– Взбесится? – с долей сарказма произнес «профессор». – Не смешите. У него полностью подавлена активность по ряду направлений. В том числе двигательная.
Я вновь ощутил знакомый потусторонний холодок. «Потрошители» разделывали сознание человека, как тушу на столе мясника. При этом тело не страдало, но бессмертной душе, думаю, сейчас ох, как не сладко. Впрочем, эта скотина заслужила все круги ада.
– Вы можете заставить его сделать кое-что для нас? – спросил Шабанов.
– Планка контроля девяносто. Сделаем. Скорее всего, он не взбрыкнет. Но одно ограничение – время активного контроля. Это не больше десяти минут.
– А больше и не понадобится, – заверил Шабанов.
Лукьянов вышел. И через некоторое время появился с нашим трофеем – спутниковым телефоном с блоком засекреченной связи, который я прихватил во время эпической битвы в мечети.
Я завороженно смотрел, как по команде молодого «потрошителя» эмир послушно активирует телефон, вводит коды доступа. Набирает номер контакта. Произносит пароль. И вот уже на связи с ним его доверенный порученец Хикмат.
– Все готово? – спросил Песчаный Лев.
– Мы ждем только твоего слова, эмир, – ответил Хикмат. – Мы уже на позициях. И город как на ладони. Мои артиллеристы положат все снаряды в цель.
– Переместите орудие гнева на третью запасную позицию.
– Что? Но они уже готовы!
– Все меняется, Хикмат, – глухо произнес Песчаный Лев.
– Но это неправильно!
И тут яростная первобытная личина пробилась через броню фармацевтики и гипноза. И эмир закричал:
– Ты, сын ишака, говоришь мне, что неправильно?! Ты у меня сегодня будешь болтаться на стреле крана в петле, а мои моджахеды забавляться с твоими дочерями! И я отрежу языки всем вам, потому что у твоего семейства языки слишком длинные!
– Конечно, эмир, я все сделаю.
– И только попробуй еще раз сказать мне, что я не прав!..
Отбой связи.
Песчаный Лев обмяк. Глаза его закатились. Ну все. Дело сделано…
– Сколько им нужно времени, чтобы отвести технику на позиции? – спросил Шабанов.
– Часа три, – предположил я.
– Ну, пусть поработают спокойно, – усмехнулся генерал. – А потом мы начнем действовать…
Глава 38
Мы выходим на рассвете,
Из Сахары дует ветер,
Поднимая тучи пыли до небес.
Только мы не унываем,
С нами бог и с нами знамя
И тяжелый карабин наперевес.
Князь насвистывал этот знакомый мотивчик известной песни на слова Киплинга, переложенной на русский лад.
Как всегда – песня была в тему. Мы уходили перед самым рассветом. Отчаянный вертолетный десант должен был свалиться на головы моджахедам и сойтись в схватке не на жизнь, а на смерть.
Говорят, я славный малый, скоро стану генералом,
Ну а если я не выйду из огня,
От несчастия такого ты найдешь себе другого
И навеки позабудешь про меня…
Десант – это работа грубая, лицом к лицу с противником. Поймав кураж схватки, нужно идти вперед через град пуль, вспухающие бутоны разрывов, уничтожать все на своем пути. И умирать самим. Это не наша спецназовская тонкая интеллигентная работа, когда твоя жизнь зависит больше от детального расчета и виртуозного исполнения планов. Десант – это когда пуля дура, и она по своему разумению продырявит хоть матерого вояку, хоть зеленого салагу. Поэтому я не любил такие мероприятия, хотя и приходилось в них участвовать. Мне куда ближе привычные заброски в тыл противника, внедрения, тихие ликвидации и громкие диверсии.
Нас никто не кидал в этот решительный бой. Наоборот, нам объяснили, что мы сделали свою часть работы и теперь можем с чистым сердцем и спокойной душой отдыхать.
Я собрал свою группу и объявил:
– Дело не доделано. Мы можем остаться в стороне. Хотя я считаю, что наш долг – проконтролировать завершение операции.
Ни один из моих бойцов даже не заикнулся о том, что я, такой негодяй, готов снова их кинуть в мясорубку, да еще и призываю заняться несвойственной работой. Они тоже прекрасно знали, что все концы надо зачистить. Притом своими руками, чтобы потом не думать над тем, а все ли доделано. Единогласно постановили – идем.
Когда я объявил о своем решении руководству, мне снова настоятельно порекомендовали не суетиться, предоставив грубую работу другим. Оно понятно – моя группа стоит куда дороже десантного батальона, а иногда и целой армии – в зависимости от ситуации. Жечь уникальных специалистов в атаках на укрепленные позиции противника – безумное расточительство. Но только мы не на базаре. И война диктует свои правила, свою мораль, свое понятие долга. И генерал Шабанов это прекрасно понимал, поэтому, скрепя сердце, дал согласие на включение нас в состав десанта.
Штурмовые группы были собраны из элитного отдельного полка сирийских коммандос и наших бойцов седьмой десантно-штурмовой горной дивизии ВДВ, которые втихаря успели повоевать в Сирии на важных направлениях и отлично проявили себя в боях.
Песчаный Лев против своего желания сильно помог нам. По его приказу моджахеды отвели технику с основных огневых позиций, так что город она теперь гарантированно не накроет. Но если имеющийся боезапас рванет даже в горах, то последствия будут серьезные, хотя и несоизмеримые с теми, которые планировались нашими недругами. Поэтому приказ был отдан десанту однозначный: «с потерями не считаться, ни один из снарядов с химической начинкой не должен взорваться».
Мы заняли свои места в «Ми-8». Винтокрылая машина завибрировала, прокатилась немного по взлетной полосе и взмыла вверх. Я с усмешкой разглядывал моих парней, экипированных и вооруженных по всем нормам и правилам. Теперь из оружия у нас имелись снайперская бесшумная винтовка «винторез», ручной пулемет, автоматы, гранаты различных систем, в общем, есть чем себя показать. В бронежилетах, касках с масками, с компактными рациями мы могли бы сниматься в Голливуде в роли инопланетян-агрессоров. Ребята от тяжелой экипировки отказывались – мы к таким излишествам не привыкшие. Когда уходишь в поиск, где каждый грамм на счету, так нагрузиться может только сумасшедший. Да, броня давала некоторую защиту, но терялись стремительность и натиск, что порой важнее. Однако сейчас я настоял на тяжелом оснащении. Пуля-дура, а кевлар-молодец. Мне нужно сохранить группу, и терять кого-либо на последнем этапе я себе позволить не мог.
Какой-то умник из сирийских генералов на полном серьезе предлагал оснастить штурмовиков противогазами. Ну как втолковать балбесу, что от современных отравляющих веществ противогаз – это такая же надежная защита, как газетный лист от картечи. Тысячная доля грамма на кожу – и вот тебе безоговорочный каюк во всей красе. И спасения нет. Боевая химия не оставляет жалкому, жестко структурированному набору белков, которым по сути является человеческое тело, никаких шансов на дальнейшее функционирование. Грамм никотина убивает лошадь. А грамм боевого отравляющего вещества запросто прибьет целый полк. Можно еще извратиться и одеть всех в общевойсковой защитный комплект – ОЗК. Это такой хороший способ сделать из бойцов мишени, потому что в этом резиновом скафандре десантироваться и воевать в наступлении могут только сумасшедшие самоубийцы или профессиональные клоуны.
Вертолеты месили винтами иссякающую ночь, готовившуюся встретить рассвет. В транспортных вертушках ждали своего часа десантно-штурмовые группы. Снискавшие еще в Афгане грозную славу летающие танки «Ми-24» готовы были обеспечить огневую поддержку. Где-то в высях парили штурмовики, способные сровнять с землей любой объект. Истребители прикрывали нас от атак с воздуха – мало ли что взбредет в голову военным из сопредельных недружественных государств, а «МиГ-29» способен остудить любого.
Князь дремал – вот человек без нервов. У Рада нервы были, и, успокаивая их, он возился с новым тактическим планшетником. Утес с Беком сидели рядом и время от времени о чем-то перешептывались. Стена между ними наконец-то осыпалась. И можно считать, последний очаг напряжения ликвидирован, группа крепко сцементирована. Все уверены друг в друге на тысячу процентов. Каждый готов жить или умереть во славу главного божества спецназа – боевой задачи.
Вертолеты почти прижимались к земле, заходя на точку выброски. Перед этим и артиллерия, и авиация прилично пошумели по окрестностям – бессистемно и массированно. Вертушки тоже несколько часов кряду ныряли в горах то тут, то там. Цель у этой прелюдии была одна – рассеять внимание басмачей, отвлечь их от реально высаживаемого десанта и обеспечить ему хоть какую-нибудь внезапность.
Уже светлело, когда мы выпрыгивали из низко зависших вертолетов на землю, больно ударявшую по подошвам. Вперед, в неизвестность, в огонь. Привет, моджахеды! Не ждали нас? «Десант внезапен, как кара божья, непредсказуем, как Страшный суд».
«Восьмерки» выбрасывали десантников и тут же уходили прочь. Им еще забирать нас обратно, когда на нас навалятся басмачи со всех окрестностей. Артиллерия, вертолеты огневой поддержки планировалось использовать только в крайних случаях – а то, не дай бог, рванет химбоеприпас. Работать будем осторожненько – пулей да штыком.
Местность была горная, сильно пересеченная, почти без растительности. Мы рванули через скалистый гребень, за которым расположилась позиция противника. И я метнул гранату в ту сторону, где заметил среди камней шевеление. Бахнуло знатно – парой басмачей меньше!
В этих выветренных пустынными ветрами причудливых скалах было полно пещер, которые воины ислама активно использовали для своих нужд, в том числе под склады и убежища. Моджахед – вообще норный житель. Он доказал это и в Афганистане, и в Ичкерии. И доказывает теперь здесь…
Мы двигались стремительно. Пока басмачи пытались сообразить, что к чему, десантники задавили две огневые точки и неумолимо рвались вперед.
Бой разгорался. Затрещал справа и сверху вражий пулемет. Загрохотали гранаты. Трассеры прочерчивали воздух. Эфир шуршал обрывками приказов: «Девятый, задави на хрен этот пулемет», «Пятнадцатый, восемнадцатый, вперед! Быстрее, пока они не переполошились!», «Седьмой ранен!»…