Мы поспешили за Лиз по ступенькам, вышли из казармы и быстро пошли по тропинке. Лазарет находился недалеко, но мы ворвались туда, тяжело дыша.
Сестра Гильдебрандт склонилась над койкой Мэри вместе с доктором Ливингстоном, врачом среднего возраста, с редеющей шевелюрой и в очках. Мэри была неестественно бледна. Глаза закрыты, но, судя по неглубокому покачиванию груди, она все еще дышала.
– Господи, – прошептала я, – что с ней?
Доктор взял шприц и ввел Мэри в руку прозрачную жидкость. Она даже не вздрогнула, когда игла проткнула ей кожу.
– Одна из девушек нашла ее в комнате, – сказала сестра Гильдебрандт, – она лежала без сознания возле кровати. Она пробыла там минимум шестнадцать часов. Малярия. Должно быть, заразилась в первый же день.
– Малярия, – повторила я. Слово звучало экзотично, но болезнь была прямо здесь, перед нами, и пыталась забрать жизнь замечательной девушки, с которой мы только познакомились. Она приехала на острова с намерением начать свою жизнь сначала, а вовсе не умирать.
– У нее лихорадка, – сказал доктор Линвингстон, – боюсь, ослаблено сердце. Единственное, что нам остается – ждать.
Мои руки дрожали.
– Но она же справится, вытянет. Она должна вытянуть.
Доктор Ливингстон отвел взгляд.
Я подумала о Мэри, бедняжке Мэри. Высокая, даже слишком. Неровные зубы. Разбитое сердце. Жених бросил ее, она осталась одна. Нет, я не позволю ей умереть в одиночестве.
– Китти, ты не могла бы сбегать в казармы, принести мне очки и что-нибудь почитать? Хоть чертов «Военный вестник», что угодно.
Китти кивнула.
– Будем дежурить. Можно поставить койку с ней рядом? – спросила я у сестры Гильдебрандт.
Та согласно кивнула.
Китти вернулась с двумя журналами, тремя книгами – двумя от Лиз и одной от Стеллы – экземпляром «Военного вестника» и на всякий случай учебником медсестер.
– Отлично, – сказала я, изучая книгу с потрепанным корешком, – будем читать по очереди. Пока она не придет в себя, или…
Китти взяла меня за руку.
– Анна, ты не сможешь спасти ее, если она…
– Я не позволю ей умереть в одиночестве, – сказала я, смахивая слезу, – никто не заслуживает такой участи.
Китти внимательно посмотрела на меня.
Я положила книгу и взяла журнал «Вог» с фотографией Риты Хейворт на обложке. Перевернула первую страницу и начала читать рекламное объявление: «Почему бы не позаботиться о прекрасной фигуре к весне? Если вы хотите недорого одеваться и с шиком носить стандартные размеры, начните избавляться от набранных за зиму килограммов прямо сейчас. Благодаря ночным «Байл Бинс»[4] вы сможете худеть во сне, безопасно и постепенно…»
Я читала четыре часа, каждую страницу, до последнего слова, пока не потемнело в глазах. После меня за дело взялась Китти. Когда солнце село, она включила маленькую лампу на столике возле койки и вновь передала мне эстафету. Ее голос охрип.
Мы прочли почти все, когда окна лазарета осветили первые утренние лучи, и ресницы Мэри задрожали.
Она медленно подняла веки, потом опустила снова, и мы с волнением замерли на несколько минут, пока она не пошевелила рукой, потом ногами, потом снова заморгала, открыла глаза и посмотрела на меня.
– Где я? – слабым голосом спросила Мэри.
– В лазарете, – ответила я, заправляя ей за ухо прядь соломенных волос. – Милая, тебя подкосила малярия, – продолжила я, сдерживая слезы, – но теперь все будет в порядке.
Мэри оглянулась вокруг, посмотрела на Китти, потом вновь на меня.
– Мне снился такой странный сон. Я пыталась идти к яркому свету и постоянно слышала голос. Он звал меня обратно.
– Ты повернула обратно?
– Я не хотела. Я хотела идти дальше, но с каждым шагом голос все сильнее манил меня.
– Ну и хорошо, – сказала я и поднесла к ее губам стакан воды, а потом спрятала холодные руки под одеяло. – Дорогая, у нас полно времени, чтобы об этом поговорить, но сейчас тебе нужно отдохнуть.
Наша забота о Мэри не воодушевила сестру Гильдебрандт на похвалу за профессиональное мастерство, но она освободила нас от работы на день, и мы с радостью воспользовались возможностью отдохнуть.
Я проспала до полудня и проснулась от того, что в столовой звонили на ланч. Желудок урчал от голода, но утомление пересиливало: вылезать из кровати совсем не хотелось.
– Китти? – позвала я. – Ты проснулась?
Я повернула тяжелую голову, ожидая увидеть, что она крепко спит, но вместо этого обнаружила аккуратно натянутое покрывало и две взбитые подушки в изголовье.
Где она? Я села, потянулась и заметила на туалетном столике записку:
«Анна,
Не хотела тебя будить. Я ушла в 10 кататься на лодке с Лансом. Вернусь ближе к вечеру.
С любовью,
Китти».
Кататься на лодке с Лансом. Разумеется, это совершенно нормально, но мне стало как-то не по себе. Нам дали выходной всего несколько часов назад, когда же она успела договориться с Лансом? Я вспомнила про бунгало и поняла, что нашу маленькую спальню уже переполняли секреты.
Прозвучал еще один звонок на ланч – второй и последний. Если быстро одеться и побежать, еще можно успеть. Но я увидела на тумбочке блестящее красное яблоко и придумала кое-что получше.
Я повесила за плечо рюкзак, положив туда яблоко, хлеб, который Китти принесла из столовой, и наполненную водой флягу, проскользнула мимо входа в лазарет и на секунду заглянула в открытое окно – там работали Стелла, Лиз и несколько других девушек. Судя по их виду, им было скучно. Несколько человек суетилось вокруг перегоревшей лампочки, некоторые склонились над единственным в здании пациентом – молодым человеком с ободранной коленкой. Он выглядел очень довольным.
Я ожидала совсем иной военной жизни, но впереди нас ждали перемены. По слухам, полковник Донехью планировал крупную операцию. Я гадала, как это повлияет на нашу работу и нашу жизнь.
Я пошла по тропинке, ведущей к пляжу. Уэстри говорил, бунгало всего в полумиле от базы. Я надеялась, что так оно и есть.
Я шла быстро, несколько раз оглянулась. Что обо мне подумают, если увидят, как я улизнула с базы, да еще одна? Это было совсем не похоже на Анну Келлоуэй.
Сразу за поворотом посреди чащи показалась соломенная крыша бунгало. Подойдя ближе, я услышала звук пилы.
Мое сердце заколотилось. Уэстри здесь.
– Привет, – поздоровалась я, чинно постучавшись в то место, где когда-то болталась дверь. – Есть кто-нибудь дома?
Уэстри поднял глаза, стер с лица пот и стряхнул с рук пыль от пилы.
– О, привет, – отозвался он. – Ты реальность или мираж? Я провел здесь все утро без воды и теперь не знаю: у меня галлюцинации или в дверях действительно стоит красивая девушка. Пожалуйста, скажи, что второе.
– Не галлюцинации, – с улыбкой сообщила я, доставая из рюкзака флягу. – Вот, попей.
Уэстри сделал долгий глоток, шумно выдохнул и протянул мне флягу.
– Я почти привел дверь в порядок. Она не входила в раму. Должно быть, покоробилась из-за влажности. Пришлось отпилить дюйм с этой стороны. Видишь? Я раздобыл на продовольственном складе старые петли. – Он с гордостью, словно дорогое сокровище, продемонстрировал мне старые железные петли. – В нашем бунгало должна быть хорошая, надежная дверь.
Я просияла. Мне понравилось, что он говорил о бунгало, что оно наше. Потом достала из сумки коробку чистящего порошка и старые тряпки.
– Приберусь тут как следует.
– Рад, что ты смогла присоединиться к работам, – сказал Уэстри, снова взявшись за пилу.
К трем часам пол сиял такой чистотой, что с него можно было есть, а Уэстри поставил дверь на место.
– Чуть не забыл! – воскликнул он и достал из сумки медную дверную ручку. – Минутку, сейчас поставлю.
Я наблюдала, как Уэстри устанавливает круглую ручку, осторожно вкручивая винты. Потом он достал маленький блестящий предмет.
– Наш ключ. Надо только придумать, куда его спрятать.
Я осмотрела пустые оконные проемы.
– Но любой сможет забраться внутрь через окно.
– Конечно. Но скоро мы вставим стекла. В любом доме должен быть исправный замок. Главный вопрос – куда спрятать ключ.
Мы вышли из хижины и оглядели входную ступеньку.
– Может, там? – предложила я, указывая на песок. – Можем закопать.
Уэстри покачал головой:
– Там будут искать в первую очередь. Это как коврик у двери – каждый вор знает.
Он запнулся, словно ему в голову пришла потрясающая идея.
– Погоди-ка, – продолжил он, бросился в бунгало и вернулся, достав из сумки книгу, – используем вот что.
– Книгу?
– Да, – ответил он, вытаскивая ленту, прикрепленную к корешку. Обычно она служила в качестве закладки, но у Уэстри были другие планы. Он надежно примотал ленту к ключу и спрятал его между страниц.
– Вот, – объявил Уэстри, – наш тайник.
Волны с шумом бились о берег.
– Наступает прилив. Пойдем, посмотрим?
– Мне, наверное, уже пора, – засомневалась я. Я не оставила Китти записки и беспокоилась, что она будет волноваться.
– Да ладно. Задержишься всего на несколько минут.
– Хорошо, – сдалась я, – только недолго.
– Вон, – указал он на выброшенный волнами кусок дерева, – наша жердочка.
Уэстри взял найденную в бунгало бутылку вина, достал из рюкзака жестяную кружку и сел рядом со мной на песок. Мы положили головы на гладкую, отполированную песком древесину.
– Тост! – провозгласил Уэстри, наливая старинное вино в кружку. – За хозяйку нашего бунгало, пьем столетнее вино!
Он протянул мне кружку, и я сделала осторожный глоток, невольно скривив лицо.
Вдалеке пела птица, а мы сидели рядом, зачарованные волнами.
– Я про тебя ничего не знаю, – внезапно сказала я.
– А я – про тебя, – парировал он.
– Ты первый.
Уэстри кивнул: