– Эй, – позвала одна из девок.
Вздрогнув, Кассик понял, что обращаются к нему.
– Что тебе? – нервно спросил он.
– Который час?
Кассик поспешно посмотрел на наручные часы:
– Полдвенадцатого.
Девица отделилась от остальных и лениво подошла к краю платформы.
– Сигареты есть?
Сунув руку в карман, Кассик вытащил пачку.
– Спасибо. – Болтая грудями направо и налево, девица свесилась с помоста и взяла сигарету.
Помедлив в нерешительности, Кассик достал зажигалку и дал прикурить. Она улыбнулась ему сверху вниз, этакая кареглазая темноволосая малышка со стройными бледными ногами, слегка влажными от пота.
– Ну что, идешь? – спросила она.
Он и не собирался.
– Нет.
Девица насмешливо надула губы.
– Нет? А почему? – Стоящих вокруг, видимо, забавлял их разговор. – Тебе не интересно? Ты что, один из этих?
Люди в толпе хихикали и ухмылялись. Он почувствовал, что краснеет.
– А ты ничего, – лениво сказала девица. С сигаретой в ярких губах, она уселась, расставив ляжки и положив руки на голые коленки. – Пятьдесят–то долларов у тебя найдется? Или для тебя это дорого?
– Да, – рассердился Кассик, – дорого.
– А–а–а… – разочарованно протянула девица, желая, видимо, поддразнить, потом протянула руку и взъерошила его тщательно причесанные волосы. – Это ужасно. А если бесплатно? Хочешь? Хочешь побыть со мной задарма? – Подмигнув, она высунула кончик розового языка. – Я бы тебе кое–что показала. Ты удивишься, сколько я знаю способов…
– Давайте шляпу по кругу пустим, – посмеиваясь, предложил лысый потный человек справа. – Ребята, скинемся для молодого человека? – Взрыв смеха раздался кругом, и под ногами зазвенело несколько пятидолларовиков.
– Я тебе нравлюсь? – Девица наклонилась к нему и положила руку на плечо. – Думаешь, у тебя не получится? – Ее мурлыкающий голос поддразнивал и словно уговаривал. – Держу пари, у тебя все получится. И все они уверены, что у тебя получится. Они все хотят посмотреть. Не волнуйся, я тебе покажу, что надо делать. – Вдруг она крепко ухватила его за ухо. – Поднимайся–ка, мама покажет тебе, на что она способна.
Из толпы вырвались ликующие крики, Кассика подхватили и подняли наверх. Девица отпустила ухо и протянула руки, чтобы обнять, но он увернулся и упал обратно в толпу. Протолкавшись подальше от помоста, он стоял, тяжело дыша и пытаясь привести в порядок свою одежду… и чувства.
Но никто уже не обращал на него внимания. Он бесцельно пошел куда глаза глядят, сунув руки в карманы и пытаясь, насколько это было возможно, вновь обрести чувство беззаботности. Толпа двигалась по кругу, все глазели в основном на то, что было представлено в центре площади. Он осторожно обошел человеческий поток; лучше всего держаться периферии, где на открытых площадках раздавали всякое чтиво, вещали ораторы, собирая вокруг себя кучки любопытных. Может, этот тощий ветеран какой–нибудь фанатик, размышлял Кассик, а может, просто узнал в нем фараона.
Место, где показывали девочек, находилось как раз между уродами и талантами. Народ валил туда валом, как правоверные в Мекку. А сразу за помостом с девицами стояли будки предсказателей.
– Все они шарлатаны, – поведал ему снова неизвестно откуда взявшийся курчавый толстяк; он стоял со своим семейством возле будки, где метали дротики, с пучком дротиков в руке, пытаясь выиграть двадцатифунтовый голландский окорок. – Будущее никому не известно, пускай детям дурят головы своими сказками.
Кассик усмехнулся:
– Значит, говоришь, голландский окорок, двадцать фунтов? Да он тоже, скорей всего, из воска.
– Этот окорок я сейчас выиграю, – добродушно заявил толстяк. Его жена промолчала, но дети не скрывали полной уверенности, что это так и будет. – А вечером заберу его домой.
– Ну а я схожу узнаю, что ждет меня в будущем, – усмехнулся Кассик.
– Удачи вам, мистер, – сердечно пожелал толстяк. Он повернулся к огромному, изъеденному временем и мышами щиту с мишенями, сплошь испещренному мелкими зарубками. На нем хозяин намалевал девять огромных планет, а десятая – невероятно крошечная Земля по центру – оставалась девственно нетронутой. Толстяк прицелился и бросил дротик, но не зря хозяин спрятал за щитом магнит: дротик миновал Землю и благополучно вонзился в пустоту как раз где–то возле Ганимеда.
В первой будке предсказателя над низеньким столом сгорбилась толстая темноволосая старуха; перед ней, разумеется, стоял аппарат, который всегда стоит в таких случаях, то есть светящийся шар. Среди безвкусно развешанных тряпок самой кричащей расцветки толкались, выстраиваясь в очередь, несколько человек, готовые расстаться с двадцатью долларами. Сияли неоновые буквы:
ВАШЕ БУДУЩЕЕ ПРЕДСКАЖЕТ ВАМ МАДАМ ЛУЛУ КАРИМ–ЗЕЛЬДА.
УЗНАЙТЕ СВОЕ БУДУЩЕЕ,
БУДЬТЕ ГОТОВЫ КО ВСЯКОЙ
СЛУЧАЙНОСТИ В ЖИЗНИ.
Ничего тут особенного не было. Старуха бормотала посетителю обычную белиберду, какую всегда говорят в подобных случаях, и немолодая тетка из очереди выглядела вполне довольной. Но рядом с заведением мадам Лулу Карим–Зельды была еще одна будка, убогая с виду и совсем безлюдная. Там сидел еще один предсказатель, совсем иного рода. Тут не было ни кричащего дешевого убранства, ни сияющего шара, как у мадам Карим–Зельды, всюду царил унылый полумрак. Кассик очутился в сером, едва освещенном замкнутом пространстве, вокруг которого кричал и веселился карнавал.
На пустом помосте сидел молодой человек, не старше самого Кассика, может, и моложе. Надпись над его головой заинтриговала Кассика.
БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
(личную судьбу не предсказываем )
Кассик постоял, изучая молодого человека. Сгорбившись, тот угрюмо сидел в неудобной позе и курил, уставившись в пространство. Не было никакой очереди, будку обходили стороной. Лицо предсказателя покрывала щетина, странное лицо: одутловатое, с красными щеками, выпуклым лбом, на носу очки в железной оправе, припухлые, как у ребенка, губы. Он моргал глазами, часто затягивался, то и дело поддергивал рукава на бледных тощих руках. В фигуре его, одиноко сидящей на пустом помосте, было что–то решительное и в то же время мрачное.
«Личную судьбу не предсказываем». Странноватая надпись для ярмарки. Кому интересно счастье вообще, счастье для всех? Старая надпись шелушилась краской, словно лишай у бродячего пса. Похоже, предсказатель – не первый сорт; надпись не сулит ничего определенного. Но Кассика все–таки что–то заинтересовало. Видимо, парня изрядно потрепало, прежде чем он занялся этим делом. В конце концов, все предсказатели на девяносто девять процентов балаганные актеры, а остальные – просто неглупые люди. На карнавале такой человек всегда может раскинуть мозгами, сориентироваться и выдать что–нибудь такое, что делают все; почему же этот решил заняться явно никому не нужным делом? Наверняка тут некая тайна. Каждая линия его сгорбленного некрасивого тела говорила о том, что этот парень будет стоять до конца, что он должен выстоять, сколько бы ему ни пришлось торчать здесь.
Это и был Джонс, но тогда Кассик конечно же не знал этого.
Перегнувшись к платформе, Кассик сложил ладони и позвал:
– Эй!
Молодой человек повернул голову. Их взгляды встретились. Сквозь толстые стекла очков на Кассика холодно смотрели маленькие серые глаза. Он пристально щурился на Кассика, не двигаясь с места и не говоря ни слова. Пальцы его не переставая барабанили по столу.
– Ну и почему? – спросил Кассик. – Почему не предсказываем личную судьбу?
Парень не ответил. Его взгляд потускнел, он отвернулся и снова тупо уставился на крышку стола. Сомнений не было: этот парень не был специалистом, ему нечем было позабавить публику. И что–то такое с ним случилось: парень был явно не в себе. Другие забавники охотились за публикой, всячески зазывали к себе народ, выворачивались перед ним наизнанку (часто и буквально), лишь бы привлечь к себе внимание, а этот только сидел и сверкал своими очками. Он и пальцем не шевельнул, чтобы заработать; ну и не заработал, видно, ни гроша. Но тогда зачем он тут сидел?
Кассик колебался. Похоже, тут вряд ли что–нибудь вынюхаешь, он только зря тратит время, не за это правительство ему деньги платит. Но что–то такое мешало ему уйти. Он чуял здесь какую–то тайну, а тайн–то он как раз и не любил. Он был оптимистом и верил, что всегда можно решить любую проблему. Мир ему нравился тогда, когда в нем был смысл. А все, что он видел здесь, явно не имело смысла.
Поднявшись по ступенькам, Кассик подошел к парню.
– Хорошо, – сказал он. – Я согласен.
Ступеньки прогибались и трещали, помост шатался, находиться на нем было явно небезопасно. Стул, на который он уселся напротив предсказателя, так и застонал под ним.
Лицо парня было усеяно яркими пятнышками, что могло означать пересадку кожи. Следы войны? Над ним витал слабый запах какого–то лекарства: парень заботился о своем явно хилом здоровье. На лоб спускалась спутанная челка, одежда висела на костлявом теле, как на вешалке. Теперь он в упор смотрел на Кассика, изучая его и что–то прикидывая.
Нет, страшного в нем ничего не было. Было что–то неуклюжее, как бы недоделанное; изможденное тело его как–то странно подергивалось. Но взгляд был колючий и жесткий. Парень–то отнюдь не робкого десятка. В лицо Кассику смотрел человек с характером твердым и решительным. Кассик вдруг почувствовал тревогу. Инициатива явно уплывала из рук.
– Двадцать долларов, – сказал Джонс.
Кассик неуклюже порылся в кармане:
– За что? Что я получу взамен?
Выждав мгновение, Джонс объяснил:
– Вот это видите?
Он показал на круг, лежащий на столе. Поверхность круга была поделена на четыре равные части. Отведя назад рычаг, Джонс отпустил его, и стрелка на круге медленно повернулась; раздалось глухое металлическое пощелкивание.
– У вас две минуты, не больше. Спрашивайте что хотите.
Взял деньги и положил их в карман.
– Спрашивать? – хрипло проговорил Кассик. – О чем спрашивать?