Уилкс выдохнул и уставился на почерневшую землю, которую еще пару дней назад покрывал густой изумрудный ковер мха. «Мир сошел с ума», – подумал он, а потом поднял голову и окинул взглядом группу.
– Тогда идите к Тадеусу. Теперь он ваш предводитель, потому что я не смогу называть вас своими Воинами, если вы последуете его путем, – сказал Уилкс.
Они недоверчиво уставились на него, не трогаясь с места.
– Идите! – закричал он. – Идите к своему новому предводителю. Стройте свои черные планы, купайтесь в злобе и ненависти, которые принесут вам и нашему народу одни страдания. Идите!
Без единого слова Воины начали расходиться. Все, кроме Клаудии и ее овчарки Марии.
– И что теперь? – спросила Клаудия.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я единственный оставшийся у тебя Воин и хочу знать, что задумал мой предводитель, – сказала Клаудия. – Я больна, мне грустно, я устала и боюсь, но я не позволила злости и безумию взять верх. Как и ты. Спрашиваю еще раз: что теперь?
– Я найду Ника и предупрежу его и его женщину, пока он не попал в ловушку.
– Ты правда думаешь, что он вернется?
– Я знаю, что он вернется. А если он это сделает, Тадеус не позволит ему уйти, даже если он будет без Мари.
– Хорошо. Каков наш план?
– Наш?
– Я думала, мы это уже обсудили. Я с тобой, Уилкс. – Клаудия закашлялась, поморщилась и вытерла рот рукавом. – Пусть я и чувствую себя отвратительно.
– Ну хорошо. Ты со мной. – Уилкс бросил взгляд на небо. – До заката не больше трех часов. Если мы не хотим, чтобы Тадеус сел нам на хвост, уходить надо тогда, когда он этого не ожидает.
– То есть на закате, – кивнула Клаудия. – Я соберу вещи в дорогу. За мной он следит не так, как за тобой.
– Не забудь факелы и трут. Когда отойдем подальше от племени, зажжем их. Они отпугнут волкопауков и прочую дрянь.
– Будет сделано. Где встретимся?
– К востоку отсюда, на границе города. – Уилкс кивнул на выжженный лес справа. – Если тебя остановят, всегда можешь сказать, что идешь на поиски пищи.
Клаудия кивнула.
– Дорожные сумки будут выглядеть так, словно я подумала, что ночь застанет меня в лесу. Разумно. Значит, на закате?
– На закате. Давай вернемся в лагерь с разных сторон. Никто не должен знать, что ты со мной.
– Согласна.
Они с мрачной решимостью пожали друг другу руки и разошлись. Уилкс, словно почувствовав прилив сил, перешел на трусцу, Один бежал рядом. Может, мир вокруг и сошел с ума, но Уилкс был намерен сохранять рассудок и предупредить Ника – и это намерение придавало ему сил перед неизвестным.
– Вылечи его! – брызжа слюной, рявкнул Тадеус Ралине, когда та повернулась к нему и через его плечо глянула на измученного лихорадкой Одиссея.
– Прости. Я ничего не могу сделать. Выживет Одиссей или умрет, зависит от него. – Голос Ралины был полон жалости, когда она вытерла лицо рукавом.
– Чушь! Что сказали остальные? Другие целители?
Ралина вздохнула.
– Тадеус, они сказали то же самое, когда его осмотрели. Рана Одиссея воспалилась. И очень сильно. Мы вложили в нее травы и запечатали ее медом, но он перестал есть и пить. Если он не будет бороться, то умрет.
– Нет. – Тадеус сгреб Одиссея в охапку и в очередной раз поразился тому, каким легким стал терьер – словно он уже начал таять. – Нет, – повторил он. – Говоришь, его убивает лихорадка?
– Да, но лихорадка возникла только из-за инфекции. Рана от ножа была глубокой. В нее попала грязь – неудивительно, учитывая обстановку. – Ралина обвела рукой обгорелый лес. – Если он будет бороться с инфекцией, лихорадка отступит.
– Я заставлю эту проклятую лихорадку отступить – и без тебя и твоих жалких целителей. – Прижимая к себе Одиссея, Тадеус зашагал прочь, а Ралина грустно проводила его взглядом, качая головой.
Тадеус шел, не разбирая дороги, не глядя по сторонам. И, пока ноги несли его вперед, он ни на секунду не прерывал монолога, адресованного Одиссею.
– Они говорят, жар слишком сильный. Ну так мы сейчас найдем ручей и охладим тебя. Скоро будешь как новенький. А потом мы с тобой достанем суку, которая заварила эту кашу, и заставим ее заплатить. Здорово я придумал, а, дружище?
Одиссей приоткрыл глаза. Она были подернуты красным и казались ярче обычного. Он слабо завилял хвостом.
– Я так и знал! Не переживай. Скоро ты поправишься, а Ник и Мари получат по заслугам.
А ты получишь власть!
Мысль взорвалась в голове – чужая, но знакомая; с каждым разом все более знакомая.
«Интересно, я схожу с ума?» – подумал Тадеус.
Какая разница? Важно только, что ты будешь править.
«У меня нет овчарки, – мысленно возразил Тадеус. – Я не смогу править Древесным Племенем».
Сможешь, если у тебя достанет сил взять власть самому, а не выпрашивать ее!
Тадеус продолжал идти, не замечая, что солнце опускается все ниже, а сам он дошел до границы территории Землеступов. Все его внимание занимал разговор, происходивший у него в голове. Он пришел в себя, только когда услышал шум воды. Тадеус поморгал, словно после долгого сна. Он огляделся по сторонам, не в силах поверить, куда привели его ноги.
Тадеус мгновенно узнал поляну, на которой оказался.
– Да ведь здесь умерла мать этой землерылихи! – Он покосился на Одиссея, который слегка приоткрыл блестящие от жара глаза. – Видишь? Вот ручей, а вот эта уродливая землерыльская статуя. Давай-ка тебя искупаем, дружище.
Тадеус аккуратно присел у прозрачного ручья и опустил Одиссея пониже, поддерживая его и направляя пересохший нос к воде.
– Давай, пей. Тебе сразу полегчает.
Одиссей тихо заскулил и отвернулся.
– Слушай, ты хотя бы попытайся. Я знаю, что тебе это не понравится, но я буду держать тебя в воде. – Тадеус размотал повязку на боку терьера. От сочащейся раны в нос ударил запах гниющей плоти. Тадеус не обратил на него внимания. – Я занесу тебя в воду. Она немного вымоет гной и прочую дрянь, а заодно тебя охладит.
Но когда Тадеус взял своего спутника и понес его на глубину, терьер начал скулить в голос и так отчаянно вырываться, что рана открылась.
– Эй! Прекрати. Ладно, ладно. Подожду немного.
Чувствую странную пустоту, Тадеус отполз от ручья с Одиссеем на руках. Он добрался до одного из глупых землерыльских идолов и упал на землю, привалившись к нему и опустив Одиссея на мягкий мох.
Одиссей крепко зажмурился, но тяжело дышал и тихо поскуливал.
«Я должен ему помочь! Я должен облегчить его боль! – бессильно завопил Тадеус про себя. – Я не могу его потерять!»
И тут в голове у Тадеуса снова зазвучал загадочный голос, но на этот раз слова словно исходили от самого Одиссея.
Ты никогда не потеряешь Одиссея. Ваша плоть уже объединилась, а теперь могут объединиться и ваши души. Это просто. Но ты должен сделать выбор. Если ты выберешь Жизнь… твой спутник исцелится, и все вернется на круги своя. Ты снова станешь Охотником, но не Главой. Твое Племя обретет предводителя, но это будешь не ты.
Если же ты выберешь Смерть… жизнь твоего спутника оборвется, но для тебя начнется новая жизнь. Смерть даст тебе силу. Смерть даст тебе власть. А Одиссей всегда будет с тобой.
Тадеус опустился на колени рядом с Одиссеем. Маленький терьер лежал на боку, и каждый его тяжелый вдох был наполнен болью. Тадеус взял его морду в руки.
– Одиссей, ты это слышал?
Пес открыл глаза и посмотрел прямо на своего спутника, посылая Тадеусу волну боли, тоски и, наконец, смирения.
– Ты слышал! Что мне делать? Что нам делать?
Сделай выбор. Сейчас же!
Одиссей медленно шевельнулся, обнажив шею и брюхо в знак подчинения спутнику, но все так же продолжал смотреть Тадеусу в глаза.
«Он хочет умереть», – понял вдруг Тадеус.
Ты должен выбрать.
Ответ вырвался сам собой.
– Смерть!
И сразу яркий свет, который неизменно излучали глаза Одиссея, начал тускнеть. Он слабел и слабел… пока не погас совсем.
Тадеус склонил голову и прижался лицом к неподвижному терьеру, всхлипывая от горя и ярости и не замечая, как изумрудный мох вокруг тела Одиссея начал сворачиваться и сохнуть, пока идол, изображающий лежащую Богиню, не увял, как сердце Тадеуса.
Теперь для тебя начнется настоящая жизнь. Слушай и запоминай, что ты должен сделать, чтобы заполучить себе сторонников…
Тадеус копал засохший мох, землю, папоротник и лозы, из которых был сделан идол Богини, создавая место упокоения для своего терьера, а Смерть нашептывал скорбящему Охотнику темные слова, и Тадеус слушал. Слушал очень внимательно.
31
Когда на Город опустилась ночь, Смерть вышел на балкон. Он был в хорошем – даже прекрасном – расположении духа. То, что озлобленный Другой выбрал Смерть, стало для него приятным сюрпризом. Всего несколько произнесенных шепотом слов – и судьба смертного изменилась, оказалась связана с Его судьбой.
– А потом они продолжат гнить изнутри, – пробормотал он себе под нос.
Затем Он подошел к краю балкона и закричал:
– Зажечь огни!
Жнецы внизу похватали факелы и понесли их к костру, пылающему в центре двора. Затем они поднесли факелы к жаровням, и те вспыхнули, и тени заплясали на собравшихся людях, которые благоговейно смотрели на своего Бога.
Смерть окинул взглядом свою армию и довольно улыбнулся. Его Народ стоял полукругом, заполнив двор и выливаясь за его пределы, и по мере того как свет от жаровен распространялся вокруг Храма, Он видел все больше обращенных к Нему радостных лиц. На центральном костре жарились туши нескольких животных. Смерть разглядел четырех кроликов, трех индеек, небольшого кабана и даже молодого оленя. Народ ответственно приступил к выполнению Его повелений. Его Клинок уже доложил Ему об успехах. Люди рассредоточились по лесу, выслеживая и отлавливая животных, которых не поразила отрава Города. Под надзором Жнецов они освежевали их живьем и объединили их теплую здоровую плоть со своей. Затем они принесли животных в жертву – быстро и с благодарностью – и доставили их туши к Храму на пир. Смерть уже чувствовал в своих людях перемену. Их энергия росла Молодые мужчины начали посещать Помощниц Голубки, чтобы сбросить напряжение