Солнечное сплетение. Этюды истории преступлений и наказаний — страница 28 из 61

Началось же все с того, что глава всех католиков Папа Римский Урбан II, размахивая Евангелием, призвал своих собратьев прекратить распри губительные, взять в руки крест и пойти защищать святыни Палестины от мусульман. Воинствующий клич «Такова воля Божия!» прокатился по всей Западной Европе, измученной войнами, голодом, эпидемиями. Орды нищих, озлобленных крестоносцев двинулись на Восток, на пути следования опустошая урожаи на полях, громя селения, насилуя женщин, расправляясь с иудеями и мусульманами без всякого суда.

С первой попытки они так и не дошли до заветной цели: турки перерезали всех до единого. Лишь со второй удалось взять штурмом Иерусалим и уничтожить там всех жителей от мала до велика, а потом, скинув тяжелые доспехи, ходить босыми ногами с крестом в руке по заваленным трупами улицам. Тут же в госпитале святого Иоанна и на развалинах Храма Соломона создали рыцарские ордена госпитальеров и тамплиеров (храмовников), дабы на них нанизать новую структуру власти в Палестине. Создать-то создали, да не очень-то удержались на месте.

Третий крестовый поход возглавили германский император Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Красивый и король английский Ричард I Львиное Сердце. Между собой они так и не договорились, до Иерусалима не дошли, а Барбаросса, хоть и одержал победу над турками, утонул при форсировании реки.

Участники четвертого похода по пути во святые земли попросту разграбили Константинополь, где проживали главным образом византийские христиане православного греческого обряда. Как следствие, между римско-католической и византийской православной церквями пропасть еще больше углубилась.

Тех, кто отправился в пятый – «крестовый поход детей», либо перебили, либо захватили в плен и обратили в рабство. Последние три также не имели успеха. Мечтаниям римских пап и крестоносцев не суждено было сбыться. Из Иерусалима христиан повыгоняли.

В самый разгар этих экспедиций римско-католическая апостольская церковь взялась всерьез и за врагов внутренних, за еретиков, которые должны были поплатиться жизнью за самое страшное, в глазах ее иерархов, преступление – «убийство души». После создания инквизиционного суда в Испании и Португалии понтифик учредил свою собственную Римскую Инквизицию, названную священной канцелярией. Обрушилась она в первую очередь на ученых, заподозренных в ереси, и на протестантов, вышедших из-под юрисдикции Ватикана.

Под предлогом, будто к ереси ведет критический дух гуманизма, появились и списки запрещенных книг, утверждаемые главой римской курии. Назывались они «Index librorum prohibitorum». Первый из них составил лично Папа Иоанн IV, до этого возглавлявший конгрегацию священной канцелярии. По его постановлению, даже из библиотеки Ватикана изъяли пять мешков книг, подпавших под запрет, и в дальнейшем списки постоянно обновлялись. В принципе же дело было не новое. Еще на заре христианской церкви первосвященники уничтожали неугодные им произведения древнегреческой и римской литературы. Талмуд, Коран, апокрифы, творения раннехристианских ересиархов торжественно сжигались на публичных аутодафе.

Если же чуть забежать вперед, то в XX веке конгрегация священной канцелярии Ватикана уже вынуждена будет ограничиваться «отлучением» произведений авторов-католиков. Тем не менее, согласно Каноническому кодексу 1917 года (основному закону Римской церкви), первосвященники присвоят себе право требовать от верующих не публиковать своих книг без предварительной цензуры и запрещать им издавать их, если на то имеются достаточные основания. В обязанность папских нунциев вменят тайно доносить с мест о подобных книгах римскому понтифику. В официальных документах будет дано разъяснение: «Любой читающий запрещенную книгу католик совершает тягчайший грех, даже если прочтет один абзац. Узнав о ее запрещении, он обязан уничтожить книгу или передать тому, кому разрешено чтение подобной литературы». Под запрет подпадут по-прежнему все тексты Священного Писания, изданные некатоликами, любые книги еретического содержания и, естественно, эротическая литература. В последнем издании Индекса, составленном в 1948 году, будут фигурировать такие авторы, как Оноре де Бальзак, Джордано Бруно, Вольтер, Гольбах, Рене Декарт, Дени Дидро, Жан Жак Руссо, Бенедикт Спиноза, Жорж Санд, Генрих Гейне, Виктор Гюго, Иммануил Кант, Адам Мицкевич, Монтень, Стендаль, Флобер, Сартр и многие другие выдающиеся философы, писатели, ученые. Для представления о том, какие именно книги запрещены, можно назвать «Комментарий по поводу гипотезы о вращении небесных тел» Коперника, «Хвалебную песнь ослу» Джордано Бруно, «Город Солнца» Томмазо Кампанелла, «Диалоги о двух величайших системах мира» Галилео Галилея, «Орлеанскую деву» Вольтера, «Утопию» Томаса Мора, «Саломею» Оскара Уайльда, «Профессию миссис Уоррен» Бернарда Шоу, «Протектора Иудеи» Анатоля Франса и даже «Графа Монте-Кристо» с «Тремя мушкетерами» всем известного автора…

Во времена присно памятные, о которых я завел речь несколько ранее, Римская Инквизиция сурово наказывала за научные и философские воззрения, ересь, богохульство и ведовство. Свободомыслие пресекалось жесточайше, особенно когда обнаруживалось среди духовенства. К примеру, такое произошло с монахом-доминиканцем Савонаролой, попытавшимся создать во Флоренции нечто вроде христианской республики и выступившим против коррупции в Ватикане. Его отлучили, подвергли пыткам и сожгли на костре вместе с двумя друзьями– единомышленниками.

Во Франции церковные суды действовали тандемом с королевской властью: виновность, как и повсюду, определяли они, а уж светские органы выносили приговор и приводили его в исполнение. Одной из первых жертв пала Жанна д’Арк, обвиненная в ереси и ведовстве. С нее и началась по всей Западной Европе охота на ведьм, приравненных к богохульникам.

На «допросах с пристрастием» в ходе предварительного дознания благочестивые монахи упивались детальным описанием оргий на шабашах. Женщина вообще рассматривалась церковью виновницей первородного греха, превосходящей мужчину своей мстительностью, тщеславием, лживостью и ненасытной чувственностью. Среди тех, кого называли ведьмами, действительно попадались особы с психическими отклонениями. В пытках над женщинами инквизиторы не миндальничали, при всем своем боголепном почитании Пречистой Девы Марии. «Singularitas istius casus exposit tormenta singularia», – усмехались они, имея в виду, что «исключительность дела требует исключительно суровых пыток». Мужественное же сопротивление обвиняемой и ее отказ даже под пыткой признавать за собой вину объясняли так: ведьма, мол, находится в состоянии прострации и истерической анестезии.

В методологии преследования ведьм особой разницы между католической и протестантской инквизициями не было. За три столетия существования церковных трибуналов повесили или сожгли более полумиллиона женщин, обвиненных в ведовстве. Последней вздернули на виселице несчастную в Швейцарии в 1782 году.

Кодекс канонического права 1917 года, являющийся до сих пор основным законом для римско-католической церкви, подтверждает ее «врожденное, собственное и независимое ни от кого право наказывать своих преступных подданных карами духовными и мирскими». Сегодня из-за отсутствия своего карательного судебного органа Ватикан может лишь отлучить от церкви, что и делает в отношении вероотступников, еретиков, раскольников. Хотя иерархи и не осмеливаются публично начинать новые скандальные дела, все положения Кодекса остаются в силе.

* * *

Чешский профессор теологии Ян Гус перед тем, как его сожгли на костре за требования к церковным иерархам отказаться от личного обогащения, пророчески предупредил: «Из пепла моего родится лебедь, сжечь которого вам не удастся».

Родиться лебедю суждено было во Франции. Именно там еще в XII веке в знак протеста против моральной распущенности клира появились первые христиане-диссиденты, альбигойцы. Их всех перебили. Потом заявили о себе вальденсы своим утверждением о том, что спасти душу можно и без церкви. Их тоже извели под корень. В XVI веке страну раздирали религиозные войны между католиками и гугенотами-кальвинистами. Только за одну ночь Святого Варфоломея вырезали в Париже три тысячи гугенотов и еще двадцать тысяч по всей стране. Еретиков считали «духовными ведьмами». Определение это относилось и к гугенотам.

По мнению Вольтера, в ходе религиозных войн на территории Западной Европы погибло около двенадцати миллионов человек. И этот кровавый счет философ предъявил прежде всего римско-католической церкви, усмотрев в религиозных конфликтах самое страшное зло человечества.

Во Франции XVIII века еще орудовали инквизиторы, однако несмотря ни на что, появилась там целая плеяда вольнодумцев со своими взглядами на христианство. Импульс им придал голландский философ Спиноза, многие идеи которого легли в основу первых ростков французского, а чуть позднее и европейского агностицизма.

Среди вольнодумцев-подпольщиков той поры очень популярен граф Анри де Буленвиль. В одном из своих рукописных сочинений, предназначенных для единомышленников, он провел неортодоксальную мысль: «Если было бы какое-то откровение свыше, то, наверное, оно было бы необходимо для благополучия и счастья всех людей. В таком случае Всевышний нашел бы возможность ознакомить с ним весь род людской. А коли этого не случилось, Он не вправе требовать от нас по всей справедливости больше того, на что мы способны. Всегда были и остаются люди, полностью лишенные возможности знать что-либо о божественном откровении. Какое же тогда это откровение и есть ли оно вообще? Прежде чем начинать верить в Бога, надо внимательно посмотреть, действительно ли Он предложил нам воздавать Ему культ. Сделать это можно лишь путем здравых рассуждений. Мнения же других не могут служить оправданием. Вере должен предшествовать разум».

Далее граф углубляется в содержание самого откровения. И что ж он там обнаруживает? Всевышний ему представляется не всевидящим и всемогущим, а невежественным и безжалостным насмешником. Сын Божий кажется сыном человеческим, чье горячее, воспламененное чтением галиматьи пророков воображение привлекло к себе двенадцать неграмотных мужчин, надеявшихся зарезервировать себе места в Царствии Небесном. Последователей же его учения оказалось такое множество просто потому, что абсурд религиозной мистерии всегда находит отклик у слабых духом.