Так совпало, что именно в Саламанке местный епископ в своем пасторальном обращении к католикам первым пустил в ход выражение «крестовый поход» применительно к действиям националистов и церкви. Франко ухватился за эту идею, стал все больше выставлять себя «борцом за христианские ценности против антихриста». Казалось бы, их преосвященства должны были выступать за примирение и христианское милосердие. Но нет, они сразу встали на сторону мятежников, называя их действия «благословленными святым апостолом Сантьяго на священную войну с красными еретиками».
Призывая католиков присоединиться к военным, иерархи придумали свою «теологию войны» и, пусть даже не называли гражданскую войну актом божественного провидения, оказывали Франко всестороннюю помощь, в том числе финансовую. На территории, где контроль устанавливали фалангисты, священников не надо было просить доносить на всех верующих или неверующих, поддерживавших законную власть в Мадриде.
Церковных прелатов очень устраивала взятая Франко на себя роль «главного крестоносца и воина Господня». В целях поддержать в каудильо такие настроения они приставили к нему духовника-иезуита. Мало-помалу генерал и сам уверил себя в своей божественной миссии, находя душевное успокоение в молитвах и духовных раздумьях. Когда же ему намекали, что надо бы хоть как-то ограничить массовые расправы над пленными, всякий раз отрицал свою личную причастность и сетовал на трудности в контролировании «внезапных взрывов эмоций». Оформлять решения об отсрочке исполнения смертных приговоров он научился так, что те доходили на места уже слишком поздно. По его убеждению, казни не только деморализовали противника, но и сплачивали вокруг него самого их исполнителей.
В своих посланиях католическим иерархам всего мира испанские епископы всячески старались оправдать действия военных. Папа Римский называл Франко «христианским героем», а правительство Народного фронта в Мадриде – «сборищем диких варваров». Демонстрируя свою моральную поддержку, Ватикан назначил временного поверенного при штабе Франко – как первый шаг к полному дипломатическому признанию.
На занятой войсками каудильо территории иерархи воздавали «честь и хвалу бесстрашным, безупречным героям-крестоносцам Христа и Испании». Епископ Вальядолида проповедовал с амвона: «Благословенны пушки, если выпущенные ими снаряды образуют бреши, в которых расцветает Евангелие!» Ряды фалангистов пополняли взявшие в руки оружие священники и семинаристы. На стенах монастырей устанавливались пулеметные гнезда. И дабы не оставалось ни малейших колебаний, на чьей стороне церковь, во все воинские части разослано ее уведомление: «В этой национальной войне ставится под сомнение сама религия. Наша борьба направлена против тех, кто объявил войну самому Господу Богу и хочет Его уничтожить. Священная битва идет с теми, кто называет себя безбожниками, с нашими самыми заклятыми врагами».
В своих интервью западным журналистам Франко всякий раз подчеркивал, что ведет не гражданскую войну, а религиозную. «Все мы, кто участвует в этой схватке, христиане и мусульмане, суть солдаты Бога, – заверял он. – И воюем мы не против людей, а против атеизма и материализма». Возглавляя заодно и Фалангу, которая, согласно ее уставу, «ответственна только перед Богом и Историей», генерал прямо называл нацистскую Германию и фашистскую Италию «оплотами культуры, цивилизации и христианства в Европе».
Лидеры фалангистов приносили клятву на верность Франко в монастыре перед мраморным распятием Христа. Газеты публиковали фотографии, где он вместе с кардиналами стоит у входа в собор апостола Сантьяго, взметнув правые руки вверх. Все номера газет выходили с лозунгом на видном месте «Одно Отечество, одно Государство, один Каудильо!» На митингах скандировали «Франко! Франко! Франко!»
Зная о важной роли церковных обрядов, каудильо присвоил себе прерогативу монарха входить в церковь и выходить из нее под балдахином. Фалангистская пресса называла его «величайшим стратегом века, ниспосланным Богом повести Испанию к освобождению и величию». Даже некоторые его ближайшие сподвижники растерялись от поспешности, с которой он устанавливал дистанцию между собой и ими…
Октябрь 1936 года принес, однако, неприятные вести для его командования. Разрекламированный «крестовый поход» уперся в неприступную стену обороны Мадрида и захлебнулся. Отряды народной милиции, плохо обученные и вооруженные, заняли рубежи и упорно отбивали яростные атаки мятежников.
Именно на мадридском участке фронта появились первые танки, доставленные на пароходах из Советского Союза. Помешать бомбардировкам столицы с воздуха в небо поднимались советские летчики-истребители. Существенный вклад в оборону Мадрида вносили военные советники: они прибывали по просьбе испанского правительства и координировали действия авиации, танковых подразделений, артиллерии, а также участвовали в нейтрализации «пятой колонны». В бой вступали и приехавшие из пятидесяти стран мира добровольцы-антифашисты.
Коммунистическая партия Испании являла собою тогда одну из партий, входивших в Народный фронт, и считалась умеренной по сравнению с троцкистами или анархистами. Возглавлявший правительство Ларго Кабальеро представлял радикальное крыло Социалистической рабочей партии, вел себя независимо и с достоинством, никогда не подстраивался под политические рекомендации советского посла, на Коминтерн вообще не обращал внимания. Желая не оставаться в долгу, его правительство передало Советскому Союзу в счет погашения кредитов 460 тонн золота и с этой же целью меньшую партию направило во Францию правительству социалиста Леона Блюма. Тот, однако, спасовал перед гитлеровской Германией и отказал Испанской Республике в военной помощи, разрешив лишь проводить у себя в стране отдельные международные акции солидарности. Правительство Великобритании не делало и этого, прикрываясь «политикой невмешательства».
Президент Испанской Республики Мануэль Асанья, сознавая свою некомпетентность в военных вопросах, переехал в Барселону, откуда клеймил позором все вместе взятые «поколения интеллектуалов» за их малодушие и дезертирство. Исключение делал лишь для таких деятелей культуры, как поэты Антонио Мочадо, Рафаэль Альберти, Мигель Эрнандес, писатель Мануэль Домингес Бенавидес, кинорежиссер Луис Бунюэль…
На подступах к Мадриду Франко убедился, что без новых финансовых инъекций в его военную машину, без новой помощи извне ему на белом коне в столицу не въехать.
Муссолини срочно направил в помощь итальянские регулярные части. Мятежный генерал обратился также к представителю Гитлера с просьбой предоставить ему дивизию вермахта. Фюрер воздержался делать такой «подарок», но отдал указание перебросить в Испанию летчиков легиона «Кондор», увеличить поставки оружия в значительно больших размерах, чем поступало из Советского Союза.
Дальнейший ход военных действий стал складываться все чаще в пользу франкистов благодаря немецкой и итальянской авиации. Командующий легионом «Кондор», генерал Шперле (псевдоним Зандер), придерживался тактики плотной поддержки пехоты и непрерывных налетов на города без учета последствий для гражданского населения – с целью подрыва морального духа войск противника. Одобрив этот террор с воздуха, Франко передал ведение кампании на усмотрение немцев. Так были превращены в руины древняя столица басков Герника и некоторые другие города. В надежде сломить ожесточенное сопротивление каталонцев авиация подвергала Барселону массированным бомбардировкам, не щадя мирных жителей.
Весной 1937 года снова дал знать о себе Папа Римский своей энцикликой, направленной против коммунизма и атеизма. Испанский епископат встретил ее как манну небесную и вручал ее католикам в качестве руководства к действию для борьбы с «красными безбожниками» повсюду, где бы они ни находились. К лету того же года число воевавших на стороне националистов итальянских солдат превысило число членов интернациональных бригад.
Все вроде бы шло в пользу Франко, как вдруг у него наметились трения с Гитлером на чисто коммерческой основе: немцы всерьез вознамерились прибрать к рукам полезные ископаемые испанского севера в качестве компенсации за поставляемые ими вооружения. Внутренне негодуя, каудильо соглашался поставлять Германии промышленное сырье и продовольствие, хотя считал Берлин и Рим своими должниками, поскольку вел войну в их интересах. И прекрасно понимал, что действия фюрера и дуче продиктованы стратегическим расчетом иметь нужного союзника в очень важном для них регионе, а сами они опасались всерьез, как бы революционная Испания не стала для них головной болью на пути к мировой экспансии…
Еще продолжалась гражданская война, когда благодаря настоянию испанских иерархов Ватикан одарил Франко первым дипломатическим признанием. Римская курия была убеждена, что в новом испанском государстве католицизм и патриотизм сплетутся в единое целое, а его краеугольным камнем станет христианская доктрина под знаменами церкви, опирающейся на армию, консервативные политические круги и вождя-католика.
Поражению республиканцев в войне, сами того не желая, способствовали анархисты. Их вооруженные отряды не признавали никакого подчинения, хотя и отчаянно сражались на фронтах, наводя ужас даже на марокканские регулярные части. Представляли же анархисты собой внушительную силу: до войны в их конфедерацию входили полтора миллиона человек, которые самостийно занимались захватом промышленных предприятий, формировали независимые революционные комитеты в городах, участвовали в погромах церквей, пытались отменить хождение денег и ввести бартер. Как и троцкисты, они считали, что опиравшееся на социалистов и коммунистов правительство Народного фронта шло на соглашательство с буржуазией и тем самым предавало интересы трудящихся.
Идеологам испанского анархизма, конечно же, были хорошо известны концепции основоположника русского анархизма, князя Петра Кропоткина. У них вызывала восхищение личность этого революционера-народника, мечтателя-идеалиста и ученого-просветителя, никогда не поступавшегося своими убеждениями. Особенно привлекала его идея о том, что общество должно стремиться установить в своей среде определенное гармоничное соответствие и сделать это не посредством подчинения какой-либо власти, не введением полного единообразия, а путем призыва членов общества к свободному развитию и свободному, добровольному объединению их в неформальные союзы, кооперативы, общины, производственные ассоциации.