Сидевшая рядом с Олей Эмма Петровна нахмурилась.
– А чему радоваться?
– Ну как же – такой сынок у вас чудесный и невестка… Юленька, да?
– Оленька, – поправил того Викентий. – Мама плохо спала. Комары.
– Да, комары! – мрачно подхватила Кристина. – Все бы хорошо, но эти проклятые кровососы… Никакая химия их не берет!
– Как же Подмосковье, да без комаров?.. – развел руками Степан Андреевич. – Меня вот давно никто не кусал. Наверное, совсем я старый стал, невкусный…
– Вкусный-вкусный… – хлопотала возле него Мура. – Давайте я вам салатика положу.
– Ты, Кеша, обещал мне новый роман этого привезти… который сейчас самый популярный автор, – сказал Степан Андреевич, рассеянно ковыряя салат тяжелой серебряной вилкой. – Как его там…
– Привез, – быстро ответил Викентий. – Только ничего особенного в этом авторе нет. Я читал. Выпендривается сильно.
– Вы о ком? – оживленно спросил Иван, который всегда хотел быть в курсе событий.
Викентий назвал ему фамилию.
– Боже мой, дядя Степа, да не тратьте вы время на эту макулатуру! – закричал Иван. – Перечитайте лучше Толстого…
– Не читается, – заметил Степан Андреевич, меланхолично пережевывая «оливье». – Ни Толстой, ни Достоевский, ни Тургенев… Архаика. Я мемуары полюбил.
– Дожили! – вздохнула Эмма Петровна. – Толстой уже архаикой стал! Хотя что есть, то есть – классика плохо идет… Вы, Степан Андреевич, угадали.
– А Пушкин? – быстро спросила Кристина. – Что, вы все и от Пушкина решили отказаться?..
– Но вот Пушкин-то как раз очень хорошо идет! – вскочил Иван. – Да, кстати, предлагаю следующий тост – за наше все. За нашего Александра Сергеевича! Дядя Степа, вы на меня не в обиде?
– Ну что ты, голубчик, я Пушкину не конкурент… – захихикал старик. – Он у нас у всех на втором месте после бога!
– «На холмах Грузии лежит ночная мгла… Мне грустно и легко, печаль моя светла. Печаль моя полна тобою…» – с ошибками продекламировал Кирилл, глядя почему-то на Леру.
– Какие стихи, какие стихи! – мечтательно вздохнул Иван. – А вот это, вы помните: «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный волны, плеснувшей в берег дальний…»
– Почитайте, Ваня, – сказала Кристина, с ненавистью глядя на Кирилла. – У вас удивительно хорошо это получается.
Лера сделала вид, что поперхнулась вином, и закашлялась.
Степан Андреевич сидел с благостной улыбкой на бескровных губах и как будто не замечал тех интриг, которые плелись вокруг него и между его близкими.
Он посидел еще час вместе со всеми, выпил полбутылки вина, а потом отправился к себе наверх.
– Сидите-сидите! – добродушно приказал он. – Меня Мурочка проводит… Стар я уже стал. А так бы тоже до рассвета сидел, винцо пил… Да, Мура?
– Вы еще о-го-го! – возмутилась домработница, аккуратно поддерживая Степана Андреевича за локоть. – Зачем на себя наговаривать?!
Как только они ушли, за столом воцарилась пауза.
И сразу стало слышно, как Силантьев с хрустом ест малосольные огурцы – он ими закусывал водку.
– Откуда водка? – вдруг опомнилась Эмма Петровна. – Вроде бы ее не было на столе!
– Так он же и принес! – возмутилась Кристина. – Я видела, как он из кармана ее доставал…
– Ишь, расшумелись! – буркнул Силантьев. – А у меня, может, от вашего вина изжога.
Он придвинул к себе миску с «оливье» и выложил остатки на свою тарелку.
– Эх, хорошо готовит Мария Тимофеевна… Душевно! – крякнул он.
Кирилл посмотрел на Силантьева, а потом достал из резного антикварного буфета полный графин.
– Если уж пить, то интеллигентно… Да, Ваня? – подмигнул он Острогину.
– Мура нам голову оторвет… – нерешительно пробормотал Иван. – Ну, если только совсем капельку!
Лера вставила в мундштук новую сигарету.
– Ах, Лера, ты дымишь, словно паровоз! – с досадой заметила Эмма Петровна. – У меня прямо голова от твоих сигарет болит.
– Зато комаров отгоняет, – бесцеремонно заметил Силантьев. Свою бутылку он моментально убрал в карман и потянулся со стаканчиком к графину.
– Боюсь стать алкоголиком, – вздохнул Иван. – Ну, за здоровье…
– Ты никогда не станешь алкоголиком, – заметила Лера.
– А я боюсь на самолетах летать, – призналась Кристина. – Оля, ты как доктор можешь поставить нам диагноз?
– А я пауков трушу! – буркнул Силантьев.
– Это называется – фобии, – засмеялась Оля, которая после ухода патриарха почувствовала себя значительно свободнее. – Только я в этом не специалист. Вам к Пал Палычу надо, он психиатром когда-то был!
– Ты с ним общаешься? – быстро спросила Эмма Петровна.
– Да. Он же мой непосредственный начальник.
– Неприятный человек, – сухо заметила та.
– Интересно, а от этих самых фобий можно избавиться? – лениво спросила Лера, пуская кольца.
– Я слышала, что можно… Только смысл? – Оля пожала плечами. – Пал Палыч рассказывал, что полностью избавиться от навязчивого страха нельзя. Он часто переходит на что-то другое. Если человека вылечили от страха летать на самолете, то он может, например, начать бояться ездить в лифте. Или что-нибудь в этом роде…
– Замечательная перспектива! – засмеялся Кирилл. – Давайте же выпьем за наши любимые страхи! За то, чтобы приручить их!
Викентий подлил Оле еще вина.
– О чем ты думаешь? – прошептал он ей на ухо.
– О том, что такое счастье… – не сразу ответила она.
– Э, нет! – закричал весело с другого конца стола Иван. – Больше двух говорят вслух!
– Кеша спросил меня, о чем я сейчас думаю, – призналась Оля. – А я ему ответила – о счастье. Есть оно или нет?
– Счастья нет, – равнодушно заметил Силантьев, закурив нечто вроде «Беломора». Эмма Петровна с брезгливой гримасой тут же принялась открывать все окна подряд. Там, в сумерках, звонко стрекотали сверчки и пахло ночной сыростью…
– Эта ночь уже счастье, – заметила Кристина, отведя от себя занавеску, закрывавшую ей вид в темный сад. – Этот воздух, эта листва…
– Ночь станет счастливой, если только рядом будет близкий человек, – заметил с усмешкой Кирилл и прихлопнул комара у себя на плече.
– Например, любовник, – сказала Лера.
– Или любовница, – не глядя на нее, кивнул Кирилл.
– Или жена! – Иван ласково похлопал по руке Леру.
– Разве ты несчастлива со мной, милая? – несколько вызывающе спросил Викентий у Оли.
– Нет, что ты, я совсем другое имела в виду! – смутилась она. – Почему когда слишком хорошо, то становится грустно?..
– Русская хандра. Извечная русская хандра! – с восторгом подтвердил Иван.
– Денег мало – плохо. Много – тоже ничего хорошего, приходится голову ломать над тем, куда бы их пристроить! – лениво произнес Кирилл. – Жена мымра – неприятно, а красавица – сплошное беспокойство, того и гляди, рога тебе наставит…
– Ну, это не про нас! – со счастливой улыбкой произнес Иван и чмокнул Леру в смуглое плечо.
– Счастье – это когда с твоим ребенком все в порядке. Он сыт, у него крыша над головой, образование, хорошая работа… О большем и мечтать не надо! – убежденно произнесла Эмма Петровна, ходя из угла в угол.
– Что-то вы не похожи на счастливую, – буркнул Силантьев, опрокинув в себя стопку. – Вечно вы, Петровна, на взводе… Как будто Кеша ваш на краю пропасти стоит! Да сядьте вы, не мельтешите перед глазами.
– Ярослав Глебович, перестаньте! – топнула она ногой. – Какая я вам Петровна, черт возьми…
– Да, потише, уважаемый, – строго заметил Викентий. – Мы не посмотрим, что вы у Степана Андреевича в любимчиках ходите…
– Еще как посмотрите, – злорадно ответил Силантьев. – Вы все старика боитесь, а ну как он вас наследства лишит!
– Все равно по закону Павлу практически все достанется, – равнодушно заметил Кирилл.
– Павел отказался от наследства… – встрепенулась Эмма Петровна.
– Мама, не будем это снова обсуждать! – недовольно перебил ее Викентий. – Я тебе сто раз объяснял, отказываются от наследства только тогда, когда оно уже открыто… То есть после смерти завещателя.
– Но Павел сказал…
– Павел мог что угодно наболтать, только его слова никакой юридической силы не имеют!
– А если старик придумал нечто особенное? – напомнил Иван, напряженно прислушивавшийся к этой перепалке. – А ну как он все государству отписал или нашему разлюбезному Ярославу Глебовичу?..
– Не имеет права! – вспыхнула Эмма Петровна. – Мы его тогда недееспособным признаем…
– Мама, перестань!
– Во-первых, никто недееспособным Степана Андреевича не признает, – раздельно произнесла Кристина. – Он умнее нас всех вместе взятых. Он может кому угодно завещать наследство.
– Да не имеет же права!
– Еще как имеет! – отчетливо произнесла Кристина, глядя в раскрасневшееся лицо Эммы Петровны. – Если б у него на иждивении были инвалиды или престарелые, тогда, конечно, можно было отсудить свою долю, но среди вас я что-то не заметила инвалидов…
– Ха-ха! – громко произнес Силантьев, поддевая на вилку маринованный гриб. – Вы еще подеритесь тут все!
– Ярослав Глебович, в конце концов, это невыносимо! – не выдержав, закричал и Иван, стукнув ладонью по столу.
– Тише, господа, тише!.. – сердито произнес Викентий. – Тут же Мура где-то рядом… Она все Степану Андреевичу доложит.
– Это точно! – подняв палец, громко прошептала Лера. – Она к нему то и дело с докладами бегает, сама видела!
Оля допила вино и отставила бокал. Разговоры о наследстве уже давно успели надоесть ей, и особенно раздражала Эмма Петровна, хотя та, разумеется, старалась не для себя.
«Бедный Кеша, что ему приходится терпеть… Такая материнская любовь как наказание!»
Пока все ожесточенно спорили, Оля вышла на крыльцо. От выпитого слегка кружилась голова.
«Зачем я сказала, что не знаю, есть счастье или нет? Разве я несчастлива? – с тоской подумала Оля. – Нет, я очень, очень люблю Кешу, но иногда хочется чего-то такого… Чтобы жизнь не казалась такой скучной и правильной. Хочется немного сойти с ума…»