Солнечное сплетение. Этюды истории преступлений и наказаний — страница 27 из 61

свободное время и без чего-то дорогостоящего, но с друзьями рядом с тобою?»

Живи сегодня Эпикур, можно было спросить у него: если предметы роскоши не могут принести нам полного удовлетворения, то почему мы упорно стремимся их приобрести? Наверное, он бы на это ответил так: в силу слабого понимания нами подлинных потребностей, которое только обостряется под влиянием окружающего нас сумасбродства. И ведь действительно, за более чем два тысячелетия после него, несмотря на заметный рост материального благосостояния миллионов и миллионов людей, вряд ли стало больше среди них по-настоящему довольных своею жизнью и счастливых. Не это ли свидетельство того, что учение Эпикура бессмертно?

Любопытно, что до сих пор теологи не в состоянии дать более менее вразумительный ответ на вопрос, поставленный им за два столетия до нашей эры: «Если бог, олицетворяющий добро, хочет, но не может помешать злу, тогда он не всемогущ и это свидетельство того, что он не бог. Если он может, но не хочет, тогда он просто мерзавец, а это противоречит его божественному статусу. Если не может и не хочет, тогда он еще и беспомощный мерзавец. Если же хочет и может, то почему не мешает злу?»

Вот кто действительно научился, в том числе и с помощью греков, преодолевать горькие разочарования, так это римляне. Не нравилось им страдать от зимней холодины – придумали подземную систему отопления. Не хотелось ходить по грязи – сделали каменные мостовые. Не хватало воды для бань – возвели акведуки. И редко когда испытывали нужду жаловаться на жизнь, даже если она казалась невыносимой. Можно выдвинуть в качестве объяснения гипотезу: не служило ли им при этом подспорьем … язычество?

Помимо официально утвержденных богов, в каждой римской семье имелись и свои собственные. У каждого римлянина был личный небесный покровитель, чье изображение он также ставил внутри небольшого домашнего алтаря среди статуэток Аполлона, Януса, Фортуны, Дианы или носил в виде талисмана на шее. Когда невеста приходила жить в дом жениха, от культа божества своих родителей она освобождалась. В домашних религиозных ритуалах участвовала вся семья, включая рабов. Домашних богов даже оберегали больше, чем официальных. После возведения христианства в ранг государственной религии прежние боги еще длительное время оставались, но за отправление им культа стали уже сурово наказывать.

Еще до крещения в христианство однажды в дом опального философа Сенеки неподалеку от Рима явился центурион и известил его об императорском указе-приговоре. Возглавлявший тогда империю Нерон подозревал Сенеку в соучастии в заговоре; по тому же подозрению кесарь уже разделался со многими сенаторами и военачальниками, бросив их в пасть львам, убил свою жену, мать и брата, а ко всему решил еще извести со света своего бывшего учителя. Философ стоически отнесся к указу, требовавшему от него немедленно покончить жизнь самоубийством, и, подобно Сократу, выпил чашу с ядом до дна.

Подлинной мудростью Сенека считал умение человека реагировать на происходящее, не обостряя при этом и без того конфликтные ситуации, заглушая в себе приступы гнева, тоски, фарисейства и паранойи. В его трактатах красной нитью проходила мысль о том, что люди переносят легче те разочарования, которых можно ожидать и понять, а потому философия должна помогать им приспосабливаться к реальной действительности, дабы облегчить груз тяжелых переживаний по поводу невозможности изменить ее к лучшему. Гнев он признавал следствием плохого понимания реальности, превратных оценок истинной природы человеческой. По его мнению, богатство, роскошь, привилегии не успокаивают и лишь взвинчивают и без того натянутые нервы.

На римских монетах тогда можно было видеть силуэт облаченной в тунику красивой, загадочно улыбающейся женщины. В левой руке она держала чашу изобилия, правой – прикасалась к рычагу корабельного руля. То была Фортуна, наследница Юпитера. Поначалу ее считали богиней плодородия, каждый год 25 мая устраивали в ее честь празднества. Постепенно все больше начали связывать с ней материальный достаток, удачу в любви и здоровье. Богиня раздавала блага, но в самый неожиданный момент могла и лишить их.

Учитывая легкую ранимость людей именно от неожиданных для них превратностей судьбы, Сенека предложил всегда иметь в виду возможность худшего исхода, предвосхищать любой поворот событий. Из современников философа кто мог предсказать, что в 64 году нашей эры пожар уничтожит весь Рим, а спустя два года извержением вулкана на Везувии будет стерта с лица земли Помпея? «Фортуна никому ничего не дает в вечную собственность, – напоминал философ-стоик. – Ничего нет стабильного ни в личной, ни в общественной жизни. Судьба человека изменчива, как и судьба целых народов. Построенное благодаря длительным усилиям и труду многих поколений может обратиться в прах за один только день. Мгновения достаточно, чтобы разрушилась целая империя. Все созданное смертными обречено умереть. Рожденный смертным порождает смертных».

Чувство справедливости вызвано нашей неспособностью объяснить свою судьбу посредством моральных критериев. Никто не вправе проклинать нас или благословлять, ибо не все происходящее с нами случается по нашей только вине. Богиня же Фортуна не может быть моральным судьей, так как действует слепо, не давая своим жертвам моральной оценки и не одаривая других за какие-то хорошие качества. Так полагал Сенека.

Незадолго до своей смерти он пришел к выводу: «Нужно ли вообще жаловаться на что-то? Не стоит, пусть даже вся жизнь наша достойна жалости».

* * *

В самом начале второго тысячелетия нашей эры население Западной Европы составляло порядка сорока шести миллионов человек. При появлении на свет один из каждых двух младенцев не выживал. Средняя продолжительность жизни – сорок пять лет у мужчин, сорок у женщин. Ростом все были где-то сантиметров на десять ниже, чем спустя еще тысячу лет.

Своими размерами города Средневековья равнялись одному району нынешнего мегаполиса. Ручейки улочек сплетались между собой в немыслимые узоры и были подчас настолько узкими, что пешеход мог разойтись со всадником, только тесно прижавшись к стене. Зимой улицы помогали укрываться от пронизывающего ветра, летом от лучей палящего солнца. Жилища до того крохотные, что спальня обычно общая для всей семьи, на одном ложе размещались сразу несколько человек, в холодное время года согреваясь друг о друга телами. Вместе на одной кровати могли спать и совершенно незнакомые люди в больницах или на постоялых дворах. Дабы в комнаты попадал солнечный свет без насекомых, окна завешивали прозрачной тканью или кружевами. Стекла считались роскошью: их вставляли только в богатых домах и церквях. По ночам окна закрывали ставнями, а кварталы зажиточных граждан – воротами на замок.

Еще и солнце не заходило за горизонт, как на города уже спускалась кромешная тьма. На улицах разбросаны скопившиеся за день отходы, в воздухе смрад и насекомые твари, собаки и куры доедали объедки. Только проливной дождь смывал все вместе с мочой и фекалиями. При такой санитарии одна вспышка эпидемии сменяла другую, оставляя после себя горы трупов. Чтобы хоть как-то отвести напасти, изготовляли из воска больную часть тела и ставили эту свечку перед изображением какого-нибудь святого. Этот ритуал успокаивал, но не надолго.

Интеллектуальная жизнь проходила преимущественно в монастырях, где книги не только хранили, но и читали, а переписчики за свои труды получали даже отпущение грехов. Помимо богословия, там обучались на курсах «тривиум» – грамматике, риторике, диалектике или на курсах «квадривиум» – арифметике, геометрии, музыке и астрономии. Через каждые три-четыре часа монахи собирались на молитву, даже ночью, поэтому вид у них был постоянно утомленный, страдальческий.

Парадоксальное явление: одной из видных фигур Средневековья стала широко известная своими глубокими познаниями в области медицины, философии, искусства и эзотерических наук женщина – настоятельница монастыря Хильда фон Бинген. В Германии XII века она слыла личностью уникальной, и ученые мужи считали за честь побеседовать с ней на философские или политические темы. Когда же Хильда считала для себя принципиально важным, то осмеливалась спорить даже с церковными иерархами по вопросам их компетенции. В мире, где всем заправлял клир мужского пола, эта женщина дерзнула заговорить, наперекор официальному мнению, о вращении Земли вокруг Солнца. Наиболее досконально она изучила и проверила на практике лечебные свойства растений, а также факторы влияния окружающей природной среды на физическое и умственное состояние человека. Многие ее изыскания очень пригодились позднее фармацевтам.

В ту суровую эпоху фанатического догматизма женщинам в Западной Европе вообще был свойственен активный интерес к поиску эффективных средств лечения с помощью лекарственных трав; их знания и опыт передавались из поколения в поколение. У клира, однако, это вызывало тревогу. Подумать только, возомнили себя врачами, не имея на то диплома! А где они могли его получить, когда под контролем духовной власти находились тогда все учебные заведения, куда женщин не пускали. Растущая популярность врачевательниц привела к тому, что Инквизиция называла их ведьмами и незамедлительно сжигала на костре.

Со временем в монастыри все чаще наведывались «воины святого Петра». Устав душою бить мечом по головам неверных, они решали принять обет монашества и заняться ее спасением. Между собой священники называли таких канальями, отбросами рода человеческого, но публично благословляли их ратные подвиги «к вящей славе Божией». Да и сами иерархи не видели ничего предосудительного, тем более преступного, в том, чтобы убивать людей в наказание за неверие в Иисуса Христа или за верования в другого бога.

С 1095 по 1291 годы состоялось восемь крестовых походов вооруженных паломников под патронатом римской церкви с целью отвоевать у мусульман святые земли иерусалимские. По ходу этих экспедиций папы, короли и феодалы охотно меняли свои политические и духовные планы на чисто грабительские. За конкретный вклад в святое дело иерархи предоставляли участникам походов индульгенции, погибшим – отпущение всех грехов, а некоторым избранным еще и право приобретения в собственность захваченных у мусульман земель.