Ребекка наклонилась вперед, глядя прямо в глаза собеседнице.
— Ты понимаешь, Майя? Примерно половину того, что вы получили от общины, придется отдать в уплату подоходного налога. Затем — социальные выплаты и дополнительные налоги. Для тебя это будет означать личное банкротство, судебный пристав не отстанет от тебя до конца твоих дней. Кроме того, тебе придется отсидеть в тюрьме. Общество очень серьезно относится к экономическим преступлениям. Если за всей этой схемой стоят пасторы — а я думаю, что так и есть, — то Томас виновен в мошенничестве, растрате и еще бог знает в чем. Присвоил деньги общины и вложил их в торговый дом, принадлежащий жене. Если и его посадят в тюрьму — кто позаботится о детях? Они будут навещать вас в колонии. Унылая комната свиданий — несколько часов в неделю. А когда вы выйдете оттуда — кто возьмет вас на работу?
Майя не сводила глаз с Ребекки.
— Чего ты хочешь от меня? Ты врываешься сюда, в мой дом, со своими догадками и угрозами. Угрожаешь мне, всей моей семье, детям…
Она замолкла и закрыла рот рукой.
— Если ты жаждешь мести, Ребекка, то отомсти мне, — сказала Магдалена.
— Да прекратите вы, черт подери! — прошипела Ребекка и заметила, как сестры вздрогнули, услышав ругательство.
У нее возникло желание выругаться снова.
— Ясно как белый день, что я жажду мести, но, черт подери, я пришла не ради этого!
Ребекка одна в квартире, когда раздается звонок. За дверью стоит Томас Сёдерберг. Он привел с собой Майю и Магдалену.
Теперь Ребекка понимает, почему так быстро ушла Санна. И почему она так настаивала на том, чтобы Ребекка осталась дома и села заниматься. Санна знала, что они придут.
Задним числом Ребекка думает, что надо было их не впускать. Лучше бы она захлопнула дверь у них перед носом. Она понимает, зачем они пришли. Все написано у них на лицах. Взгляд Томаса серьезный и озабоченный. У Майи крепко сжаты губы. Магдалена избегает встречаться с Ребеккой глазами.
Они отказываются от кофе. Потом Томас все же просит стакан воды. Во время последовавшего затем разговора он то и дело подносит стакан ко рту и отпивает глоток.
Когда они рассаживаются в гостиной, командование берет на себя Томас. Он просит Ребекку сесть на стул, а жену и свояченицу сажает на концах углового дивана. Сам он садится в углу дивана и, таким образом, видит всех троих одновременно. Ребекке приходится все время вертеть головой, чтобы видеть Майю и Магдалену.
Томас Сёдерберг сразу переходит к делу.
— Магдалена рассказала, что встретила тебя в больнице, — говорит он и смотрит в глаза Ребекке. — И она сказала, по какому делу ты была там. Мы пришли, чтобы уговорить тебя этого не делать.
Поскольку Ребекка не отвечает, он продолжает:
— Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но подумай о ребенке. Внутри тебя зародилась новая жизнь, Ребекка. Ты не имеешь права загасить эту искру жизни. Мы с Майей поговорили об этом, и она простила меня.
Он делает паузу и смотрит на Майю взглядом, полным любви и признательности.
— Мы готовы взять на себя заботы о ребенке. Усыновить его. Понимаешь, Ребекка? Он будет занимать такое же место в нашей семье, как Рахель и Анна. Младший братик.
Майя бросила на него быстрый взгляд.
— Если, конечно, будет мальчик, — поспешно добавляет он и через некоторое время спрашивает: — Что ты на это скажешь, Ребекка?
Ребекка отрывает глаза от крышки стола и смотрит застывшим взглядом на Магдалену.
— Что я скажу? — переспрашивает она и медленно качает головой.
— Я знаю, — произносит Магдалена. — Я заглянула в твою карточку и нарушила профессиональную тайну. Ты, конечно, можешь заявить на меня в Дисциплинарную комиссию.
— Иногда приходится выбирать, кому следовать — Богу или кесарю, — говорит Томас. — Я сказал Магдалене, что ты поймешь ее. Не так ли, Ребекка? Или ты намерена заявить на нее?
Ребекка снова качает головой. На лице Магдалены появляется выражение облегчения. Она почти улыбается. А вот Майя не улыбается. Когда она смотрит на Ребекку, ее глаза черны от злости. Ребекка чувствует, как подкатывается дурнота. Надо бы что-нибудь съесть — это обычно помогает.
«И ты будешь заботиться о моем ребенке?» — думает Ребекка.
— Что скажешь? — наседает Томас. — Ты обещаешь позвонить в больницу и отменить…
И тут наваливается тошнота. Она сжимает тело, как спазм. Ребекка ударяется коленом о стол, когда вскакивает со стула и кидается в туалет. Содержимое желудка вырывается наружу с такой силой, что это даже больно. Услыхав, что они в гостиной поднялись со своих мест, она захлопывает за собой дверь туалета и запирает ее изнутри.
В следующую секунду все трое стоят под дверью. Они стучат, спрашивают, как она себя чувствует, и просят открыть. У нее заложило уши. Ноги подгибаются, и она опускается на крышку унитаза.
Поначалу голоса кажутся взволнованными, призывают ее выйти. Даже Майю посылают к двери.
— Я простила тебя, Ребекка, — говорит она. — Мы хотим помочь тебе.
Ребекка не отвечает. Протягивает руку и до отказа открывает оба крана. Вода с грохотом льется в ванну, шум заглушает их голоса. Поначалу это раздражает Томаса. Потом он выходит из себя.
— Открывай! — кричит он и барабанит в дверь. — Это мой ребенок, Ребекка! Ты не имеешь права, слышишь? Я не позволю тебе убить моего ребенка. Открывай, а не то я выломаю дверь!
На заднем плане слышны голоса Майи и Магдалены, которые пытаются утихомирить его и в конце концов уводят от двери туалета. Потом раздается звук захлопнувшейся входной двери, их шаги удаляются вниз по лестнице.
Много позже дверь снова отворяется — это возвращается Санна. К этому времени вода в ванной давно остыла. Ребекка вылезает и выходит в кухню.
— Ты знала, — говорит она Санне.
Санна виновато смотрит на нее:
— Ты простишь меня? Я сделала это, потому что люблю тебя, понимаешь?
— А зачем ты пришла? — спросила Майя.
— Я хочу знать, почему умер Виктор, — сурово ответила Ребекка. — Санна сидит в тюрьме, а никому до нее и дела нет. Община танцует, распевает псалмы и отказывается сотрудничать с полицией.
— Но я ничего не знаю, — выпалила Майя. — Ты думаешь, это я его убила? Или Томас? Отрубил ему руки и выколол глаза? Ты что — спятила?
— Откуда я знаю? — пожала плечами Ребекка. — Томас был дома в ту ночь, когда убили Виктора?
— Послушай, не придумывай, — сказала Магдалена.
— В последнее время с Виктором что-то происходило, — продолжала Ребекка. — Они с Санной были не в ладах. Патрик Маттссон сердился на него. Я хочу узнать почему. Может, у него была связь с кем-то из общины? Может, с мужчиной? Поэтому такой заговор молчания в доме Божьем?
Майя Сёдерберг поднялась.
— Ты что, не слышишь? — крикнула она. — Я ничего не знаю! Томас был духовным наставником Виктора. А Томас никогда никому не рассказал бы о том, что стало ему известно по его пасторской должности. Ни мне, ни полиции.
— Но Виктора уже нет! — крикнула Ребекка. — Так что ему наплевать, если Томас нарушит тайну исповеди. Я уверена, вы все знаете больше, чем рассказываете. И я готова пойти в полицию с тем, что мне известно, — вот и посмотрим, что выяснится в ходе предварительного расследования.
Майя уставилась на нее.
— Ты сошла с ума! — выпалила она. — Почему ты так ненавидишь меня? Ты рассчитывала, что он оставит меня и девочек ради тебя? Поэтому?
— Я не испытываю к тебе ненависти, — устало ответила Ребекка и поднялась. — Мне жаль тебя. И я не рассчитывала, что он оставит тебя ради меня. Думаю, что я была у него не одна, просто так неудачно получилось, что ты обо всем узнала. Интересно, я — единственная, о ком ты знаешь, или были еще…
Майя покачнулась. Потом она подняла палец и ткнула им в Ребекку.
— Ты! — выговорила она в ярости. — Ты, детоубийца! Вон отсюда!
Магдалена последовала за Ребеккой к двери.
— Не делай этого, Ребекка! — умоляла она. — Не ходи в полицию, не устраивай скандала. Кому это принесет пользу? Подумай о детях.
— Ну тогда помоги мне, — прошипела Ребекка. — Санну вот-вот засадят в тюрьму за убийство, а все молчат, как воды в рот набрали. И ты хочешь от меня, чтобы я вела себя как паинька?
Магдалена вытолкнула Ребекку впереди себя на лестницу и закрыла дверь в квартиру.
— Ты права, — прошептала она. — В последнее время с Виктором что-то происходило. Он очень изменился. Стал агрессивен.
— В каком смысле? — переспросила Ребекка и нажала на краснеющую в темноте кнопку выключателя, чтобы зажегся свет на лестнице.
— Знаешь, изменилось все — то, как он молился и разговаривал с прихожанами. Мне трудно сказать, в чем именно это выражалось. Он словно не находил себе места. Часто молился в церкви по ночам и просил его не беспокоить. Таким он раньше не был. Раньше другие всегда могли присоединиться к нему в молитве. Он постился, иссушал плоть. По-моему, его что-то сильно угнетало.
«Все сходится», — подумала Ребекка, вспомнив, как он выглядел на видеозаписях. Измученный. Напряженный.
— Зачем он постился?
— Понятия не имею, — Магдалена пожала плечами. — Известно, что некоторых демонов можно изгнать лишь постом и молитвой. Но я сомневаюсь, известно ли хоть кому-нибудь, что с ним творилось. Томас вряд ли знает, между ними в последнее время тоже словно кошка пробежала.
— Да? А что же между ними произошло?
— Ну, ничего такого, из-за чего Томас стал бы убивать Виктора, — поспешно проговорила Магдалена. — Но ты ведь и не предполагаешь, что он мог его убить, правда, Ребекка? Но Виктор как будто избегал всех. И Томаса тоже. Я просто хотела сказать, чтобы ты оставила эту семью в покое. Ни Томас, ни Майя ничего по этому поводу не знают.
— А кто знает? — спросила Ребекка.