Другие солдаты были несколько более сдержанными в своих ожиданиях и говорили о разрушительном потенциале от 1 до 10 квадратных километров вокруг места попадания [479]. Все равно действие оценивалось настолько высоко, а применение считалось настолько реальным, что некоторые пленные в лагерях поблизости от Лондона чувствовали, что им угрожают немецкие ракеты, и надеялись на скорый перевод, лучше всего — в безопасную Канаду [480].
Впрочем, солдаты сознавали, что немецкое население разделяет их положительные настроения. «В марте [1944] я был еще на родине, — рассказывал майор Хайнц Квитнат, — могу вам сказать следующее: немецкий народ в массе своей надеется на оружие возмездия. Оружие возмездия представляют себе так, что, если оно будет применено, моральный дух англичан будет в скором времени сломлен и Англия будет готова к переговорам» [481].
Как это должно было функционировать на практике, если Великобритания, несмотря на десятимесячные воздушные налеты 1940–1941 годов, осталась непреклонной, солдатами не обсуждалось. По ту сторону технических дискуссий о возможном способе функционирования ракет, об их размерах, мощности взрыва и дальности действия, таким образом, речь шла не о действенном анализе, а о простой вере, что это оружие принесет перелом. Обер- ефрейтор Клермонт: «Итак, я безусловно верю в возмездие. Английская метрополия будет уничтожена» [482]. «Новое оружие выиграет войну!!! Я в это верю», — считал лейтенант Арним Вайгхардт с подводной лодки U-593 в январе 1944 г. [483]. А лейтенант Хуберт Шимчик из 2-й бомбардировочной эскадры в апреле 1944 года сказал товарищу: «Я на сто процентов верю в возмездие. Если оно здесь начнется, то бедная Англия вскоре после этого исчезнет» [484].
Таким образом, во всех трех видах Вермахта были надежды на спасение, связанные с чудо-оружием, что особенно заметно в среде офицеров флота и Люфтваффе: несмотря на то что они были экспертами в области техники и на фронте постоянно были свидетелями чрезвычайных военных и экономических достижений Великобритании, не задавали себе вопрос, как вообще конкретно можно достигнуть ожидаемого разрушительного действия. Им казалось немыслимым, что война может быть проиграна, они верили в техническую утопию, потому что она в конечном счете все вела к лучшему. Здесь, как и в разделе о вере в фюрера, оказывается, что желания и чувства, инвестированные солдатами в национал-социалистический проект, были очень сильны, и отрицательный опыт не мог их просто так вернуть к действительности. Напротив, вера в чудо-оружие становилась тем сильнее, чем иллюзорнее представлялась победа и связанные с ней мечты о будущем.
В июле 1944 года, вскоре после высадки союзников в Нормандии, действительно пришла пора применить чудо-оружие. В ночь с 12 на 13 июня в ходе чрезвычайно поспешной акции по Лондону были выпущены первые Фау-1. Первое массовое применение состоялось через четверо суток, в день, когда и пропаганда уже объявила о возмездии. В ходе этой акции было выпущено 244 Фау-1, 45 из них упали сразу после старта, 112 долетели до Лондона [485].
«Южная Англия и городская застройка Лондона ночью и утром обстреливались новыми снарядами самого крупного калибра. С полуночи эти районы постоянно с небольшими перерывами находились под их огнем. Предполагаются сильные разрушения» [486]. Эта сводка Вермахта от 16 июня 1944 года скупыми словами объявила о том, чего так долго ждали десятки тысяч немцев: ну наконец-то Фау-1 — первое «чудо-оружие» Третьего рейха — было применено. «День, которого с нетерпением ждали 80 миллионов немцев, наступил», — было написано в газете «Дас рейх». Настроение населения заметно улучшилось. В докладе службы безопасности района Франкфурт-на-Майне в те дни отмечалось: «Трогательно было слышать простых рабочих, проявлявших радость от того, что их непоколебимая вера в фюрера сейчас снова получила свое подтверждение. Пожилой рабочий заметил, что оружие возмездия теперь принесет победу» [487]. Здесь интересна прямая связь между верой в фюрера и верой в чудо-оружие. И та и другая связаны друг с другом и документируют ожидание добра, которое, как и прежде, исходит от фюрера, и, наоборот — нарастающую нереальность восприятия. Но в данном случае, в отличие от поговорки, вера никаких гор не свернула. Хотя к 29 июня немцы запустили тысячную Фау-1, и причиненные разрушения были немалыми: при взрыве ракета давала мощную ударную волну, способную разрушать целые кварталы. До конца июня 1700 англичан погибли от Фау-1 и еще 10 700 человек были ранены. Кроме того, постоянная угроза со стороны «оружия возмездия» вынудила Королевские ВВС создать южнее Лондона огромный оборонительный пояс из тысяч зенитных орудий, аэростатов заграждения и самолетов-истребителей. Правда, все это, учитывая непрекращающиеся бомбардировки немецких городов авиацией союзников, мало помогло. При каждой из них причинялось во много раз больше вреда и гибло во много раз больше людей. Поэтому военное значение чудо-оружия считается незначительным. Настоящая ценность «оружия возмездия» заключалась в его психологическом воздействии, — правда, не для терроризируемых лондонцев, а для немецкого населения и немецких солдат. В то время как со всех фронтов приходили дурные вести, нацистская пропаганда поднимала настроение «соплеменников» радостными сообщениями о применении оружия возмездия. Реактивный снаряд специально назвали Фау-1, чтобы пробуждать надежды на Фау-2. Хотя и в руководящей элите Третьего рейха росли сомнения, правильно ли всегда возлагать надежды на всё новое и новое оружие, если они потом не могут исполниться. «С тех пор как население ежедневно ждет чуда от нового оружия и сомневается в том, знаем ли мы, что до двенадцати осталась пара минут и дальнейшее придерживание этого нового, складированного вооружения не может больше считаться оправданным, возникает вопрос, целесообразна ли такая пропаганда?» — писал Альберт Шпеер в своем письме Гитлеру [488]. Ведь среди населения быстро распространялось и глубокое разочарование от ожидавшегося эффекта Фау-1. В протоколах подслушивания тоже проявились надежда на «оружие возмездия» и разочарование им. Обер-лейтенант Костелецки, сражавшийся за последнюю пядь полуострова Котантен, говорил:
КОСТЕЛЕЦКИ: Когда в Шербуре мы слышали об оружии возмездия, когда пришли первые сообщения о Лондоне, море огня, тогда мы сказали себе: дела еще идут хорошо, дайте нам только удержаться на нашем полуострове. А теперь я вижу, что все это возмездие более или менее относится к сборнику анекдотов [489].
Так как в распоряжении нацистской пропаганды не было наглядных картин ущерба Лондону, в Германии ни на кого невозможно было произвести впечатление от эффекта оружия возмездия. Поэтому по пути в специальные лагеря, а все они находились поблизости от Лондона, пленные сами пытались составить себе впечатление от возмездия. Костелецки был явно подавлен тем, что видел так мало разрушений, — так он разочарованно прокомментировал вопрос о «сборнике анекдотов». То же самое происходило и с генералами, которые в июне — августе 1944 года поступали в Трент-Парк [490]. Вера в возможность добиться перелома в войне с помощью «оружия возмездия» сначала проходила медленно. Еще в середине июля в нашем материале можно обнаружить очень оптимистические голоса [491], сменившиеся вскоре надеждами на действие Фау-2. Ожидания от Фау-1 местами повторились слово в слово. Подполковник Окер в конце августа 1944 года говорил: «Фау-2, скажем так, имеет эффект раз в 50 больше, чем Фау-1» [492]. Поэтому обер-фенриху Мишке с подводной лодки U-270 казалось лучше «перебраться в Канаду. Моя жизнь мне слишком дорога. Если они применят Фау-2, а мы еще будем здесь, то мы все умрем» [493]. Фельдфебель Кунц из 404-го пехотного полка был твердо убежден:
КУНЦ: Если применят Фау-2, то война пойдет в нашу пользу. Это совершенно ясно. Ведь я знаю эффект, если ее применят. (…) Если применят именно Фау-2, то войне конец. Потому что там, куда ударит Фау-2, погибает все живое. Будет разрушено все, будь то дерево, куст или дом. Все разлетится в пепел [494].
Кунц рассказал, что он видел действие Фау-2 на полигоне. «Там, куда эта штука ударила, люди стали как пыль. То есть все выглядели как бы замороженными, а прикоснешься — все рассыпаются». Из этих «наблюдений» он пришел к выводу, что боеголовка Фау-2 действует как бомба холода, замораживающая людей. Ему это казалось логичным еще и потому, что Гитлер как-то сказал в своей речи: «В самом крайнем случае будет применено самое ужасное оружие, которое когда-либо было изобретено человечеством. Да простит меня Бог, когда я применю это оружие» [495].
Кунц воевал в окруженном Аахене и там 22 октября 1944 года попал в плен. Фау-2 применялось уже с 8 сентября, о чем ему, вероятно, было неизвестно. На самом деле ожидания от применения не оправдались, поэтому и воздействие от пропаганды осталось незначительным, и в протоколах подслушивания находится очень мало замечаний о применении Фау-2. Большинство солдат, высказывавшихся об оружии возмездия, были подвержены вере не только в фюрера, но и в той же мере в технику. Они ни на минуту не сомневались, что Германии удастся изготовить «сверхоружие», которое совершит решающий поворот в войне. Надежда на то, что все же удастся одержать победу, соединялась с убеждением, что немецким инженерам удастся совершить решающий скачок в технике вооружения. Коренные сомнения в таких представлениях встречались редко. Генерал Вильгельм риттер фон Тома, обладавший одним из наиболее критических и рефлектирующих характеров в лагере Трент Парк, относился к немногим скептикам: «… и секретное оружие должно появиться. С его помощью, может быть, снесут пару домов, и всё» [496]. А через некоторое время, когда Геринг объявил о возмездии, он дал критический комментарий, что теперь в любом случае «дадут Лондону пару щелчков» [497].
Насколько техника связана с ходом войны, настолько же мало она обсуждалась в своем смертельном измерении. О конкретном действии оружия практически никогда не говорилось: «сбивали», «подбивали», «топили». Целью в контексте обсуждения всегда состояла техника противника, все р