мыслью, что-бы ее отвергли слишком реалистичными расчетами. Такой полет так никогда и не состоялся, несмотря на все слухи, которые постоянно встречаются в послевоенной литературе [456].
Впрочем, то же относится и к полету в Японию, который хотя и был технически возможным и долгое время планировался для установления быстрой связи с Токио, но в конечном счете тоже не состоялся [457]. Тем не менее были некоторые солдаты, рассказывавшие о таких полетах: фельдфебель Громоль утверждал, что самолет Ме-264 «мог обеспечить почтовое сообщение и дипломатический обмен между Японией и Германией. Такие самолеты пролетают над Северной Америкой до Токио. Они берут на борт 27 000 литров горючего». А один обер-лейтенант, сбитый в ноябре1942 года над алжирским побережьем, рассказывал в деталях: «Самолет BV 222 летает в Японию. С крейсерской скоростью 350. Последний раз заправляется в Пиллау и ночью летит над Россией в Японию. Русских ночных истребителей или вообще нет, или их очень мало» [458]. Как обер-лейтенант пришел к этой истории, сегодня реконструировать уже невозможно. Может быть, во время обучения на Балтике он видел BV 222 и попытался придумать, как его можно применить в будущем.
Во всяком случае, большие самолеты вызывали у пилотов Люфтваффе совершенно особое восхищение. Их было немного, и каждая встреча с ними по-этому была особенной. Тот, кто мог утверждать, что видел шестимоторную летающую лодку, одну из самых редких, мог определенно привлечь к себе большое внимание. Затем казалось важным во всех красках представить мощность и размеры самолета. Обер-ефрейтор Шиборс рассказывал:
ШИБОРС: Самолет «Блом унд Фосс 222» — крупнейший самолет в мире. Он перевозит военные грузы в Ливию. Взлетает в Гамбурге, садится в Африке. Берет на борт 120 человек с вооружением. Одну машину сбили над Средиземным морем. Вообще-то ни один истребитель не осмелится к ней приблизиться. У этого самолета восемь пушек и 17 пулеметов. Он страшно вооружен, и каждый, кто в нем летит, может выставить в окно свой MG 15. Он шестимоторный, на каждой плоскости по три мотора. Он раза в три-четыре больше, чем 52-й. Он брал пару танков и бог знает, что еще — орудия и, да! Он еще перевозил бомбы для бомбардировщиков. У него крейсерская скорость 360. А когда он пустой, летит чертовски быстро [459].
У Шиборса безмерные преувеличения вооружения и грузоподъемности BV 222 подчеркивают глубокое впечатление, которое, очевидно, произвел на него самолет. К тому же он путает крейсерскую скорость с максимальной — маленький трюк, чтобы сделать характеристики самолета еще более впечатляющими.
Несомненно, ожидавшимся с большими надеждами самолетом был реактивный Ме-262, появившийся в разговорах с декабря 1942 года. Информация о нем сначала была смутной и шла через третьи руки [460]. Так, унтер-офицер Ротт из 10-й скоростной бомбардировочной эскадры 10 апреля 1943 года был убежден, что в Люфтваффе «что-то делают», так как командир соседней эскадры после посещения испытательного аэродрома Люфтваффе уже делал ему какие- то намеки о реактивном истребителе [461]. Потом, в конце 1943 года, появились первые рассказы свидетелей об этой «адской штуке» [462]. Лейтенант Шюрман с воодушевлением рассказывал: «Это, конечно же, сумасшедшие штуки. Я видел, как они летают (…). Их скорость я оцениваю, по крайней мере, от 700 до 800, минимум [463]. С весны 1944 года предполагалось, что Ме-262 вскоре начнут применять. Лейтенант Фритц рассказывал, как генерал из бомбардировочной авиации в марте 1944 года во время проверки их части подчеркнул, что «все производство мельниц [Ju-88] ограничено, так как уже начата подготовка к производству реактивных самолетов; что они сразу будут применяться с большим размахом, и мы, таким образом, снова завоюем господство в воздухе» [464].
Подобная информация распространялась и среди страдающего мирного населения. Обер-ефрейтор Малецки, например, слышал, как люди в Германии говорили: «Когда появится турбинный истребитель, то всех прогонит» [465].
В любом случае казалось, что не было никаких сомнений в легендарных качествах Ме-262. Через девять дней после того как его сбили, бортрадист бомбардировщика Ju-88 в июле 1944 года был уверен: «Вот сейчас уже появится турбинный истребитель, и если его смогут бросить в бой в массовых количествах, то «Томми» со своими четырехмоторными обанкротится. Люфтваффе тяжело на подъем, но пройдет немного времени, может быть, полгода, и все будет хорошо» [466]. Точно так же думал лейтенант Цинк из 3-й истребительной эскадры: «Через четырнадцать дней здесь будет [Ме-262], первая группа. 1200 штук, тогда они сюда прибудут совершенно внезапно. (…) Он за две минуты набирает высоту 12 000. Поднимается под углом 44 градуса на скорости 800 километров в час. С этим абсолютно ничего нельзя будет сделать. У него восемь пушек, собьет всё. Тогда сюда можно будет со спокойной душой лететь на прогулку, тогда в воздухе может быть сто истребителей» [467].
Цинк путает характеристики истребителя с ракетным двигателем Ме-163 с характеристиками реактивного истребителя Ме-262, но именно это показывает, какую роль новые разработки играли в мирах технических фантазий и желаний военнослужащих Люфтваффе. Широкое массовое применение Ме-262, о котором догадывались в союзных лагерях прослушивания, так и не состоялось. С августа 1944 года первые самолеты применялись в составе испытательного соединения. Хотя пилоты были воодушевлены этой «фантастической» [468] машиной, ее применение в связи с многочисленными техническими «детскими болезнями» и большим превосходством союзников уже не оказало какого-либо значительного влияния, к тому же чудом они вовсе не были. Около 200 Ме-262 успели поучаствовать в боевых действиях до конца войны. При почти 100 потерянных собственных самолетах они сбили около 150 самолетов противника [469].
В разговорах о технике солдаты просто преображались. Их интересовала рабочая тяга двигателей, скорость, вооружение, и они проявляли большое любопытство к новейшим типам самолетов. Они не выстраивали из технических инноваций больших взаимозависимостей, а думали чаще всего лишь до следующей модели и до следующей фантазийной воздушной битвы. Вопросы, почему Германия больше не может производить авиационные двигатели мощностью 2500 лошадиных сил и более или почему союзники раньше немцев ввели в строй радар сантиметрового диапазона, не обсуждались. Но этого и не стоит ожидать. Насколько мало инженеры на автомобильных заводах задумываются об изменении климата, когда конструируют деталь кузова, или техники на электростанции о монопольной позиции на рынке, занимаемой энергетическим концерном, в котором будет работать представляемая ими часть, настолько мало эксперты воздушного боя укладывали технические приборы и свое виртуозное владение ими в политический, стратегический и моральный контексты. Инструментальному сознанию и восхищению техникой такие зависимости совершенно безразличны. К этому добавляется принципиальная и еще совершенно ничем не омраченная вера в технику и прогресс, характерная для первой половины XX века. Утопии возможности изготовления настолько сильно владели мышлением, что казалось совершенно вероятным достижение решительного изменения в ходе войны путем применения «чудо-оружия».
Чудо-оружие
После поражения под Сталинградом нацистская пропаганда приложила все усилия, чтобы поддержать у «соплеменников» надежды на победу намеками о возмездии [470]. Весной 1943 года и в разговорах немецких военнопленных впервые появились истории об оружии совершенно новой категории. Радист с подводной лодки U-432 в марте 1943 года предрекал: «Кроме того, есть еще одна вещь, о которой знают только офицеры. Это такая штука, которая должна быть очень грозной. Ее запретил фюрер, она была изобретена, и ее должны были передать на подводные лодки. Но фюрер ее запретил, потому что она очень жестокая. Что это такое — я не знаю. (…) Это должно быть сделано толь-ко тогда, как сказал фюрер, когда речь зайдет о последней битве немецкого народа, когда речь зайдет о каждом корабле, они тогда хотят это сделать. Но пока мы в честном бою… — не применять» [471].
Гитлер предстает здесь снова как спаситель Германии, который применит жестокое и, как подразумевается, решающее войну оружие в самый последний момент. 14 на говорящего, несомненно, успокаивающе влияет знание того, что под рукой есть еще секретное оружие.
Второй офицер прерывателя блокады «Регенсбург» 11 апреля 1943 года сказал, что радиокомментатор ОКБ Отто Дитмар [472] говорил об оружии, при котором «крупные сосредоточения войск противника не будут иметь смысла» [473]. Подробностей он не знал, но, поразмыслив, дополнил, что речь должна была идти о снаряде или бомбе чрезвычайной разрушающей силы. Если она взорвется, то все будет лежать «гладко». Обер-лейтенант флота Вольф Ешоннек тоже был уверен, что когда применят «новое устройство», «то война вскоре подойдет к концу». Эти ракеты имеют большой радиус действия и «уничтожают все» [474].
Командир парашютно-десантного батальона майор Вальтер Буркхардт придерживался той же точки зрения: если бы удалось «этих гигантских угрей [ракеты] доставить на дальность 60 или 100 километров, то можно было бы выставить их в Кале и сказать англичанам: «Или вы завтра заключаете мир, или мы снесем всю вашу Англию». За этими штуками будущее» [475]. А ефрейтор Хоннет из 26-й танковой дивизии заверил: «Если таким образом придет возмездие, то оно будет ужасным, тогда они за несколько дней отправят Англию к свиньям, так что камня на камне не останется» [476].
Вскоре, а именно в начале 1943 года, усилилось убеждение, что под таинственным новым оружием подразумевались ракеты дальнего действия. Назывался общий вес до 120 тонн и боеголовка весом 15 тонн, — более чем десятикратное преувеличение действительных технических характеристик Фау-2. При их применении против Лондона все уничтожается в радиусе 10 километров, — говорил капитан Герберт Клефф, от которого британцы уже в марте 1943 года узнали некоторые технические детали Фау-1 и Фау-2 — более чем за год до их применения [477]. Четырьмя такими ракетами весь Лондон можно повергнуть в руины и пепел, — считал в марте 1944 года радист обер-ефрейтор Ханс Эвальд с подводной лодки U-264 [478].