«Кому уж тут захочется бегать и скакать, – подумала Малин. – Никому, наверно. А мне уж и подавно!»
Малин хорошо знала всех бедняков, которые жили здесь. Изо дня в день они с сумой обходили приход, выпрашивая Христа ради милостыню. Да, всех тут знала Малин. Вон сидит Страшила – такой урод, что детишки боятся его точно пугала, хотя на самом деле он – добрый и смирный человек и ни разу никого не обидел. А вот и Юкке Киис, которого Бог лишил разума, и ненасытный Ула из Юлы, которому ничего не стоит съесть в один присест десять кровяных лепёшек, вот Старичок-Летовичок на деревянной ноге и Хильда – Куриная Слепота с вечно слезящимися глазами, и Костылиха, и Милушка-Голубушка, и Анна Перкель, и самая главная из них – великая и могучая Помпадулла, которую приход назначил старостой в богадельне.
Остановившись у порога, Малин оглядела избу, увидела всю нищету и всё убожество богадельни и поняла, что вот здесь ей придётся жить, пока она не станет взрослой, потому что маленькую её никто не возьмёт в прислуги. Сердце у неё сжалось от тоски при одной этой мысли. А как проживёшь в таком месте, где нет нисколечко радости и красоты!
У себя дома она привыкла к бедности, но там всё же были и красота, и радость. Стоит только вспомнить, как весной за окном расцветала яблоня. И рощу с ландышами. И шкаф, расписанный розанами. И большой голубой подсвечник с сальной свечой. И румяные, с пылу с жару, лепёшки, которые мама подавала на стол. И свежевымытые полы на кухне, которые по субботам посыпали мелко рубленным можжевельником. Ах, как бывало красиво и радостно дома, пока не вошла в него болезнь! А здесь, в богадельне, всё было так гадко, что впору заплакать, а за окном виднелось одно только тощее картофельное поле – ни тебе яблоньки, ни рощи с ландышами.
«Бедная Малин! – подумала о себе девочка. – Будешь ты теперь самой маленькой богаделкой в приходе Нурка. Прости-прощай, радость и красота!»
Спать её уложили в уголке на полу, и она долго не могла уснуть, слушая сопение и храп остальных обитателей. Им полагалась одна кровать на двоих, и они отсыпались после дневных трудов и странствий. Страшила – с Милушкой-Голубушкой, Костылиха – с Анной Перкель. Одна Помпадулла жила отдельно в чердачной каморке и делила постель только с клопами.
Малин проснулась, когда утро ещё только занималось, и в предрассветных сумерках увидала на обоях целые полчища клопов. Они спешили спрятаться в укромных местах, чтобы на следующую ночь снова выползти из всех щелей и трещин и вволю попить кровушки у спящих бедняков.
«На месте клопов я бы тут не осталась жить, – подумала Малин. – Наверно, клопам не нужны красота и радость. С них довольно четырёх кроватей, на которых спят восемь бедняков. А тут ещё и на полу маленькая богаделочка завелась!»
Со своего места Малин увидела, что делается под кроватями. Всё, что беднякам удавалось выклянчить, обходя приход, они рассовывали по сундучкам и мешочкам и прятали под кровать; каждый отдельно хранил свой хлеб, свой горох и крупу, свой кусочек сальца, свою горсточку кофейных зёрен и котелок со старой кофейной гущей.
Не успели старики проснуться, как тут же принялись ссориться, кому после кого ставить на огонь свой кофейник, каждому хотелось быть первым. Все толклись вокруг очага, ворчали и хныкали, но тут явилась сама Помпадулла, всех распихала и первая поставила свой котелок с треногой на огонь.
– Сперва будем пить кофе мы с моей девчушкой, – заявила Помпадулла.
За ночь Помпадулла успела поразмыслить и поняла, что вдвоём с девочкой ей проще будет собирать подаяние. Уж теперь-то народ скорее расщедрится на милостыню, постыдится небось уморить голодом невинного ребёнка! Поэтому Помпадулла ласково погладила Малин по щёчке, дала ей на завтрак чашечку кофе с корочкой хлебца, и с этой минуты Малин раз и навсегда стала девочкой Помпадуллы.
Пока пили кофе, погрустневшая Малин с тоскою поглядывала по сторонам в надежде отыскать среди окружающего убожества и нищеты хоть что-нибудь красивое, но, сколько ни искала, так ничегошеньки и не углядела.
И вот они отправились с Помпадуллой в свой первый поход по крестьянским усадьбам. Они заходили на каждый двор, и Малин просила хлебушка. Она собрала богатое подаяние, так что Помпадулла осталась довольна своей девчоночкой и в награду поделилась с ней лучшими кусочками, а после хвасталась своей удачей перед другими обитателями богадельни, у которых не было такой девочки.
Но Малин была доброй девочкой и всякому старалась услужить, как родная дочка. Бывало, Хильда – Куриная Слепота никак не может своими распухшими от работы пальцами завязать башмаки, а Малин возьмёт да и завяжет; или у Милушки-Голубушки вдруг закатится куда-нибудь клубок, а Малин найдёт и подаст; а не то ещё Юкке Киис испугается голосов, которые звучат у него в голове, – кому же ещё, как не Малин, его утешить и успокоить! И только для самой себя Малин не находила утешения: ведь она не могла жить без красоты, а в богадельне ей нечем было утешиться.
Однажды, во время своих странствий, они пришли с Помпадуллой в пасторскую усадьбу. Хозяйка подала им Христа ради хлеб, а потом позвала на кухню и налила обеим похлёбки. И случилось в тот день для Малин самое важное: нежданно-негаданно она получила утешение, потому что встретилась с красотой, по которой изнывало её сердце. Она и думать о ней не думала, когда села за кухонный стол есть похлёбку, как вдруг через приоткрытую дверь горницы до неё долетели слова – до того прекрасные, что Малин вся задрожала. В горнице кто-то читал сказку пасторским детям, и чу́дные слова сквозь щёлку донеслись до Малин. Она раньше и не знала, что слова, оказывается, тоже бывают сладостными.
Эти слова освежали ей душу, как утренняя роса освежает лужайку. Увы! Малин думала, что сохранит их в сердце и вовеки уж не забудет, но не успели они с Помпадуллой вернуться в богадельню, как всё услышанное уже бесследно изгладилось из её памяти. Запомнился ей только совсем коротенький кусочек, где были самые красивые слова, и Малин без конца повторяла их про себя наизусть:
«Звенит ли моя липа,
Поёт ли мой соловушка…»
Вот какие слова повторяла Малин, и перед их ослепительным сиянием исчезало убожество нищенского приюта.
Малин не понимала, отчего так делалось, но радовалась этому чуду.
А жизнь в приходе Нурка шла своим чередом. В тоске и вздохах, в голоде и лишениях уныло тянулись дни бедных богаделок, полные тоскливого ожидания. Но Малин знала теперь слова, которые приносили утешение её сердцу, эти слова помогали ей сносить все горести. А горестей в богадельне хватает – чего только там не навидишься, чего не наслышишься!
Бывало, сидит Милушка-Голубушка со своим клубочком, с утра до ночи она перематывает один и тот же клубок, не давая себе ни минуты отдыха, целый день она занята совершенно бесполезной работой. И вдруг вспомнит, сколько ниток за свою жизнь перемотала, сколько разных вещей из них навязала, да и заплачет тихонько. А Малин-то смотрит, видит!.. «Звенит ли моя липа, поёт ли мой соловушка…»
Или вдруг Юкке Киис испугается, потому что ему почудились какие-то голоса, и давай биться головой о стенку и просить, чтобы кто-нибудь с ним головами поменялся, а все вокруг смеются. Все, кроме Малин. «Звенит ли моя липа, поёт ли мой соловушка…»
А каково было им без свечки проводить долгие вечера! Сидят, бедняжки, в потёмках, и вспоминается им прошлая жизнь, один бормочет, другой охает и вздыхает, кто-то причитает, а Малин всё слушает… «Звенит ли моя липа, поёт ли мой соловушка…»
И вот со временем Малин поняла, что одними словами ещё не утешишься. В её душе зародилась мечта, которая не давала ей покоя ни днём ни ночью. Теперь Малин знала, чего ей надо. А надо было ей настоящего соловушку и звенящую липу, как у сказочной королевы. Эта мысль не давала ей покоя, и решила Малин посадить на картофельном поле семечко – вдруг да и вырастет из него липа!
«Вот только бы мне семечко найти! – думает Малин. – Будет у меня тогда липа, будет и соловушка, а уж как соловушка появится, тогда небось и в богадельне станет и красиво и радостно».
Как-то раз, проходя мимо чужого сада, Малин спросила у Помпадуллы:
– А где можно найти липовое семечко?
– Там, где растут липы. Да не сейчас, а по осени.
Но девочке некогда было осени ждать. Ведь соловьи весною поют и липы звенят весною, а весенние деньки быстро бегут, как вода в ручье, – были и нету, и если сейчас не найти семечка, то потом уж будет поздно.
Однажды поутру Малин проснулась раньше всех: может быть, клопы помешали спать, а может быть, её разбудило солнышко, заглянувшее в окошко богадельни. Не успела Малин со сна хорошенько причесаться, как вдруг солнечный лучик скользнул под кровать Старичка-Летовичка, и Малин увидела там что-то маленькое, жёлтенькое, кругленькое.
Это была всего лишь горошина, которая выкатилась из рваной сумы Старичка-Летовичка, но Малин подумала, отчего бы не взять горошинку вместо семечка. Как знать, может быть, на её счастье, один-единственный раз из горошинки всё-таки вырастет липа!
«Надо только верить и как следует захотеть, – подумала Малин, – тогда всё получится».
Вышла она в огород и посреди картофельного поля выкопала голыми руками ямку и посадила свою горошину, чтобы выросла из неё липа.
Малин верила в свою мечту и надеялась, что она сбудется. Она верила так горячо, так страстно мечтала! Чуть проснётся утром, ещё встать не успеет, а уж прислушивается, не зазвенит ли на картофельном поле липа, не запоёт ли соловушка. Но сколько ни прислушивалась, в избе раздавался только храп приютских, а за окном чирикали воробьи.
Что поделаешь! Так сразу ничего не бывает. Надо верить в свою мечту и надеяться, тогда всё сбудется.
И Малин заранее радовалась тому, как красиво и хорошо станет потом в богадельне. Однажды, когда Юкке Кииса до слёз довели звучащие в его голове голоса и он принялся колотиться головой о стенку, Малин взяла да и рассказала ему, как хорошо у них скоро станет.