Айме давно уже жила здесь, набравшись много опыта и знаний. Когда-то Рековин купила саму Айме и ее сестру-близняшку у одного богатого торговца, восхитившись умением сестры плести кружева. Сестра же – Гюсей – упала в ноги Рековин и просила не забирать ее одну, никого у них из родных у них больше не было. Рековин сжалилась – и не прогадала. Как была искусна Гюсей в плетении кружев, так оказалась умела Айме в уходе за одеждой, в подбирании цветов и камней, в сервировке стола и рассказах. Экономка гарема приблизила Айме к себе, порекомендовав ее самой Виане в качестве учительницы для кого-нибудь из наложниц. Со временем опыт позволил Айме стать наставницей у жен.
Такие наставницы были приставлены к каждой супруге. Кроме этого, у них были и другие обязанности. Когда присутствие в комнатах супруги не было необходимо, они помогали Рековин распоряжаться кальфами. Под началом тех находились различные направления большого хозяйства. Кто-то руководил служанками, кто-то – заведовал кухней, пошивом одежды, уборкой, принесением подходящих цветов, термами, да много чем еще. Гюсей – сестра Айме – дослужилась до кальфы вышивальщиц. Теперь она сама закупала новых девочек, учила их тонкостям обращения с иглой и коклюшками. Относилась Гюсей к своим ученицам очень хорошо, всячески помогала им и защищала – но такое отношение к своим подчиненным было далеко не у всех кальф.
Они считались носителями духа гарема, свято сохраняя его традиции.
Для поручений вне гарема и охраны Элиане Тахиром был выделен Истан, один из старших евнухов.
Дух Провинции требовал, чтобы в серале Раманги несли службу лица, лишённые всех человеческих привязанностей. И хотя кастрация граждан империи была запрещена по закону, ничто не мешало Раманге кастрировать пленных.
В Кровавый день оскоплялись вновь посвящённые. Дав пленному наркотик, его приводили на площадь, где прилюдно отсекали то, что больше не принадлежало ему.
Оскоплённый впредь должен был носить женское платье и украшения – впрочем, в гареме Раманги это не слишком выделяло его из толпы.
Избавленные от физических желаний евнухи со всей горячностью старались доказать, что ум значит куда больше силы.
Однако, по слухам, Истан был из тех, у кого сохранилась возможность ублажать прелестниц без возможности дарить ребенка.
Бывали в гареме такие случаи, когда природа оказывалась непобежденной – и евнуху приходилось скрывать своё естество, чтобы окончательно не лишиться его. Если подобное выходило наружу, евнух покидал селамлик. Но бывало, что ему всё-таки удавалось всё скрыть.
Под началом Истана находились два десятка младших евнухов, которым он передавал приказы госпожи. Право вести разговоры с Элианой было только у Истана.
У наложниц было по одному евнуху, что давало преимущество в статусе женам и служило предметом зависти самих наложниц.
Истан исправно появлялся на службу еще в пять вечера и уходил, когда солнце уже вовсю светило над городом. Жил он, как и другие старшие евнухи, рядом с дворцом, ни в чем себе не отказывая, наслаждаясь роскошью своего жилища, собственными рабами, выездами и прекрасной конюшней. В конце концов, он достаточно настрадался, когда, едва поступив на службу, ютился в общих спальнях с другими себе подобными, выполнял все приказы и получал достаточно оплеух за любую оплошность.
Ценились хорошие евнухи очень высоко – ведь именно от них зависели сохранение секретов, осведомленность во всем, что происходило в гареме, связь между внешним миром и обитательницами, умение выполнять щекотливые поручения.
Над всеми евнухами стоял Тахир.
Главный евнух сераля получил прозвище Щита Раманги и был вторым вельможей после Первого Советника наместника. «Главный охранник входа в Сад Цветов», – называли его ещё – потому как он отвечал за безопасность ворот в гарем.
Он имел свой дворец, своих придворных, получал за свои труды баснословные деньги. Неисчислимое количество слуг и рабов трудились день и ночь на него.
Однако кроме евнухов были в гареме и мужчины, которые выполняли хозяйственные работы – строители, плотники, декораторы; мужчины также доставляли дрова и уголь, работали садовниками и конюхами, мели дорожки и носили тяжести.
На такую службу попадали лишь те, кто, по мнению Раманги, не мог вызвать у супруг ни малейшего желания. Но даже в этом случае принимались меры, чтобы они не могли увидеть драгоценных жительниц гарема. Так, к примеру, те, кто носил дрова, вынуждены были облачаться в форму с таким воротником, который не позволял видеть ничего вокруг. Так что они напоминали процессию прокажённых слепцов с вязанками дров на спинах – их вели евнухи, в то время как другие евнухи разгоняли наложниц, пришедших поглазеть.
Помогало, впрочем, не всегда.
Элиане начинало казаться, что она стала не супругой, а пленницей. Как бы ни были широки её взгляды, принцесса всё же видела брак по-другому, но жаловаться было некому – разговаривали с ней лишь такие же ссохшиеся от тоски сёстры по несчастью, служанки, которые мечтали сами стать наложницами, да Тахир, которому, кажется, было всё равно.
Так прошло больше года с тех пор, как закончилась война с эльфами.
Данаг оказался прав – доклад об окончании войны император принял без всякой радости. Раманге еще повезло – его невольного соратника едва не сняли с должности, и теперь Данаг смотрел на другого наместника волком. Сам же Раманга всего лишь получил приказ охранять границы. Однако он кое-как сумел настоять на своём, несмотря на то, что теперь от немилости его отделял один шаг. Раманге пришлось даже оставить житье в своем городе и наведываться в свой сераль на выходных и праздниках.
Строительство на отвоёванных территориях шло полным ходом, так что работы было море, но императора эти успехи интересовали мало. Он хотел лишь новых пленных и новых жертв. С каждым днём наместник выматывался всё сильнее, стремясь показать, что его решение было правильным, но ничего не получалось. К тому же, как он и предсказывал, лесные эльфы уже начинали выходить из чащоб, а дроу по-прежнему уверенно удерживали свою последнюю наземную твердыню – Керр-Ис. Проход через горы оставался почти невозможным, караваны с камнем и рабочими приходилось вести в обход. Наконец, строительство туннеля через кряж Чёрных гор подошло к концу, и наместник смог вздохнуть спокойно, но победа не приносила радости – груз немилости по-прежнему сгибал его плечи.
Не хотелось видеть никого из супруг и никого из друзей. Только упасть на постель и уснуть до заката, а лучше – до нового рассвета, но так было нельзя – излишки силы необходимо было запасать, а для этого кто-то из окружения должен был разделить с ним постель. Поразмыслив, Раманга выбрал меньшее из зол – солнечную принцессу с волосами цвета ореха, которая никогда ничего не просила и всегда знала, когда нужно остановиться в своей строптивости. Ночи с Элианой не были такими страстными, как с Тириякой, но с ней было уютно, будто под лучами давно забытого весеннего солнца.
Когда двери открылись, и Элиана показалась на пороге, Раманга отметил, что эльфийка осунулась и исхудала, хотя кормили её, насколько знал наместник, хорошо. Она вошла и молча остановилась напротив, ожидая приказаний. Год назад, когда Раманга только заключил этот договор, солнечная принцесса хоть и не обладала особенно яркой внешностью, будто бы светилась изнутри. Теперь она казалась тенью себя самой. Раманга понял это внезапно, будто вовсе не видел её всё это время.
– Подойди, – сказал он спокойно, и Элиана приблизилась.
Она никогда не садилась в присутствии сира и никогда не заговаривала первой. Раманга откинулся на подушки и, прикрыв ресницы, наблюдал за супругой.
– Я сегодня очень устал, – сказал он.
Элиана кивнула и, обойдя постель, остановилась у изголовья кровати. Её тонкие пальцы легли на виски вампира, и тело наместника начала медленно заполнять прохлада. Раманга резко распахнул глаза.
– Что ты делаешь? – спросил он, отрывая от себя руки эльфийки.
– Прости, – голос Элианы казался таким же усталым, как и его собственный, – я думала, это приказ.
Раманга никогда раньше не замечал в эльфийке этой усталости.
– Ляг рядом, – приказал он, и Элиана повиновалась. Она грациозно, как всегда, опустилась на постель рядом с наместником, подложив под голову одну руку.
– Ты ведёшь себя странно, – сообщил Раманга, приподнимаясь и вглядываясь в бледное лицо. – Ты больна?
Элиана покачала головой.
– Ты мне лжёшь.
И снова тот же жест. Раманга тоже подложил под голову локоть. Пальцы свободной руки он вплёл в волосы эльфийки и притянул её голову к себе. Тело Элианы пробила крупная дрожь.
– Да что с тобой! Тахир!
Тахир тут же показался на пороге.
– Врача. И еды. Вы что, с ума посходили? Что с моей женой?
– Не надо, – Элиана приподняла голову, и Раманга увидел её покрасневшие глаза, – не надо врача, правда. И есть я не хочу.
Раманга вгляделся в осунувшееся лицо и качнул головой, приказывая Тахиру выйти.
– Что случилось? – вампир осторожно погладил мягкие волосы.
Элиана сжала побледневшие губы.
– Просто тоже… устала, – она выдавила из себя улыбку, в которой не было радости. – Ты позвал меня, чтобы взять? Не тяни.
– Не хочу, – отрезал Раманга и снова провёл пальцами по шелковистым прядям. – Я возьму тебя, но позже, когда ты будешь здорова.
– Я здорова.
– Тогда что с тобой?
Элиана вздохнула.
– Это глупо.
– Говори.
– Не знаю… Для моего народа брак – это союз двух душ. Или хотя бы двух личностей. Я знала, что между нами нет любви, но я не думала… Я не думала, что стану просто… украшением твоего дворца.
– Ты права, это глупо. Все мои супруги живут таким образом.
Элиана вздохнула.
– А ты смог бы жить так, Раманга?
Раманга пожал плечами. Перед глазами стоял круговорот лиц и красок, сменявших друг друга.
– Я мечтал бы об этом.
– Просто ты сейчас на пределе. Устал. Замотался. Но представь себе, что такая жизнь – как в могиле – это навсегда. У меня такое чувство, что я… замурована здесь.