– Словом, с судьбой не надо вздорить, ведь ее не переспорить. Вот только интересно, кому или чему мы обязаны за мистерию далеко не случайных, значимых совпадений? – полюбопытствовал я.
– На мой взгляд, наиболее привлекательную гипотезу предлагает древняя индийская философия. Ключ к пониманию судьбы она видит в карме, которая делает человека наследником прошлого его собственного и его родителей. Но одновременно карма не лишает нас возможности самим творить свою судьбу. Именно от наших действий, пусть даже отягощенных долгами прошлого, зависит наше будущее.
– То есть, в известном смысле, действительно все предопределено.
– Да, но нами самими, а не капризами Всевышнего. Закон кармы у индусов совершенен. Почему? Он ставит все в зависимость от динамично развивающейся справедливости, которая взаимодействует четко и мгновенно, покрывает все аспекты нашего существования – от непостижимых высот сознания до законов физических, которым подчиняется материя. У индусов считается, что карма оставляет свой отпечаток и на каждой семье, сообществе людей, нации, расе, человечестве, планете, Галактике, Вселенной. Таким образом, не Бог или фатум господствуют в мире, а всеобщий закон одинаковых для всех людей причинно-следственных принципов. От этого закона отпочковываются многочисленные побочные законы. Некоторые из них мы уже знаем.
– Религиозные понятия вроде ада, чистилища, апокалипсиса, судного дня с его наказаниями, в моем представлении, больше походят на устрашающие метафоры, которые впечатляют только тех, кто в них верит. Впрочем, кого могут заинтриговать скучные рациональные категории разума?
– Меня, например. Правда, я не считаю себя законченным рационалистом. Предпочитаю быть странствующим искателем, твердо стоящим на земле. Мне кажется, интеллигентный человек должен работать с помощью единственного, каким бы бедным он ни был, инструмента – разума и логики, но не веры. Вера мне представляется детским садиком подлинной духовности.
– Вера. Что ты вкладываешь в это понятие?
– Это когда соглашаешься с тем, чего не знаешь, но слышишь от священника, гуру, пророка, шамана. Потому-то все религии нуждаются в мифической фигуре вне подозрений, поверх добра и зла, которая служила бы высшей гарантией справедливости. Всякие слабости проповедников подрывают основу веры.
– В одной из своих книг ты назвал себя «искателем-скептиком». Поскольку же я отношу себя тоже к разряду поисковиков, мне было бы интересно услышать от тебя, почему ты себя им считаешь.
– Я просто стараюсь брать на себя ответственность за результаты моих исканий, не нуждаюсь при этом в покровительстве какой-то организации и не принимаю того, в чем полностью еще не разобрался сам. Иными словами, не ищу удобного для себя местечка среди тех, кто привык легко соглашаться с общепринятым мнением. Религиозной ортодоксальности не приемлю, считая себя, в общем-то, здравомыслящим человеком. Мне приходится отдавать себе отчет в том, что религия не является единственно возможным путем к истине.
– Возражений против религий выдвигается бесчисленное множество, и все, на мой взгляд, имеют право на существование. К примеру, считается, что длительное время поддерживаемое человеком религиозное возбуждение атрофирует его интеллектуальные способности, а заодно и стремление к свободе.
– Религии страшатся интеллектуальной свободы, поскольку от нее ослабляется вера. Огромная опасность исходит от религий и заключается она в том, что они овладевают эмоциями, а эмоции делают из человека одержимого фанатика, способного не рассуждать, а разрушать. История полна эпизодами на эту тему, и нет необходимости их снова перечислять. Вообще говоря, вера как таковая помогает человеку полностью посвятить себя какому-то делу, но развитие умственных способностей она все-таки сковывает. Ослепленный верой начинает путать свои фантазии с интуицией, как Дон Кихот ветряные мельницы с великанами. Тут недалеко и до того, чтобы незаметно ввязаться в разного рода опасные игрища, где главными врагами выступают ясный ум и свободная мысль.
– Тебе, наверное, часто приходилось слышать вопрос: «Вы верите в Бога?»
– И я сразу переспрашивал, а что, собственно, вы имеете в виду под Богом. Дальше уже отвечал: склоняюсь к тому, что не Бог сотворил человека, это человек сотворил Бога по образу своему и подобию, для собственного удобства. Ведь посмотри, у каждого представление о Боге то, которому его учили или которое ему больше подходит. Так вот, уверенно могу сказать: в Бога, как в абсолютную реальность, не верю. Тебе я это говорю прямо и даже чуть категорично. В разговоре с кем-то другим мог бы еще подумать, как выразить ту же мысль более тактично.
– Спасибо за откровенность, дон Франциско. Как и ты, я не перестаю удивляться, сколько же придумано красивых метафор, чтобы человек не выходил из сонного состояния.
– Извини, прерву тебя, совершенно с тобой согласившись. Мне думается, нет большей незрелости, чем трактовать религиозную метафору как истину в последней инстанции. В чем суть фанатизма? В отсутствии всякого желания научиться терпимо относиться к вере других народов и в присутствии горячего желания навязать им свою единственно правильную идею о Боге, выдать ее за Высшую Истину. Вот индуизм, например, показал наглядно относительность понятия божественности, создав удивительную космогонию с фигурой личного бога, который стоит гораздо ближе к человеку и с кем можно даже поговорить по душам. В пантеоне индуизма есть столько богов, сколько хочется, и каждый со своими особенностями, своей символикой. Кстати, христианство скопировало Ишвару, но совершенно проигнорировало его метафору. В результате, что мы имеем? Сплошную патетику. Теологи так и не объяснили загадку Святой Троицы. Извини, я тебя перебил.
– Как мне представляется, главное – не очень-то обманывать себя, а если уж обманываешь, погружаясь в сновидения, отдавать себе отчет, что это лишь сон с его инфантильными представлениями. При этом не надо и называть себя духовно развитым, стоящим над другими, якобы бездуховными или духовно неразвитыми. На твой взгляд, что есть или кем должен быть истинно духовный человек?
– Истинно духовный человек? Наверное, он не боится уходить в глубины своего сознания, живет сутью, а не видимостью вещей, не обольщается своими возможностями, но старается избавиться от ложных верований, чтобы таким путем хоть как-то приблизиться к истине.
– По-моему, сначала надо избавляться от ложных верований, а уж потом истина сама тебя будет искать, если ты в ней очень заинтересован. Так и в Древней Индии считали.
– Мне нравится ход твоей мысли, но если ты мне позволишь, я продолжу свою касательно истинной духовности. Дело в том, что мир духовный невидим, неосязаем. Этим и воспользовались священники, парапсихологи, адепты эзотерических учений, спиритисты и прочие шарлатаны: придумали небеса и ад, ангелов и падшего архангела, бестелесных духов и астральные контакты. Чтобы вконец все и вся запутать, но воображение поддерживать в разгоряченном состоянии. Кого сегодня называть могут духовными? Исповедующих какую-то религию, соблазненных паранормальными явлениями, убегающих от реальности в мир удобных фантазий. Словом, страдающих той или иной формой невроза. В их верованиях слишком много ложных надежд и слишком мало истинно духовного содержания. Как мне видится, с религиозной верой и такими надеждами подлинная духовность имеет мало что общего. Подлинная духовность связана с постоянным поиском истинных причин и следствий реально происходящего в мире. Искать можно в направлении горизонтальном, собирая лежащие на поверхности данные. Но можно и уходить в глубь причинно-следственных связей, все ближе к корням, где скрывается суть вещей. Только тот, кто глубоко «копает», заслуживает звания духовного человека.
– То есть мир духовный и мир духов – это далеко не одно и то же.
– Более того, мистикам, которые общаются с духами, ни в коем случае нельзя предоставлять монополии на духовность, как и религиям – монополии на Бога. Они не хотят даже думать о том, что подлинные знания добываются практическим опытом и критической, максимально непредвзятой мыслью, которые каждый раз завоевывают все новые пространства, отбрасывают атавизмы и предрассудки, мифы и легенды. На этом пути, я согласен с тобой, застой поджидает любого, пытающегося выставить себя носителем конечной истины, адептом самого правильного учения и на этом учении почивающего как на лаврах.
– Как раз иерархи сегодня и ухватились за духовное наследие, выставляя свое христианское вероучение основой всей западной цивилизации. Принципы этого учения выдаются ими за истинно духовные вопреки тому, что предполагают они не свободу, а слепое подчинение, не знания, а верования.
– Свободы и знаний церковники боятся пуще огня. Есть, к примеру, манускрипты на арамейском языке, датированные первым веком нашей эры. В подвальных хранилищах Ватикана их можно найти, если имеешь допуск к самому высокому грифу секретности. Их видел только очень узкий круг доверенных лиц. В королевских архивах Габсбургов, что находятся сейчас в собственности австрийского государства, имеется также немало подобных документов-подлинников и их переводов с арамейского на английский или немецкий. Обеспокоенность римской курии легко объяснима: «манускрипты Мертвого моря» могут поставить под сомнение непоколебимые основы христианской церкви, ибо там содержатся совсем иные версии легенды об Иисусе Христе.
– Ты как-то высказал мысль о том, что в конечном итоге Бог – это не существо, а жизненный опыт. И живет он не в раю, а в сердце каждого человека, в каждой вещи, в каждом атоме. И не параноически наблюдает он за нашими действиями, а сама Вселенная обладает извечно собственной системой «вознаграждений и наказаний», своими законами обеспечивающей должное равновесие. Быть может, писал ты в одной из своих книг, Бог даже не создавал мира, а это просто развлекающая нас игра сознания, и он ждет, когда мы наконец поймем, что сами себя обманываем, когда обратим внимание на суть вещей и избавимся от придуманных персонажей.