Если у кого-то из высокопоставленных фронтовых офицеров не было до-статочного количества орденов, в кругу товарищей это вызывало вопрошаю-щие взгляды. Комендант крепости Аахен полковник Герхард Вильк вскоре по прибытии в Трент-Парк был вынужден оправдываться: «Я был командиром полка на Востоке. Я долго пробыл в Норвегии, поэтому у меня относительно мало наград» [825]. Значение орденов для самооценки подтверждается также фотодокументами. В Трент-Парке в ноябре 1943 и в ноябре 1944 годов делались групповые снимки, которые потом в качестве рождественских открыток отправлялись родственникам. Если некоторые пленные снимались в своей скромной форме без наград, то другие предпочитали представать перед камерой с «полным иконостасом».
Вездесущими среди нижних чинов были разговоры о Железном кресте. У каждого был товарищ, друг или родственник, награжденный Железным крестом II или I класса. Так как всегда ориентируются «по другим», это оказывало большое социальное давление. Необходимо было объяснять, почему сам еще не получил этого ордена. Наиболее простым построением было утверждать, что другие получили награду не по праву или что сам, по крайней мере, совершил столько же подвигов. Диалоги о способах получения наград или о том, кто когда и за что какой орден получил, задокументированы с эпической широтой. Уже 14 февраля 1940 года, когда война шла только полгода, обер-лейтенант флота Фриц Хуттель говорил на эту тему.
ХУТТЕЛЬ: В этой войне дают не так много Железных крестов, как в последней.
Особенно мало Железных крестов получают офицеры-подводники. Командир подводной лодки должен совершить два боевых похода и потопить минимум 60 тысяч тонн, прежде чем получит Железный крест I класса. После первого боевого похода мы получаем только знак подводника. Вот люди с патрульных кораблей на Балтике получают Железные кресты. Эти люди не совершают никаких подвигов и понятия не имеют о морских походах. Мы на U-55 мучались неделями и не получили даже Железного креста. Озлобленность из-за несправедливого награждения довольно сильная [826].
На самом деле жалобы были несправедливы. Не только потому, что офицеры-подводники и без того на флоте имели лучшие шансы на награды. К тому же U-55 была потоплена в первом же боевом походе. То есть не было совершенно никакой возможности наградить офицеров. Тем не менее говоривший чувствовал необходимость оправдаться, почему он еще не носит никаких наград. Жалобы не ограничивались только флотом. В Люфтваффе их было тоже много. Так, один фельдфебель Люфтваффе после победоносной кампании во Франции в июле 1940 года высказывал недовольство: «Под Роттердамом все парашютисты получили Железные кресты I и II классов, хотя воевали только три дня. Я летаю с самого начала войны, и у меня ничего нет. Летчика, у которого после войны не будет Железного креста, станут считать говном» [827].
Наряду с постоянной критикой якобы слишком свободных или слишком жестких условий награждения курсировали также упреки, что другие, благодаря своему статусу, получают ордена нечестным путем. В особенности рядовые и унтер-офицеры упрекали офицеров в том, что они добивались орденов жульничеством. «За 33 боевых вылета я, конечно же, мог получить Железный крест I класса. Офицеры его получают уже после трех вылетов, а что получаем мы? Мы получаем не Железный крест, а железо в крестец», — ругался один унтер-офицер [828]. Высшие офицеры жаловались, что Гитлер их недостаточно ценит из-за своего национал-социалистического мировоззрения [829]. Остается еще упрекнуть войска СС, что они получают ордена только по политическим причинам. «СС получают свои награды не за подвиги, а за политические и моральные взгляды», — уверял обер-лейтенант флота Гюнтер Шрамм [830]. Другие считали «странным», что «в танковой дивизии «Герман Геринг» получают Железных крестов в четыре раза больше, чем остальные» [831].
Бесспорно, что были и награждения орденами по политическим мотивам, как, например, Германа Фегеляйна, Зеппа Дитриха или Теодора Эйке. Но кажется, что они остались большим исключением. В особенности распространенный упрек, что войска СС, будучи политическими формированиями, бы-стрее получали ордена, чем сухопутные войска, не является справедливым. «Злоупотребления» гораздо чаще были в Вермахте, а именно в связи с тем, что награждения производились не за совершенные подвиги. Так, в Люфтваффе во время кампании в Норвегии было вручено пять Рыцарских крестов пилотам бомбардировщиков за «зафиксированные» потопления [832]. Правдивость гротескно преувеличенных докладов об успехах летчиков можно было легко перепроверить, опираясь на данные радиоразведки флота. По вполне понятным причинам командование Люфтваффе к ним не обращалось [833]. На самом деле и на флоте, например, командиры подводных лодок не отличались точностью своих докладов об успехах. Некоторые были известны тем, что они явно преувеличивали свои успехи, и тем не менее их награждали. Так, на флоте говорили, например, о «тоннаже Шепке», намекая на то, что Йоахим Шепке в своих докладах всегда сильно завышал размеры потопленных им ко-раблей. Особенными преувеличениями в докладах отличался и Рольф Томсен в 1945 году, за что получил Рыцарский крест и Дубовые листья к нему. Он яко-бы за два боевых похода потопил эсминец, два корвета, шесть торговых судов и один вспомогательный авианосец. На самом деле можно перепроверить потопление уже одного-единственного судна. Ко времени, когда было слишком мало докладов о победах, которые можно было отметить, командование Кригсмарине принимало доклады своих командиров на веру без перепроверки [834]. Хотя сегодня никто точно не может реконструировать, как Томсен дошел до своих докладов об успехах, некоторые думали о сознательном преувеличении. С этим упреком он столкнулся и после войны во время своей второй карьеры в Бундесмарине.
На самом деле непревзойденным остался Энцо Гросси, командир итальянской подводной лодки, который в 1942 году в Южной Атлантике якобы потопил два американских линкора, за что получил от Муссолини Золотую медаль за храбрость, а от Гитлера — Рыцарский крест. Гросси можно было часто увидеть в нацистском еженедельном киножурнале, как он полуголый стоит у своего перископа [835]. После войны стало известно, что он не потопил ни одного корабля. Правые круги в Италии не хотели этому верить, заявляли о заговоре, подозревая, что американцы во время войны вновь построили два якобы по-топленных Гросси корабля, чтобы можно было не признаваться в потерях. Наконец, Гросси посмертно был лишен Медали за храбрость [836].
Подводя итог, можно сказать, что наградная система, созданная политическим и военным руководством, была принята военнослужащими без серьезной критики и интегрирована ими в свои относительные рамки. Как показывают протоколы подслушивания, она действовала великолепно и в основном не подвергалась сомнению ни по одному пункту. Критика относилась лишь к тому, что тот или иной несправедливо получил Железный крест I класса или что собственный начальник очень строго подходит к награждению орденами.
Слишком заносчивых кавалеров Рыцарского креста называли «кавалерами галстука с жестянкой» [837], а иногда бывали и явные предубеждения относительно внешнего вида орденов. «Рыцарский крест с Бриллиантами — говно. Бриллианты дарят женщинам, а не летчику-истребителю», — высказывал недовольство один лейтенант Люфтваффе [838]. И большое количество орденов иногда ухудшало отношение к их кавалеру. «Берлинские звездные пароходные капитаны — единственные, у которых нет еще своего особого знака», — как сказал один офицер-подводник в ноябре 1940 года [839]. Особенно любили анекдоты о любителе орденов Германе Геринге, который единственный в июле 1940 года был награжден «Большим крестом Железного креста». Обер-лейтенант Хартингс из 26-й истребительной эскадры иронически спросил своих товарищей по плену 1 февраля 1945 года: «Вы знаете, что такое Мамонтовый крест? Им в конце войны, которую мы все-таки выстоим с победой, будет награжден Геринг: Мамонтовый крест к Большому кресту с бриллиантами на самоходном лафете» [840].
Итальянцы и японцы
Относительные рамки солдат Вермахта строились очень похожим образом. Только в международном сравнении можно столкнуться с большими различиями. Центральным ориентиром итальянских солдат было не государство, не нация и не армия, как подчеркивает Амедео Ости Герацци, так как фашизм раз-вил коррупцию и кумовство до крайнего уровня. Последствия были очевидными: «Другие страны, здесь подразумевается только Англия или Германия, в час наибольшей опасности смыкали ряды и объединялись вокруг учреждений, исполняя таким образом акт крайнего сопротивления с целью, которая в их глазах для всего общества была необходимой. В Италии, наоборот, общественные движущие силы были полностью парализованы всеподавляющим климатом «Спасайся, кто может!» [841].
Поэтому итальянским солдатам не удалось придать своей борьбе какой-то смысл. Для этого отсутствовало не только положительное понимание государства, но и военные переживания успеха, а впрочем, и офицерский корпус, который бы с верой мог передавать такие ценности, как храбрость, исполнение долга и твердость. Он рассматривался, скорее, как некомпетентная трусливая клика, члены которой получили свои посты благодаря не своим делам, а единственно только кумовству. Они были довольны войной, пока могли вести ее не сами, и стремились прежде всего к личному обогащению, как показывает разговор двух военнопленных в британском лагере Уилтон-Парк.
ФИКАЛЛА: Орда воров, начиная с полковников. У меня было артиллерийское командование, и после бомбардировки Марсалы [офицеры] захватили грузовик, чтобы грабить Марсалу, а я о них доложил. Для солдат поставляли мясо, а они [офицеры] готовили стейки у себя в комнатах, готовили подарки и так далее. Я все это получал вместе с ними. А если было туалетное мыло, они воровали по десять кусков и брали с собой домой, когда отправлялись в отпуск, они таскали сахар и все остальное.