Бабам слезы, курам смех.
– Мы на выдумку здоровы.
И недаром говорят:
Пашут бабы на коровах,
Не коров, а кур доят!
И-и-и! Эх, эх, эх!
Бабам слезы, курам смех!
– Описав усадьбы строго,
Обложили нас налогом,
Каждый корень стал в чести –
Только денежки плати!
И и и! Эх, эх, эх!
Бабам слезы, курам смех!
– Я налоги не любила
И вовек не полюблю.
Нынче груши порубила,
Завтра яблони срублю!
И-и-и! Эх, эх, эх!
Бабам слезы, курам смех.
Пил по собственной охоте
Федор, зная наперед:
Хмель проходит и уходит,
Горе за душу берет.
Так возьмет,
Что станет душно,
Так, что очи ослепит,
Как от этих вот частушек,
Вдовьих болей и обид…
– Так то, брат, отвоевали…–
И пристал как банный лист
К Федору Аким Иванин –
Бывший сельский активист.
– Не гляди, – бубнит с укором,
Всяко было до войны.
Мы с тобою, Федор, горы
Своротить теперь должны…
Он подсел совсем некстати
И сидел, как сыч, бубня:
– Я тут нынче председатель,
Так что ты держись меня.
На коровах, дескать, пашем?
Что же, пашем… это так.
Только ты учти, чудак,
Трактор есть в хозяйстве нашем.
Нелегально… по частям
Собран нашими руками.
Только это между нами,
Не докладывал властям…
У других и плуга нет.
Только мне какое дело,
Коль на весь колхозный свет
Наша слава прогудела!
Мой колхоз передовой.
И написано в газете:
«Хороши дела в “Рассвете„.
Председатель волевой».
Волевой!
А думал как?
Надо чикаться с народом?
Ты меня держись, чудак,
Мне здесь быть не больше года.
По секрету доложу:
Мне в районе ищут место.
Ты один годишься вместо,
Если хочешь, предложу…
Утвердят. А что? Герой!
За колхозы был горой.
Большевик с партийным стажем.
Утвердят, не пикнут даже…
И еще он что-то нес
Все на той же самой ноте.
И слезился пьяный нос
В такт
Нахлынувшей икоте…
Бабы смотрят – ах да ах! –
На Тишкова на Ивана:
Спит, сердечный, на мехах
Перегретого баяна.
Мнутся бабы,
Не хотят
Мужика опять тревожить…
А Аким свое:
– Пустяк!
Трудно будет… мы поможем.
Ты да я… без дураков…
Друг за друга… понимаешь?..
Федор гаркнул:
– Эй, Тишков!
Что ж ты, Ванька, не играешь!
И опять меха гудят.
И глядит печально Даша:
Мужики махрой чадят,
Одиноко бабы пляшут.
Горько пляшут и поют,
Горько плачут, горько пьют!..
Федор встал из-за стола,
Сделал Даше знак и вышел…
На недальний лес,
На крыши
Полночь звездная легла.
Снег похрустывал светло,
Избы дымчато темнели.
Даше сладко и тепло
У прокуренной шинели.
Мир шатался,
Мир хмелел,
Звезды путали орбиты!
Не спеша рассвет белел
На земле родной, обжитой…
Знала ночь,
И знал рассвет,
Как пахнуло в мир весною,
Как за много горьких лет
Сладкой болью губы ноют.
Потому в минуты те
Вспоминать им было любо,
Что вот так же ныли губы
В дни свиданий в Красоте.
Глава шестаяОт автора
Отошла война.
И снова
Опаленная земля
Поднималась, веря в слово
Краснозвездного Кремля.
Ради нашей звездной силы,
Как всегда,
Из года в год
Вновь на жертвы шел
России
Удивительный народ.
Понимал, что не богато,
Что не весело живем
Символической оплатой,
Крайне низким трудоднем.
И случалось, что налоги
Отрывали от земли…
Невеселые дороги
Многих в город увели.
Шли на шахты.
Возводили
Над руинами дворцы.
Уходили, уходили
Дети, матери, отцы.
Уходили – слезы лили.
Уходили от нужды,
От бессолья уходили,
От непрошеной беды.
А беда была одна –
Бедам всем беда – война.
Да к тому же – недороды.
Хлеб от засухи горел…
Я запомнил эти годы,
Не запомнить я не смел!
Сердце к сердцу,
Слово к слову,
Общее житье бытье.
Дети Федора Кострова –
Поколение мое.
Мы учились вместе в школе,
Шли за плугом, как могли, –
Дети горя, дети боли,
Дети раненой земли…
Нам печали завещали,
Но печали той поры
Чистым светом освещали
Пионерские костры.
Я не раз припомню снова
Годы детства, без прикрас.
Анна Дмитриевна Кострова
Грамоте учила нас.
Отдавая людям душу,
Жизнь свою, в конце концов,
Нас она учила слушать
Песни дедов и отцов.
Нас она учила мерить
Не по бедам жизнь страны.
И священной верой верить
В то, чем люди жить должны.
А сама жила несладко.
В сизом пепле голова.
Началась война – солдатка,
А закончилась – вдова.
Для нее на этом свете
Не осталось ничего,
Только – школа,
Только – дети,
Только память – про него.
И сегодня в край родимый
Приезжая,
Я грущу.
Все гляжу куда-то мимо,
Будто прошлое ищу…
Вдоволь слез,
И горя вдоволь,
Было вдоволь лебеды.
Всюду сироты и вдовы,
Дети, детища беды.
А беда была одна –
Бедам всем беда – война.
Вечно мельница молчала,
Не крутила жернова.
Под ракитами скучала
И грустила,
Как вдова.
И ни конского копыта,
Ни коровьего следа.
Вся скотина перебита,
Что поделаешь – беда.
На глазах ребята тают
С лебеды и со жмыхов…
А в деревнях не хватает
И сегодня женихов.
И забыли те девчата,
Вековухи навсегда,
Что во всем то виновата
Эта самая беда.
Та беда была одна –
Бедам всем беда – война.
И на кладбище,
Поросшем
Тою горькой лебедой,
Вспоминаю я о прошлом
И беседую с бедой;
Ты, беда, была одна –
Бедам всем беда – война.
Я молчу перед крестами,
Где ровесники лежат,
Понимая,
Что не встанут –
Не себе принадлежат.
Не услышат,
Как сегодня
Под крылом столетних ив
Громко
Мельница заводит
Свой торжественный мотив.
Не поймут,
Что не хватает
Ребятни у деревень,
Не услышат,
Как светает,
Как восходит новый день.
Как глядит на мир уныло
Вековуха из окна,
Позабыв мечтать о милом…
Что поделаешь – война!
Беды те не за горою….
И в отцовские края
К возвращению героя
Возвратиться должен я.
Главе седьмая
Баянист Тишков Иван
В полдень к Федору явился,
Был сосед не то чтоб пьян,
Но уже опохмелился.
Разговорчив был. Чудён.
И похмельным басом резал:
– Что колхоз!
Давай уйдем.
Жизнь иную обретем.
Человек то не железо.
Я решил в Донбасс махнуть,
Мне пути иного нету.
Сам решай дальнейший путь.
Я ж по горло сыт «Рассветом».
Жмет Иванин.
Чем сильней,
Тем заметнее заплаты,
Тем по осени видней
Частокол из трудодней, –
Вот и вся твоя зарплата.
Воевали столько лет!
И с меня, пожалуй, хватит.
Уголь –
Это вам не хлеб,
За него
Деньгами платят!..–
Федор слушал и молчал,
Внемля голосу соседа,
Думал:
«Что, как все уедут
От родительских начал?
Что, как все – по городам,
Стройкам, шахтам и заводам?
Да, наверное, и там
Мало меда.
Жизнь, она свое возьмет,
За нее бороться надо.
Есть в словах Ивана правда,
Только мне не подойдет!..»
– Нет, Иван!
Прости, родной,
Я решил делить все беды
Со своею стороной,
От которой не уеду.
Не уеду от сохи
(Бегать – дело молодое),
Пусть мякина,
Пусть жмыхи,
Пусть крапива с лебедою.
Буду честен до конца
Перед правдою суровой,
Перед памятью отца
И Андрея Горбунова.
А потом моя мечта –
На земле свершить такое,
Чтоб деревня Красота
Обрела свое былое.
Пусть сегодня мы не те,
Пусть не те, что раньше были,
Нас любили в Красоте,
Ты припомни, как любили.
Как же можем мы уйти
От того,
Что каждый прожил?
Так что ты, Иван, прости,
Мне с тобой не по пути,
Да и Даша
Скажет то же…
И похмельная слеза,
Как роса над горькой пашней,
Затуманила глаза
Другу юности вчерашней.
И, смахнув ее с ресниц,
Встал Иван
И тихо вышел.
Только скрипы половиц
Из избы печально выжал.
Глава восьмая
Федор с думой не спешил.
Надо все-таки решиться.
Но недавно
Порешил
В Красоту переселиться.
И теперь, спеша в райком,
Он боялся думать даже,
Что ему в решенье том
Кто то, может быть, откажет.
Не откажут…
Ну, а вдруг,
Вдруг да скажут, как Иванин,
Что кричал:
– Ты мне срываешь
Планы будущего, друг!
Понимаю, хочешь врозь,
Хочешь выглядеть красивей.
Только знай,
Что развелось
Много выскочек в России.
Ты да я – одно звено.
Ну, решил ты, ну, допустим,
Ты решил.
А все равно
Из колхоза не отпустят.
Верь ты мне или не верь,
О твоей забочусь славе:
Заберут меня «наверх»,
Кто тогда колхоз возглавит?
А поскольку наш колхоз
Прогремел на всю Россию,
Нам и технику подбрось,
Нам и тягловую силу.