В конце концов все решили, что самое время прогуляться по парку – луна светила так ярко, а факелы освещали все аллеи. Милой стайкой они поспешили туда, присоединив к компании еще нескольких рабынь, чтобы никто не подумал, что супруги господина обделены свитой. Проходя к воротам, они столкнулись с Гудул, которая шествовала со своими рабынями. Та тут же окликнула супруг, затем подобралась поближе и спросила тихо:
– О лучшие алмазы ожерелья нашего господина, слышали, что говорят про Рэно? К ней в комнаты пытался пробраться мужчина днем!
Явно сплетню следовало обсудить со всеми и прийти к какому-то однозначному решению, кого же видел Надри – так подумала Элиан. «И пытался ли поймать он вообще кого-то? Может, сам споткнулся и уронил этажерку, а затем придумал нападение, чтобы не наказали», – мысленно добавила она.
Элиана дни и ночи проводила в тоске, и единственной, хоть и нечастой, отрадой стали для нее часы, проведённые с Дамиром. Только ему она могла доверять среди всех, кто обитал в серале. И её не волновало то, что Раманга вряд ли будет рад узнать, что его супруга завела себе нового друга. Элиана даже мечтала об этом, в надежде на то, что тот вспомнит наконец о ней и осознает, что потерял.
Дамир был хорош собой, строен и темноволос. Элиана слабо представляла, что могла бы когда-нибудь ответить на его чувства – слишком восторженным был его взгляд, когда он смотрел на неё. Да и не думала она никогда о том, чтобы заводить отношения на стороне.
Она потребовала, чтобы Истан время от времени отпускал её погулять в сопровождении одной только служанки, а ту подкупала драгоценностями, которых Раманга присылал ей, как и всем остальным жёнам, в достатке.
Хафа молчала о том, что, выбираясь на уединённую полянку в самой глубине сада, Элиана часто усаживается на траву – и Дамир, тут же выскальзывая из кустов, садится у её ног.
Дамир рассказывал Элиане всё то, о чём не позаботился рассказать супруг. Он говорил с ней о культуре Бладрейха и его истории, о порядках и известных именах – но о политике ничего не знал.
Зато Элиана сумела выпытать, что Данаг – один из влиятельнейших вампиров империи и самый древний из них. О том, что Ивон пишет картины и, как поговаривают, служит тайным агентом императора.
О том, что валиде купила себе новых служанок из лесных племен, и они теперь день и ночь делают краски для тканей из неведомых растений. И ткани эти валиде не даст никому, чтобы только ее платья были сшиты в столь необычных цветах.
О том, что Раманга почти не появляется дома, потому что в военных кварталах назревает очередной бунт.
А однажды он заговорил с Элианой совсем о другом.
– Вы знаете, моя госпожа, что вампиры любят в своём посмертии только раз?
Элиана с удивлением посмотрела на него.
– До того, как я встретила тебя, я вообще не думала, что вампиры умеют любить.
– Умеют, моя госпожа. И многие из нас несчастны и злы, потому что, встретив однажды свою смертную любовь, не сумели обратить свою истинную пару – и потеряли навсегда.
Элиана отвела взгляд, чувствуя, как испытующе смотрит на неё Дамир, но тот переместился так, чтобы ей снова пришлось смотреть ему в глаза.
– Но мне повезло, моя госпожа. Я полюбил бессмертную, и моя любовь никогда не умрёт.
– Кто же она? – внезапно охрипшим голосом спросила Элиана.
– Вам ли не знать?
Наступила тишина. Только слышно было, как стрекочут кузнечики в траве. Элиана боялась произнести хоть слово, чувствуя, что ей вряд ли удастся оставить всё как есть.
– Вам кажется, что я бесполезен, моя госпожа. Я вижу это в ваших глазах. Но даже если я не смогу стать отрадой для вас на шёлковых простынях… Я мог бы сделать для вас то, чего не сумеет никто другой.
– Что же это? – глухо спросила Элиана.
Дамир наклонился к ней и прошептал в самое ухо.
– Я мог бы помочь вам сбежать!
Элиана резко поднялась – и Дамир поспешил последовать за ней.
– Мне надо подумать, – сказала она быстро, – Хафа! – крикнула она. – Отведи меня домой!
Больше вдвоем с ней она никуда не выходила, окружая себя эскортом, приличествующим ей как супруге наместника.
Глава 14. Супружеские обязанности
Наряды супруг и наложниц, которыми старались поразить других, были ошеломляющими. Элиана со временем начала путаться в своих платьях, рубашках, шароварах и кафтанах. Служанки приносили все новые, каждый раз говоря:
– Наш повелитель прислал вам подарок!
Радоваться таким подаркам у принцессы не получалось – точно такие же ворохи одежды несли в покои и других жен и наложниц. Наложницы пристально следили за изменениями имперской моды: модные каталоги из империи поступали в гарем регулярно в пугавших евнухов количествах.
Особым шиком считалось так подобрать одеяние, чтобы оно сочеталось с муслиновым энтари, которое надевал Раманга в этот день. Так, если утром Рамангу видели в голубом, то, предвкушая его появление, все обитатели гарема к полночному обеду уже одевались в голубое.
Но как только обитательницы гарема выходили за его пределы, всё менялось. Надевались фередже с прорезями для глаз, покрывались голова, лицо и шея. Нигде больше они не скрывали лиц так тщательно. Садились в карету, решётки которой были столь тонки, что позволяли видеть всё, что было освещено факелами. В сопровождении евнухов или рабынь «ярчайшие звезды, сияющие в небе» могли проехать по темным улицам, посмотреть на лавки, освещенные чадящими масленными лампами, рассмотреть проходящих по улице людей. Город старался жить в соответствии с прихотями наместника.
Не так уж редко случалось, что разносимые сплетни оказывались правдой – не все выдерживали подобный режим.
Например, кто-нибудь из наложниц, переодевшись, бежали через термы, пока сопровождавшие их евнухи ждали у дверей. Покрывала и одинаковые одежды предоставляли немалые свободы. Мужчины же переодевались в платья наложниц, чтобы проникнуть в гарем. Не просто так история, рассказанная Надри, никого не удивила.
Большинство мужчин из народа Раманги не скрывали своей неприязни к адюльтеру: они считали оскорблением для себя любить того, кто принадлежал не им.
Одеваться дорого и с шиком они тоже любили. Костюм дополняли различные дорогие украшения: веера, тросточки, заколки, зеркальца.
Главным, а по большей части и единственным посетителем гарема был сам Раманга.
Приход его сопровождался целой церемонией – как, впрочем, и редкие визиты дорогих родственников.
Раманга никогда не питался в присутствии своих супруг. Все, что он позволял себе в серале, было с надменным видом крутить мундштук кальяна, выпить чай или кофе и брать с тарелок сладости.
По старой традиции о своём посещении он сообщал заранее. Однако, если замечал, что у входа была оставлена чужая обувь, мог и отменить визит – это значило, что супруги принимали свою родню, которая могла задержаться на пару-тройку дней, а встречаться с ними Раманга не хотел.
Дом его делился на две половины – мужскую и женскую.
И ничего общего между ними не было – ни помещений, ни каких-либо вещей, ни расписания приемов, даже носилки или кареты были свои у обеих половин.
Элиана с неудовольствием замечала, что средства расходуются без всякого ограничения. Если сам Раманга стремился поразить всех своими тратами и не щадил денег на удовольствия, то в этом супруги никак не уступали ему. Всеми силами, отданными на борьбу показать превосходство в роскоши, в богатстве и пышности, гарем стремился быть достойным своего господина.
Все капризы супруг и избранных наложниц, что бы они ни пожелали, выполнялись. Как ни странно, но в этом деле существовала даже взаимопомощь – совместными усилиями выклянчивались у Раманги наиболее дорогие подарки. Украшенные драгоценностями, в окружении своих рабынь, одетых практически так же богато, как и их хозяйки, супруги Раманги курсировали по узким аллеям парка, усыпанного цветами, всем своим видом доказывая окружающим, что наместник дорожит ими.
Комнаты их не прекращали декорироваться все новыми и новыми вазами, диванами, занавесями в стремлении поразить соперниц и подчеркнуть свое место при наместнике.
Когда же их ссоры и старания выделиться переходили все границы, Раманге время от времени приходилось брать на себя роль миротворца между воюющими членами «семьи» гарема. Правда, участие это преследовало две задачи: спокойно посещать гарем и пользоваться теми радостями, что он предоставлял, и при этом не давать затухнуть сиянию сераля. Если ему удавалось достичь подобного равновесия, то на всё прочее – тянущих что плохо лежит служанок, выходки и излишние украшения супруг – он закрывал глаза.
В пределах гарема его заботили лишь развлечения, и потому дела беспокойного «сада прекрасных цветов» полностью ложились на плечи Рековин и главного евнуха. Все ночи сам Раманга занимался делами, где решал с приближёнными политические и военные вопросы, либо ездил с визитами к своим сторонникам. Раманга не любил политических интриг и потому считал необходимым заблаговременно их прекращать.
К утру, около трех или четырех часов, он в окружении свиты с соблюдением всех церемоний въезжал во дворец.
У самого входа в селамлик Раманга разворачивался к дверям в гарем – не хотел терять времени. Дежурный евнух открывал их с глубокими поклонами и провожал Рамангу в «обитель чарующих удовольствий».
В приёмной его ждала та из супруг, которой сегодня принадлежало великое право ввести наместника во внутренние помещения.
Этот утопающий в страстях и роскоши фонтан жизни приносил немало к разнообразию увлечений наместника, но управляющие постоянно были начеку, чтобы уловить вовремя назревающие проблемы и руководить этим вечно жужжащим ульем. К тому же всегда нужно было находиться в готовности к изменениям запросов: желания и прихоти в постельных делах Раманги предугадать никто не мог.
И избранные наложницы также страдали от этой непредсказуемости.
Элиана любила поболтать с Айме, от нее можно было узнать много интересного и полезного о жизни в этой золотой клетке.