Лора рассматривала запылившиеся гобелены. На полке огромного камина стояли древние помятые кубки. Бентли осторожно взял один из них. Он был весьма увесистым. Средневековая Саксония.
– Через несколько минут вы увидите Пеллига, – сказал им Веррик. – Элеонора и Мур с ним уже встречались.
Мур снова рассмеялся. Его смех напоминал лай собачонки.
– Это точно, я с ним уже встречался.
– Он очень мил, – бесцветным голосом произнесла Элеонора.
– Пеллиг побудет здесь, – продолжал Веррик. – Поговорите с ним, займите его. Я хочу, чтобы вы его увидели. Я собираюсь послать всего лишь одного убийцу. – Он нетерпеливо махнул рукой. – Нет смысла посылать их бесконечным потоком.
Элеонора пристально взглянула на него.
– Давайте займемся этим, – сказал Веррик.
Он направился к большим двустворчатым дверям в конце помещения и распахнул их. За ними было шумно, светло и многолюдно.
– Входите, – сказал Веррик. – А я сейчас найду Пеллига.
– Напитки, сэр или мадам?
Элеонора Стивенс взяла стакан с подноса проходившего мимо невозмутимого макмиллановского робота.
– А вы? – обратилась она к Бентли.
Она кивком вернула робота и взяла второй стакан.
– Попробуйте. Очень приятная вещь. Приготовлено из ягод, растущих на солнечной стороне Каллисто в сланцевых расщелинах. Их собирают всего лишь один месяц в году. У Веррика там специальный рабочий лагерь.
Бентли взял стакан:
– Спасибо.
– Будем здоровы.
– Что все это значит? – поинтересовался Бентли, указывая на собравшихся людей. Отовсюду звучали разговоры и смех. Все они были хорошо одеты, вокруг царила смесь совершенно невероятных цветов. Присутствующие явно представляли собой высший класс общества. – У меня такое ощущение, что сейчас зазвучит музыка и все примутся танцевать.
– Они успели и поужинать, и потанцевать. Ну и ну, уже почти два часа ночи! Сколько всего сегодня произошло… Поворот Колеса, Конвент Отбора, всеобщее возбуждение. – Элеонора, отыскав кого–то глазами, сделала шаг вперед. – Ну, вот и они.
Внезапно повисла напряженная тишина. Бентли, как и все вокруг, повернулся. Все жадно и нервно смотрели на приближавшегося Риза Веррика. Рядом с ним шел худощавый мужчина в обычном серо–зеленом костюме. Его руки свободно висели вдоль тела, лицо не выражало никаких чувств. За его спиной плыл шепоток, раздавались одобрительные и удивленные высказывания.
– Это он, – процедила Элеонора, сверкнув глазами, и сильно сжала руку Бентли. – Пеллиг. Посмотрите на него!
Пеллиг шагал молча. У него были влажные, гладко зачесанные волосы соломенного цвета. Он казался невыразительным, почти незаметным рядом с гигантом, который вел его мимо внимательно следивших за ними глаз. Вскоре эта пара растворилась среди атласных пиджаков и длинных вечерних платьев, и оживленное гудение вокруг Бентли возобновилось.
– Они еще появятся позже, – сказала Элеонора и передернула плечами. – Меня от него в дрожь бросает. Ну? – Она продолжала сжимать руку Теда. – Что вы о нем думаете?
– Он не произвел на меня никакого впечатления.
В отдалении он разглядел Веррика, окруженного группой людей. Из фона негромких разговоров выделялся возбужденный голос Герба Мура – он что–то объяснял. Раздосадованный Бентли сделал несколько шагов в сторону.
– Вы куда? – спросила его Элеонора.
– Домой. – Слова вылетели совершенно непроизвольно.
– Что вы под этим подразумеваете? – поинтересовалась Элеонора и неловко улыбнулась. – Я больше не могу зондировать твой мозг, дорогой. Я утратила эту способность.
Она отвела свои темно–рыжие волосы и показала две свинцово–серые точки на висках, которые резко выделялись на фоне общей белизны ее кожи.
– Не могу тебя понять, – произнес Бентли. – Способность, с которой ты родилась, – уникальный дар.
– Ты говоришь как Вейкман. Если бы я осталась в Корпусе, то мне пришлось бы использовать этот дар против Риза. Что же мне оставалось делать? – Ее глаза стали страдальческими. – Знаешь, я действительно его лишилась. Это все равно что ослепнуть. После этого я долго плакала. Не могла с этим смириться. Я была полностью раздавлена.
– А как теперь?
Она сделал неопределенный жест:
– Живу… Этого уже не вернешь. Забудем об этом, дорогуша. Пей свой напиток и отдыхай. – Элеонора чокнулась с ним. – Он называется «Метановая буря». Полагаю, что на Каллисто атмосфера состоит из метана.
– Ты когда–нибудь была на одной из колонизированных планет? – поинтересовался Бентли. Он сделал глоток янтарной жидкости из своего стакана. Напиток оказался довольно крепким. – Видела какие–нибудь рабочие лагеря или колонии переселенцев, до того как с ними разделалась полиция?
– Нет, – ответила Элеонора. – Я никогда не покидала Землю. Я родилась в Сан–Франциско девятнадцать лет назад. Ты же знаешь, что все телепаты родом оттуда. Во время Окончательной войны советская ракета попала в научный центр в Ливерморе. Те, кто выжил, получили сильную дозу радиации. Мы все потомки одной и той же семьи, Эрла и Верны Филлипс. Весь Корпус – сплошные родственники. Меня готовили к этому с самого рождения, такова была моя судьба.
Из угла раздалась музыка. Музыкальный робот воспроизводил случайные звуки, обертоны и тональности, и музыка запорхала в воздухе. Несколько пар начали вяло танцевать. Группа мужчин стала спорить еще громче и раздраженней. До Бентли долетали только обрывки фраз.
– Говорят, он только в июне покинул лабораторию.
– Ты заставишь кота носить брюки? Это антигуманно.
– К чему такая спешка? Лично я придерживаюсь старого доброго суб–Си.
Несколько женщин вышли в двустворчатые двери. На их лицах лежала печать скуки и усталости.
– Вот так всегда, – сказала Элеонора. – Женщины отправляются в дамскую комнату, а мужчины затевают спор.
– А что собирается делать Веррик?
– Сейчас услышишь.
Могучий бас Веррика перекрыл голоса спорщиков. Люди вокруг прекратили разговоры и начали подтягиваться к нему, чтобы послушать. Кучка угрюмых и серьезных людей образовала плотное кольцо вокруг отчаянно жестикулировавших и кричавших Веррика и Мура.
– Наши проблемы мы создали сами, – заверял Веррик. – Они такие же надуманные, как проблемы продовольствия и избытка рабочей силы.
– И как вы все это представляете? – интересовался Мур.
– Вся система искусственна. М–игра была изобретена двумя математиками еще в начале Второй мировой войны.
– Вы хотите сказать, открыта, а не изобретена. Они обнаружили, что социальная система обладает стратегией, сходной со стратегией игр, например покера. Принцип, который заложен в игре в покер, оказался годным и в социальных ситуациях: в бизнесе или в войне.
– А в чем разница между случайной игрой и стратегической? – поинтересовалась Лора Дэвис, стоявшая рядом с Алом.
– Во всем, – раздраженно ответил Мур. – В случайной игре нет места продуманным решениям. А при игре в покер у каждого игрока своя система блефа, ложных жестов, отвлекающих слов. Все это рассчитано на то, чтобы сбить противника с толку и заставить его делать глупости.
– Вы хотите сказать, что человек делает хорошую мину при плохой игре?
Мур проигнорировал этот вопрос и снова обратился к Веррику:
– Так вы отрицаете, что социальную систему можно рассматривать как стратегическую игру? Минимакс – это блестящая теория. Она дала нам научный метод для разрушения любой стратегии, превратила стратегическую игру в случайную, к которой применимы статистические методы точных наук.
– И все равно, – гремел Веррик, – это чертово Колесо Фортуны по случайному принципу выбрасывает за борт достойных людей и выбирает на их место пустышку, глупца и даже не принимает во внимание его способности или класс.
– Конечно! – воскликнул Мур. – Вся наша система построена на Минимаксе. Колесо Фортуны заставляет людей или принимать правила игры, основанной на Минимаксе, или давит этой системой. Мы не позволяем людям идти на жульничество и заставляем их принять рациональную процедуру выбора.
– В случайном вращении Колеса Фортуны нет ничего рационального, – зло возразил Веррик. – Каким это образом случайный механизм может быть рациональным?
– Случайный фактор является функцией абсолютно рационального образа действий. Сталкиваясь со случайными переходами, никто не может выработать выигрышной стратегии. Таким образом, все вынуждены принять случайный метод: точный статистический анализ случайных событий плюс пессимистическое предположение, что любой твой план будет заранее раскрыт противником. Предположим, вы ищете способ, который защитил бы от того, что противник откроет ваши планы. Если вы действуете на случайной основе, то противник никогда не догадается, каким будет ваш следующий ход, потому что даже вы этого не знаете.
– Вот таким образом мы и превратились в стадо суеверных дураков, – вздохнул Веррик. – Все стараются толковать знамения и намеки. Все пытаются объяснить, к чему бы это родился теленок с двумя головами и появилась стая белых ворон. Мы все зависим от случайностей. Мы не можем управлять событиями, так как не можем ничего планировать.
– А как можно планировать, если повсюду телепаты? Они прекрасно содействуют правилам Минимакса: заранее выявляют любую стратегию. Они раскусят вас, как только вы начнете игру.
Веррик ткнул пальцем в свою широкую грудь:
– У меня на шее нет никаких идиотских талисманов. Никаких лепестков роз, бычьего навоза или кипяченой слюны совы. Я действую на основе собственного мастерства, а не случайностей. Возможно, у меня даже нет стратегии, которую вы могли бы раскрыть. Я никогда не лезу в дебри теоретических абстракций. Я практик. Я делаю то, что от меня требует та или иная ситуация. Это опыт. И я им обладаю.
– Опыт тоже функция случайности. Это просто нахождение лучшего выхода из случайной ситуации. Вы, черт побери, достаточно прожили, чтобы в большинстве ситуаций заранее знать, как лучше поступить…
– А что насчет Пеллига? Это ведь стратегия.