Я гнал от себя эти мысли, объясняя молчание «Товарища» недоразумением или случайностью, и старался успокоить всех, кто обращался ко мне за справками о корабле.
Я послал в Аркос вторую телеграмму с просьбой уведомить меня, как только получатся какие-нибудь известия о «Товарище». В ответ я получил письмо, в котором Аркос уведомлял меня, что он имеет основание беспокоиться за судьбу «Товарища», так как на четыре радио, посланные в четыре различных пункта берегов Атлантического океана, ответа не получено.
Весь июнь прошел в неизвестности о судьбе «Товарища».
Вдруг 4 июля я получил телеграмму из Аркоса:
«„Товарищ“ прошел Плимут».
Я испытал то чувство, которое пережил когда-то, в дни моей молодости, на маленькой парусной шхуне, попавшей в ураган. Шесть дней нас заливало волнами. Шесть дней мы не могли нести ни одного паруса. Шесть дней мы готовились к смерти. Однако мы спали, ели, разговаривали. Но что-то тяжелое, тоскливое, душное жило в нашем подсознании. И только на седьмую ночь, когда веселый голос вахтенного крикнул в двери кубрика: «Пошел все наверх паруса ставить!» — мы выскочили на палубу, увидели луну, проглянувшую между разорвавшимися тучами, услышали мягкий, шелестящий шум ветра вместо того ужасного рева, который стоял день и ночь в наших ушах, и почувствовали, что это тяжелое, тоскливое, душное исчезло, рассеялось, улетучилось…
Я не знал, в каком порту остановится «Товарищ». Очевидно, не знал этого и Аркос, не знал и сам капитан Фрейман. Не было сомнения, что «Товарищ» получил хороший попутный ветер и спешит им воспользоваться, чтобы проскочить трудный и опасный для парусных кораблей Английский канал. Несомненно было и то, что кораблю необходимо было зайти в один из иностранных попутных портов для пополнения запасов пресной воды, провизии и одежды. Но куда он зайдет? Докуда донесет его попутный западный ветер? Я послал приветственную телеграмму в Лондон с просьбой к Аркосу передать ее в тот порт, в который зайдет «Товарищ».
6 июля пришла телеграмма из Дувра, маленького английского порта при выходе из Па-де-Кале:
«Благодарим, надеемся на скорое свидание все товарищи приветствуют. Фрейман».
Итак, «Товарищу», для того, чтобы закончить свое исключительное плавание, оставалось сделать всего 1350 миль… Я говорю «всего», потому что 1350 миль являются действительно пустяком после переходов Мурманск — Росарио, Росарио — Дувр.
Через несколько дней я получил целую пачку писем от комсостава и учеников с «Товарища». По этим письмам можно было установить дальнейшие этапы плавания корабля.
После выгрузки в Росарио «Товарищ» перешел в столицу Аргентины Буэнос-Айрес для погрузки квебрахового дерева на Ленинград.
20 апреля снялся из Буэнос-Айреса. 16 мая пересек тропик Козерога и сразу получил свежий попутный ветер, не оставлявший его до самых берегов Европы. Через девять дней после тропика Козерога, 25 мая, «Товарищ» уже перешел через экватор, совершенно не почувствовав на этот раз страшной для парусных кораблей штилевой полосы. 3 июня он перешел через тропик Рака и 4 июля влетел с крепким попутным ветром в Английский канал. На другой день ветер начал постепенно стихать. Утром 6 июля, едва двигаясь под обессиленными, повисшими складками парусами, «Товарищ» добрался до выхода из канала и отдал якорь на Дуврском рейде, сделав, считая в оба конца, около 24 000 морских миль без единой серьезной аварии.
«Товарищ» — не только первый советский, но и первый русский парусный торговый корабль, сделавший такое плавание.
Наши военные парусники старого времени хаживали из Кронштадта на Дальний Восток и делали даже кругосветные путешествия, но торговых парусных кораблей дальнего плавания у нас со времени Российско-Американской компании не было.
«Товарищ» сделал большое, сложное и полезное дело. Он практически подготовил для возрождающегося торгового флота Республики пятьдесят испытанных, закаленных в борьбе с океаном, привыкших ко всяким опасностям и всяким климатам красных судоводителей. Он подготовил блестящий комсостав для наших будущих учебных судов, без которых невозможно подготовить необходимых нам красных морских командиров. Он установил тесную, братскую связь между трудящимися Республики Советов и трудящимися далеких южно-американских стран. Фотографии и кипы иностранных газет, привезенных «Товарищем», наглядно показывают, сколько тысяч людей перебывало на его палубе и какой популярностью пользовался и сам корабль, и его экипаж во всех портах, куда он гордо вносил под своим гафелем большой алый флаг с серпом и молотом и пятиконечной звездой.
Не легко далось это четырнадцатимесячное плавание его экипажу. Условия жизни на парусном корабле без современного оборудования невыносимо тяжелы. Не надо забывать, что на «Товарище» нет ни парового отопления для холодных погод, ни вентиляции для смягчения тропической духоты и жары. Нет рефрижератора, ледника, электрического освещения. Нет бани, нет ванн для купанья команды. Нет опреснителя… Я бы добавил, что до ремонта в Саутгемптоне не было ни радио, ни лазарета, ни красного уголка, ни постельных принадлежностей, ни даже исправных спасательных шлюпок…
— Вы были в Аргентине? Расскажите, это должно быть страшно интересно! — постоянно говорят нам.
— Да, мы были в Аргентине. Мы работали при 36° по Реомюру в тени. Мы пили теплую воду из корабельных цистерн. Мы спали на палубе, где нас буквально заедали москиты, так как в помещениях без вентиляции и с раскаленными керосиновыми лампами спать было невозможно. Иногда после работ мы съезжали на берег, мы ходили по великолепным улицам среди разряженной, веселой толпы, мы смотрели в залитые электричеством стекла саженных витрин, за которыми были выставлены изящнейшие и драгоценнейшие вещи, мы проходили мимо ресторанов, в которых гремела музыка, мы глазели на мчащиеся мимо нас сотни автомобилей, мы любовались на красивых женщин и решали сложнейшие математические задачи на тему о том, как можно ухитриться купить в богатейшем южноамериканском городе, где нет ни одного магазина, торгующего предметами скромного матросского обихода, пару рабочих штанов или башмаков на те несколько песо, которые уныло звенели в карманах наших форменных полотняных брюк.
Но довольно об этом. Вернемся к «Товарищу».
14 июля он вышел из Дувра. Попутный ветер неизменно гнал его на восток.
26 июля он уже прошел все Немецкое море, Скагеррак, Каттегат, Зунд и вошел в Балтику.
Ленинград зашевелился. Решено было устроить «Товарищу» торжественную встречу.
Мне было поручено следить за его плаванием и вовремя предупредить желавшие его чествовать организации.
Начиная со 2 августа я стал ежедневно получать радиограммы с «Товарища» с указанием его полуденной точки.
Все шло хорошо до входа в Финский залив.
5 августа, под островом Нарген, против входа в Ревельскую (Таллинскую) бухту, западный ветер стих, и задул легкий противный норд-ост. «Товарищ» начал бесплодно лавировать между островами Нарген и Родшер. За 5, 6, 7 и 8 августа корабль не продвинулся вперед ни на одну милю. 9-го прошел наконец Экгольм, 10-го дополз до Соммерса.
В ночь с 11 на 12 августа его догнал шедший из Лондона в Ленинград пароход «Троцкий» и взял на буксир до Кронштадта.
С утра 12 августа мой телефон звонил не переставая. Звонили ко мне, звонил я, наводя справки в морском дежурстве порта и уведомляя о движении «Товарища» заинтересованные организации и лиц.
В два часа пополудни «Товарищ» прибыл в Кронштадт под буксиром «Троцкого» и отдал якорь на рейде. Из Ленинграда были высланы за ним два буксирных парохода: один должен был тащить его по узкому морскому каналу, другой — помогать разворачиваться в тесных местах.
Прибытие «Товарища» в Ленинградский торговый порт ожидалось в 10–11 часов вечера, официальная встреча назначена на другой день в одиннадцать часов утра.
Часов в шесть вечера мне позвонил по телефону т. Б., капитан одного из портовых катеров:
— Хотите выйти со мной в море навстречу «Товарищу»?
— Конечно хочу! Где ваш катер? Как на него попасть?
— Катер будет в восемь часов у пристани против Горного института, приходите.
— Буду обязательно!
Августовское солнце медленно скользит к горизонту.
Моторный катер пенит буроватую воду морского канала и летит навстречу заходящему солнцу.
Временами по темнеющему небу пробегают тучки и моросит дождь. Прохладно.
«Товарища» еще не видать. Начинает темнеть.
Вдруг из-за одного из поворотов канала ясно вырисовываются на лилово-багровом горизонте знакомые высокие мачты с длинными реями и густая паутина снастей.
Впереди дымят оба буксира. Трудно им, бедным, тащить большой нагруженный корабль. Издалека слышно, как пыхтят их машины.
Ближе и ближе «Товарищ»… Мои глаза, не отрываясь, вглядываются в его рангоут, контуры его корпуса…
Неужели я оставил его целых семь месяцев тому назад?..
Не верится… Кажется, я еще вчера был на его палубе…
Мы равняемся. В северных сумерках еще хорошо видны все детали.
Борта унизаны знакомыми фигурами и головами соплавателей… По юту двигается взад и вперед дородная фигура капитана Фреймана. У высокого штурвала маячит четвертый, теперь третий, помощник Черепенников.
— Поздравляю товарищей с благополучным возвращением на родину! — кричу я с катера.
— Ура! Ура! — раздается в ответ.
Меня узнали. Мне машут шапками, платками, кричат… Наш катер делает поворот, режет корму «Товарища», уменьшает ход и идет вдоль его правого борта на расстоянии нескольких сажен.
— Подходите к борту! Дмитрий Афанасьевич, милости просим на судно! — несется с «Товарища».
— С удовольствием! А как погранохрана, таможня?
— Вам можно, мы уже спрашивали.
— Есть!
Катер перекладывает руль, прижимается к борту «Товарища», с которого висит штормтрап (веревочная лестница), я быстро взбираюсь на палубу и попадаю в толпу учеников и команды…