— А, это ты в колодцы глядел? Тогда не бери в голову. Те звезды не дня нас.
— Откуда ты знаешь?
— От верблюда.
— Я тебя как человека…
— Ладно тебе. Откуда мы вообще это знаем? От Леониды, ясно же. Чего спрашивать?
— А ты ей веришь?
— Верю. — Татьяна постаралась сказать это твердо.
— Трюхан, наверное, тоже верил…
— Трюхан — это другое дело. Он, наверное, и человеком-то уже не был.
— А может, и мы уже нелюди. Не знаем этого только.
— Хватит гундеть. И гундишь, и гундишь. Как пердун какой-нибудь старый. Трюхан, наверное, так же вот погундеть любил.
— А правда, что ты его… сама?..
— Нет, не я. Видела только.
— А кто?
— Пошел ты, Павлик, знаешь куда?
— Пойду я, пойду. Ты вот мне скажи: а ты уверена, что мы правильно все делаем? Что воюем за тех?
— А что нам — за оборотней надо воевать? Вместе с Трюханом, да?
— Слушай, не надо так, а? Ты же понимаешь, что я не об этом?
— А о чем?
— Ну, помнишь, Мишка твой все время цитировал: «Бог вряд ли интересуется религиозными спорами»? А почему тогда люди должны интересоваться разборками богов, да еще участвовать в них? Слушай, мы ведь даже не добровольцы.
— Мишку ты не трожь, — неожиданно для себя сказала Татьяна. — Не трожь, понял?
— Да я и не трогал, — растерялся Пашка. — Чего ты?
— Ничего.
Наступило молчание.
Я злюсь, потому что он прав, подумала Татьяна. Я не хочу злиться. Она попыталась вернуть себе — хоть на миг — то состояние полного понимания и приятия мира, которое охватило ее в прозрении. Ничего не получилось. Как щенка, ее выбросили в темноту на мороз и закрыли дверь.
В темноту.
На мороз…
Ниже колен ног уже будто не было.
Она стала переминаться с ноги на ногу, приподниматься на носках, и тут Пашка сказал:
— Тань, ты слышишь?
— Слышу, — сразу отозвалась она, потому что странный звук продолжался уже некоторое время, как бы отпочковываясь от рокота каменного потока в ущелье. Будто кто-то барабанил пальцами по расстроенной ненатянутой гитаре.
Не только они услышали этот звук. Хлопнула ракетница, и три зеленых звезды повисли в вышине. Мерцающий их свет обрисовал тот край ущелья, мост
— и трех всадников, едущих шагом. Кони нервно вздернули головы, но всадники не шелохнулись. Слишком далеко было до них, слишком мало света — но Татьяне показалось, что один из них — женщина. Две ракеты погасли, а последняя все продолжала гореть и падать — прямо на всадников. Татьяна сглотнула. Нет — ракета упала позади них, довольно далеко. В последней зеленой вспышке конные силуэты вдруг выросли и приблизились. Теперь были слышны только звуки — негромкий конский топот легко перекрыл грохот и скрежет каменной реки. Темноту испятнало лиловым. Вдруг — с запозданием — в глазах вновь возникли те же силуэты — теперь светлые. Да, женщина — справа. Почему-то это было важно. Что-то задержалось в памяти из постигнутого.
— Люди и люди, — упрямо сказал Пашка.
НОЭЛЬ
Язык не ворочался. Рот нельзя было ни закрыть, ни открыть по-настоящему. Где-то между переносицей и затылком застряло чугунное ядро, не дающее ни дышать, ни думать. И ко всему этому — завязаны глаза и руки пристегнуты к подлокотникам какого-то не очень приятного кресла. Кто-то ходил рядом. Слышался невнятный разговор — как за дверью.
— Дайте воды, — имел в виду Ноэль, выдавливая из себя звуковое месиво. — Воды. Пить.
Его поняли. Шаги торопливо приблизились, чья-то рука легла ему на затылок и наклонила голову вперед — губы коснулись края чашки. Первые глотки дались с болью — казалось, вода раздирает сколотый булавками пищевод. Потом стало легче.
От второй чашки он слегка опьянел.
— Где я? — спросил он, поворачивая голову. — Что со мной?
— Подождите немного, — сказал усталый мужской голос. — Сейчас придет наш главный, он вам все объяснит.
— Зачем мне завязали глаза?
— Вам вреден свет.
— Я в больнице?
— Почти.
— А руки можно освободить?
— Пока нет. Вы еще не вполне здоровы.
— Но что со мной произошло? Черт, я ничего не помню! Скажите же мне!
— Успокойтесь, пожалуйста. Я не могу вам ничего говорить, потому что это повлияет на вашу память. Постарайтесь — молча — сосредоточиться и вспомнить сегодняшний день, начиная с самого утра. Я включу метроном, он не позволит вам отвлекаться.
Раздались легкие сухие щелчки, разделенные затухающим эхом пауз. Ноэль откинулся в кресле. Последуем совету. Он подробно, стараясь не перескакивать, начал рассказывать сам себе, как еще раз попытались проникнуть в «хитрый домик» по проводам и, когда это опять не получилось, стали готовить операцию. Как в рамках этой операции он сам, Вито и Микк добрались до коммутаторного узла, чтобы напрямую подключиться к кабелю «хитрого домика», минуя фильтры и АТС. И там… да, там что-то случилось. Он стал вспоминать последовательно, сбился, постарался найти какие-то опорные эпизоды — и тоже не нашел. Все расползалось в момент прикосновения.
Поймал кодон, это ясно… но где, черт возьми?! Ни одного открытого канала! Разве что телепатически…
А все-таки хорошо, что телепатии не существует. Что бы мы тогда делали?..
Впрочем, мы и без телепатии ни черта не можем сделать.
— Скажите, — позвал он, — со мной были еще двое. Что с ними?
— Нет, — сказал голос чуть встревоженно. — Никого с вами не было.
— Нас было трое.
— М-м… повремените еще немного. Сейчас придет главный и все скажет.
— А вы не можете?
— Не могу. Не имею права.
Как мне это все не нравится, подумал Ноэль. Это не медики, не полиция, не безопасность. Военные? Какого дьявола тут делать военным? Тут же вспомнился рассказ Микка, и следом — спекуляции Кипроса. Абсолютное оружие… военные разработки по генному инженерингу… контроль сознания… И если все это действительно вылетело из бутылки и гуляет на воле — Боже милосердный! Значит, имеется не то что открытый — зияющий канал ввода кодонов! От человека к человеку, помимо воли и сознания… и что-то еще, не только это, что-то еще…
Запах.
Так. Спокойно. Теоретически — возможно?
Да. Летучие молекулы могут быть огромны.
Господи, даже не обязательно летучие. Взвесь. Пыль. Аэрозоль. Значит
— вплоть до фрагментов ДНК. Миллиарды бит информации.
Кодоны тысячных разрядов — биогенного происхождения — по открытому неконтролируемому каналу…
Это конец.
Без паники… только без паники.
Еще не проверено. Не доказано.
Он знал, что это лишь утешение. Проверено и доказано. Лишь надетые кем-то (обязательно кем-то?) шоры не позволяли увидеть…
Биогенного происхождения. Не «антропо». «Био».
Чего нанюхался Микк? Пыльцы? Спор какой-нибудь плесени?
Чего нанюхались мы сегодня там, в подземелье?
А ведь нанюхались. Теперь это ясно.
А здесь мне, похоже, сделали какую-то полную промывку мозгов. Потому что я вижу, какие мы все были идиоты. Шайка слабоумных. Занятых чем угодно, кроме дела.
И ведь давно. По крайней мере, неделю. Да, еще Томаш не приехал, а мы уже тыкались, как слепые, как дурни с заведенными глазами, но при этом очень целеустремленные и очень довольные собой.
Наверное, он застонал, потому что человек, бывший рядом с ним, приблизился — Ноэль щекой почувствовал его тепло — и спросил:
— Что-то беспокоит?
— Да развяжите же меня, черт возьми, — прошептал Ноэль. — Я что — опасный псих?
— Нет, сударь мой, дело не в этом. Вы просто не способны еще контролировать свое тело.
— Не понял?
— Сейчас вам все объяснят. Вот идет главный…
Разговор в соседней комнате прервался, скрипнула дверь, приблизились мягкие уверенные шаги. Запахло лосьоном «Гард» — Ноэль сам иногда пользовался им.
— Здравствуйте, господин Куперман, — сказал вошедший. По голосу было трудно определить, сколько лет его обладателю, но то, что он привык отдавать распоряжения, было несомненно. — Извините за неудобства, но без этого нам пока не обойтись.
— Здравствуйте, — сказал Ноэль. — Где я нахожусь?
— Географически — по тому адресу, которым вы, похоже, интересовались. Организационно — в полевой ноологической лаборатории ведомства научной разведки. «Центр Меестерса», слышали? Причем Меестерс — это я.
— Я догадался, — сказал Ноэль. — А зачем меня так плотно упаковали?
— Чтобы вы не покалечились. Нам пришлось ингибировать многие корко-подкорковые связи, в том числе в двигательной зоне. Сейчас они восстанавливаются, но не обязательно в прежнем порядке. Вот мы с вами побеседуем, а потом в гимнастическом зале вас будут учить ходить — ну, и прочее. То же самое со зрением. Если снять повязку сейчас — вы будете видеть, как новорожденный. На взрослого человека это действует… не лучшим образом. Бывали случаи реактивных психозов.
— Нас было трое, — сказал Ноэль.
— Боюсь, что вашим друзьям мы уже не поможем, — сказал Меестерс. — В туннелях живут очень опасные твари. Вас выхватили, можно сказать, из самых их лап.
— Значит, все-таки живут…
— Да. Об этом вы тоже догадывались?
— Допускал как вариант. Ах, черт… черт, черт, черт…
— Господин Куперман, я понимаю ваши чувства. Но ответьте, пожалуйста: какова была цель этой вашей экспедиции?
— Конечная цель — поиск пропавших. В частности, жены моего друга.
— Этапы вы пропускаете, но я примерно представляю ход ваших поисков и рассуждений… Как ее звали?
— Агнесса Свенсон.
Пауза, ушедшая, видимо, на обмен знаками.
— Она у нас, — сказал Меестерс. — В карантине.
— Вот как… — Ноэль ощутил что-то непонятное — скорее дурноту, чем радость или облегчение. — И что это за карантин?
— Карантин для тех, кто имел контакт с подземной фауной.
— И их родственников?
— Да, если они невосприимчивы к подпороговому внушению.
— Почему?
— Это один из симптомов поражения вирусом «Дельта».
— Не понял.
— Мутировавший возбудитель «лихорадки Вильсона». Слышали про такую?