь. Мог быть «двухсотым». А получилось вот так. Поэтому там протез: кровь ходит, а нервы, ну, как сказать, умерли. Заснули. Неврологи смотрели и сказали: «Они могут реанимироваться. Но никто не скажет, через какое время». Вот до сих пор я хожу с палочкой. Вот у меня ощущение, что нога горит, жжет. Она немая частично. Это нервы… А документы, вот жена только в ноябре 2023 года получила на меня удостоверение, как на участника боевых действий. По которым я могу себе бесплатный проезд, еще какие-то льготы. Остальным ребятам отправляют на позиции. Зачем? Удостоверение нужно здесь, матери пойти в МФЦ, еще куда. А там мы настолько мокли, что военный билет берешь, а он как туалетная бумага смятая…
С детьми в госпитале
– А если болячка прихватит? Что медбрат сделает?
Константин Вадимович:
– Он такой же мобилизованный. Вот когда были в Мосрентгене (только прибыл по мобилизации), у меня отекло под глазами. Спал около окна, из которого дуло. Я там пытался подушками закрываться, одеялом, но протянуло. Подошел к нашему медбрату, который сейчас косит по психике, еще по чему-то, ну якобы кукушка у него слетела. Он мне нафтизинчик, еще чего-то. Я сам понимаю, говорю: «Это чего-то серьезное. Гайморит или еще что-то. Мне нафтизинчики не помогут». – «Ну чего мне тебе дать». Вот и весь ответ. Я подошел к полковому медику, он сам отоларинголог. Он глянул и: «Пока ты здесь, давай я тебя срочно отправлю в больницу гражданскую, чтобы тебя прокололи. Потому что если мы будем в полях, то я тебе это буду делать в грязных, абсолютно непригодных условиях. Это будет холодно, и что с тобой потом будет, никто не знает».
Мы говорили, прерывались, снова говорили.
Константин Шуренков:
– Я вот звоню ребятам: «Как вы там?» А они так и сидят. У хохлов все бетонированное. Их не прошибешь. Их только атакой в лоб можно взять, и то как ты побежишь атакой в лоб, там дзоты, в них пулеметчики сидят. Куда ты побежишь? Мясом живым? Но летают каждое утро наши вертушки, это точно могу сказать. Каждое утро пролетает, выстреливает и улетает. МиГи пролетают. Выстреливают… И вот мы сидим с ребятами, ждем на смену мобилизованных. Вот набрали контрактников. Вот уже мы год, нас поменяют. Если бы! И мы сидим. Но ребятам надо дать передых, они же там свихнутся…
Я мог только низко поклониться парням, которые, несмотря на отпуска – не отпуска, не оставляют позиции, иначе их непременно займет враг.
– Вот обстрелы. Могли тысячу раз погибнуть… И что делать?
Шуренков:
– Вот о том и речь, что каждую минуту там на таких нервах, что да… Да и здесь без войны. Как я гражданским ребятам объясняю, я говорю: «Хорошо, что ты живой. Хорошо, что ты выжил. Хрен там с ногой». Вы поймите одно, что даже не то страшно: еще стреляют, а просто в тех условиях в которых находимся мы, и то, что показывают по телевизору, это земля и небо! До того смешно! Вот каждый парень в госпитале смеется над этим: у него никогда не было такого блиндажа и никогда не было такой чистой и аккуратной формы. Вот эти бревна в три наката. У нас были блиндажи на передке, которые были выкопаны быстро, чтобы окопаться. И от дождя ты их накрывал: вот три акации, там растут акации. И вот тоненькие акации, пленка, если есть. И землей, листвой, если есть, ты закидываешь, – все это твое укрытие. А какое укрытие? Если туда попадет снаряд или даже просто шальная пуля, она пробьет ее.
– Да… – с горечью поддакивал я.
– Там все совсем по-другому. Когда я вижу ролики: вот, у нас крыша из сосен в три наката, розетки у них, есть генератор. Ну, может, им так повезло. Вот мы сами скидывались своими деньгами на лопаты, на пленку. На лекарства. На бинты. На кофе. На чай. На сигареты…
Не было видно конца монологу вышедшего с передка бойца, каждому слову которого верилось беспрекословно.
Вспомнил про Журавлева…
Шуренков:
– Он в «Шторме Z». Контужен. С ногой что, не помню. Их обычно пригоняли, когда шел штурм. Но только их пригоняли, допустим, двести человек, после штурма оставалось двадцать. Второй день штурм – их пять человек. Мы только раненых таскали…
То, что выпало нашим бойцам и что еще выпадает, можно было только догадываться и молиться Богу, чтобы они все осилили! Наверно, так же тяжело доставалось бойцам и в Великую Отечественную, и в Первую мировую, но они выдержали.
И только злила беспардонная вакханалия: рядом с бывшим кинотеатром «Увечный воин» в кинотеатре «Пролетарий» крутили фантастические и мистические, отрывающие от реалий жизни, от скорби, боли и переживаний фильмы, словно в сотне километров от него не шла настоящая война.
P.S. 20 февраля 2024 года Шуренков прислал фото с вручения генерал-полковником Фокиным ему и лечащимся бойцам наград.
Указом Президента от 26 марта 2024 года Шуренков Константин Вадимович награжден орденом Мужества.
Майор Львов
«На данный момент все делают одно единое большое дело».
Я увидел его, когда в Россоши открывали музей милиции-полиции, вернее, его переносили из отдела внутренних дел в краеведческий музей. И тогда на митинге выступал плечистый ветеран с орденами и медалями на груди.
После этого созванивался с ним, и вот 26 июля 2023 года мы говорили.
Сергей Викторович Львов рассказывал:
– Я родился в городе Краснодаре, но всю свою сознательную жизнь прожил в Воронежской области. Меня привезли сюда, когда я маленький был. В село Архиповка Россошанского района. Там в свое время был колхоз-миллионер «Дружба». Мой отец Виктор Михайлович всю жизнь проработал механизатором, а мама Александра Ивановна – колхозница. Я в Архиповке пошел в школу и окончил десять классов…
– А что это за село – Архиповка?
– Прекрасное село. На трассе Россошь – Белгород. Речка Черная Калитва. В ней и купались, и рыбу ловили. У нас большой стадион, где мы играли в футбол. Когда наступала зима – катались на коньках. Клюшки сами делали, тогда же дефицит. А когда повзрослели, председатель колхоза распорядился, и нам закупили форму, и мы выступали командой.