— Когда я умру, — ответила миссис Хэллоран.
Мисс Инвернесс жалобно плакала в уголке тента с шампанским на плече у мистера Штрауса, мясника. Ее воспитывали как истинную леди, скулила мисс Инвернесс, всегда учили, как правильно поступать, как вести себя в манере настоящей леди, и где теперь ее мать?
— Она была лучшей женщиной на свете! — всхлипывала мисс Инвернесс, а мистер Штраус сочувственно кивал и тихонько похлопывал ее по плечу.
— И вы тоже! — воскликнула мисс Инвернесс. — Уж я-то знаю, я разбираюсь! Вы — лучшая женщина на свете!
Мисс Дебора крепко держала капитана под руку; с другой стороны за него уцепилась школьная учительница, каким-то образом еще стоящая на ногах.
— Какой вы порочный! — весело визжала мисс Дебора. — Вы — пират и меня захватили в плен, и теперь вы меня ни за что не отпустите!
— Кричать, умолять, звать на помощь под шелковыми сводами палатки! — продолжала учительница, смакуя слова. — Кричать и умолять о пощаде, об избавлении от участи хуже смерти!
— Дамы… — пытался вставить капитан.
— А это и правда участь хуже смерти? — полюбопытствовала мисс Дебора, перегнувшись через капитана. — Мне всегда было интересно!
— Дамы… — беспомощно повторил капитан, но они уже вытащили его на лужайку и принялись танцевать, описывая причудливые круги; вскоре танец увлек остальных, и все разом задвигались, заплясали, что-то весело выкрикивая. Миссис Отис, учительница танцев, попыталась выполнить сложное па с мистером Аткинсом, в результате чего оба упали на траву, смеясь и барахтаясь, а мисс Огилви, танцующая одинокий вальс, наткнулась на них и тоже рухнула наземь.
В тени навеса с шампанским мистер Штраус встрепенулся, услышав музыку и смех; голова мисс Инвернесс по-прежнему лежала у него на плече.
— Я никогда не п-понимала, как она была п-прекрасна! — икала мисс Инвернесс. — Теперь мне хочется убить себя!
Под цветными фонариками уже водили огромный хоровод; прыгали, завывали, обнимались, швырялись бокалами. Эссекс скользнул в темноту и взял Глорию за руку; они молча повиновались остальным рукам, тянущим их в бесконечный людской водоворот.
— Танцуйте, братья, танцуйте! — кричала миссис Уиллоу, и тетя Фэнни с растрепанными волосами, упавшими на глаза, взяла за руку младшего Уоткинса. Мэри-Джейн с Арабеллой сбежали с террасы, хохоча, и врезались в толпу; Джулия танцевала кекуок с мистером Пибоди.
— Пейте, сестры, пейте! — вопила миссис Уиллоу, и они все кружились и кружились, топча траву и давя бокалы под ногами.
— Покайтесь, дети, покайтесь, — завывала миссис Уиллоу, и танец захватил ее, и она кружилась, вскидывая ноги, держа под мышками бутылки шампанского.
На террасе миссис Хэллоран в большом кресле и Фэнси на ступеньках снисходительно наблюдали за происходящим.
Внезапно мисс Огилви прервала танец и бросилась по ступенькам на террасу.
— Я не хочу, не хочу с ними прощаться! — воскликнула она. — Они такие добрые и милые, они так счастливы, нельзя их отпускать!
Она протянула руки к миссис Хэллоран; та улыбнулась и пожала плечами.
— Прошу вас, позвольте им остаться с нами! — умоляла мисс Огилви, и миссис Хэллоран засмеялась.
— Вы не можете, не можете, не можете! — запротестовала мисс Огилви срывающимся голосом и вдруг резко подняла руки над головой; музыка стихла, и танцующие замерли, оглядываясь; заметив мисс Огилви, выжидательно обернулись в ее сторону.
— Мои дорогие, добрые друзья! — начала мисс Огилви. — Прошу вас, выслушайте меня, умоляю! Сегодня вы уйдете отсюда, и вас постигнет страшная участь: разразится чудовищная катастрофа, и никто из вас не выживет; если вы не останетесь здесь, с нами, то вы умрете, поэтому прошу вас, останьтесь! Поверьте мне, умоляю вас! Как мне заставить вас поверить?! Уже слишком поздно каяться, менять свой образ жизни или прятаться; мы уже все безнадежно запустили… Вы можете мне поверить?
Раздался краткий всплеск аплодисментов.
— Да нет же! — продолжала мисс Огилви чуть тише. — Просто поверьте мне! Я не хочу, чтобы вы умирали, а вы просто не хотите понять! Как мне вам объяснить, если я сама сперва не поверила? Я не знаю, как вам объяснить…
Внизу, на лужайке, гости беспокойно зашевелились, начали переговариваться между собой.
— Да ладно, мы хотим танцевать! — выкрикнула Джулия из толпы.
— Умоляю, выслушайте! — тщетно взывала мисс Огилви, но миссис Хэллоран скомандовала оркестру: «Музыку!» — и те послушно заиграли.
— Но вы должны остаться! — крикнула мисс Огилви.
— Доводилось мне видеть подобных хозяек, — сказала миссис Хэллоран, смеясь, — не могли вынести, когда их званые вечера заканчивались.
— Танцуйте, братья! — призывала миссис Уиллоу. — Завтра протрезвеем!
Хоровод все кружился и кружился; сцеплялись руки, запутывались и поскальзывались ноги, отдельные бессвязные голоса пытались что-то петь; миссис Уиллоу то и дело прихлебывала из обеих бутылок. На террасе миссис Хэллоран сидела молча, не шевелясь.
И вдруг, безо всякого предупреждения, все было кончено. Танцующие остановились, с удивлением глядя друг на друга, отбрасывали волосы со лба, пытались отдышаться. Начали коситься по сторонам, поговаривать о том, что пора бы и домой; по кругу пронесся шепоток про позднее время. Кто-то нашел мисс Инвернесс, спящую в углу тента с шампанским — рядом лежала сумочка, а широкополая шляпа была брошена поверх, — и милосердно отнес в машину. Мисс Дебора хихикала и цеплялась за капитана; еле удалось оторвать ее и засунуть в машину. Джулия и школьная учительница прощались друг с другом со слезами на глазах. Гости разошлись быстро, исчезая за углом террасы в сторону главного входа, где были припаркованы машины, проворно двигаясь в темноте с внезапной ошеломленностью человека, который вдруг понял, где находится. Никто из деревенских не попрощался с миссис Хэллоран.
Глава шестнадцатая
По ночам солнечные часы не показывали время. Благодаря шампанскому миссис Уиллоу спала крепко, без тревожных снов, не считая зарождающееся в глубине организма предвкушение утреннего похмелья. Джулия плакала до изнеможения, сетуя на жестокость мира и загубленную молодую жизнь, пока не уснула. Арабелла с Мэри-Джейн приняли каждая по таблетке снотворного и видели во сне высоких, красивых брюнетов. Фэнси спала безмятежным сном ребенка; мисс Огилви, вознамерившись вступить в новый мир чистой, выстирала нижнее белье и чулки (не слишком качественно в силу обильных возлияний) и наконец свалилась на постель прямо в одежде. Тетя Фэнни долго сидела у окна в бриллиантах матери и смотрела на ночной сад с тоской и печалью. Эссекс с капитаном засиделись допоздна в библиотеке, плетя друг другу разные небылицы и сознаваясь в давно забытых грехах. Миссис Хэллоран, убрав корону в футляр, легла, но никак не могла успокоиться. Она еще раз обошла весь дом, кивнув Эссексу с капитаном в библиотеке, открыла дверь в комнату мистера Хэллорана, дергающегося во сне, и окликнула сиделку. Наконец, села за письменный стол, чтобы привести в порядок отчетность, просмотреть счета, которые она уже никогда не заплатит, сосчитать долги, которые она уже никогда не соберет.
За ночь поднялся ветер, хотя было по-прежнему очень жарко. В воздухе сильно пахло грозой; ветер, усилившийся к рассвету, свободно гулял по саду, запутывая провода, на которых раскачивались японские фонарики. К половине седьмого начисто облетел розарий; горячий ветер уносил прочь охапки помятых и рваных лепестков. В дальнем конце усадьбы, на озере, ветер вздымал волны, бесцельно разбивающиеся о берег и даже заливающие пол грота, где прятались лебеди.
В тайном саду покачнулась и рухнула статуя, сминая по дороге цветы. На земле она раскололась пополам; одна из пустых рук Анны-в-лабиринте поймала пролетающую ветку и убаюкала ее, покачивая.
В семь утра миссис Хэллоран оделась и спустилась в столовую, где встретила тетю Фэнни. Поскольку миссис Хэллоран хотела, чтобы слуги как можно раньше уехали в свой короткий отпуск, дом уже проснулся, и в столовой звуки ветра заглушались привычной активностью. Все, что осталось от праздника, уже было убрано, хотя японские фонарики так и болтались, безнадежно запутавшись, а тенты под напором ветра превратились в живых летающих монстров; жаровню вычистили, посуду после гостей вымыли и стерилизовали в электрических посудомойках; на столе миссис Хэллоран и тетю Фэнни ожидал утренний кофе.
— Доброе утро, тетя Фэнни.
— Доброе утро, Орианна. Ты заметила, какой сегодня ветер поднялся?
— Ну еще бы! Честно говоря, даже немножко пугает.
Тетя Фэнни задумчиво разглядывала грейпфрут.
— Странно, — обмолвилась она, — как порой разум цепляется за мелочи; наверное, пройдет много времени, прежде чем я увижу грейпфрут, очищенный и нарезанный.
— А ты собираешься рвать их с деревьев и вонзаться зубами?
— Возможно. Мы ведь не знаем, насколько придется одичать. Кстати, ветер меня особо не пугает; правда, мне страшно представить, как оно будет потом…
— Да, — отозвалась миссис Хэллоран, — я тоже об этом полночи думала. Слушала, как ветер завывает, и пыталась осознать, что на сей раз он не затихнет. Зловещая, почти невыносимая мысль: ведь в обычные дни мы воспринимали бы перемену погоды спокойно, без всякого страха, тогда как на этот раз ветер не утихнет, а наоборот, усилится и в конце концов…
— Тише, Орианна! Слуги пока еще здесь. Да и вообще, меня тошнит от самой идеи…
Миссис Хэллоран с тетей Фэнни взяли тосты, яйца, бекон и кофе; бросая друг на друга краткие взгляды, обе молча думали об одном и том же: последним завтраком, приготовленным и поданным на изящном фарфоре и серебре, следует наслаждаться по максимуму в тихой, спокойной обстановке; и потому они сидели за столом дольше обычного (и уж точно дольше, чем привыкли проводить время в обществе друг друга). В какой-то момент, глядя на тяжелую серебряную вилку, миссис Хэллоран почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Какой прок от этого будет завтра? — думала она, даже не пытаясь скрыть слезы от тети Фэнни.