Кстати, Ви, насчет моей мамы ты все же ошибаешься. Можешь сколько угодно спорить, но ты не права — она не совсем потерянный человек, я верю в это. И Тема верит. Сейчас расскажу почему.
Недавно я пришла из лицея и увидела, что работники ЖЭКа отключили в нашей квартире электричество — мама перестала платить по счетам. Я ревела от отчаяния до тех пор, пока Че не вернулся после эфира. Он вытер мои слезы, достал из рюкзака свечи и бутылку вина. Мы устроили романтический вечер при свечах, а с утра побрели в общагу к моей маме.
По счастью, она была одна и спала на старом диване. Пока Че ждал меня в коридоре, я пыталась до нее, похмельной и злой, достучаться:
— Мам, нам отрубили свет! Подпиши заявление для ЖЭКа, пожалуйста, и я никогда сюда больше не приду!
— Танюх, отстань. Голова болит!
Мама еле выползла из-под одеяла и дрожащей рукой наклоняла бутылки в поисках спиртного. Мы не виделись два месяца, а она и бровью не повела. Скандала не было: Че успел купить в дворовом ларьке пиво и закуски и торжественно появился в комнате.
Пока я выгребала из углов пустую тару и мусор, Че пригласил маму к столу и в своей неподражаемой манере разговорил ее. Он улыбался, был внимателен, расспрашивал маму о жизни и хохотал над ее пошлыми шутками — и так пролетело несколько часов.
— А книги какие предпочитаете, Анна Михайловна? А эстрадных исполнителей?
— Про Анжелику… Голон! Ага. И Леонтьева. Шикарный мужчина!
— Знаете, а я с ним, вот как сейчас с вами, беседовал! По заданию редакции. Вот. — Че показал маме фото в своем телефоне. — Вы тоже шикарная женщина, Анна Михайловна! — Мама застыла, как громом пораженная, и я впервые в жизни заметила в ее глазах интерес, неверие, смущение и стыд. — Татьяна, кстати, очень на вас похожа. И страшно переживает из-за ваших размолвок… Черканите заявление в ЖЭК. — Че подсунул ей листок бумаги и ручку. — Мы все долги сами оплатим, нам бы только свет включили, а то сидим с Татьяной Анатольевной при свечах, как во времена Пушкина. Нет, это, конечно, романтично, но…
К вечеру нам включили электричество, а на следующий день мама позвонила из Третьей наркологии и попросила привезти халат и тапочки. Она не сбежала оттуда даже через неделю, удивительно, да? Потом мама вернулась на работу, несколько раз предлагала мне деньги, но я не беру…
Кстати, у меня теперь тоже есть работа.
Однажды Темка порекомендовал меня своей коллеге — вот и пригодились оставленные тетей Анжелой ножницы, фен, расчески и твоя разноцветная краска для волос. Как ни странно, та девушка была в восторге от прически и еще долго извинялась передо мной за одно недоразумение… Неважно. Главное, что потом коллеги Че, их друзья, знакомые и знакомые знакомых одолели меня звонками — прошел слух, что я почти профи, а беру недорого и приеду куда угодно в любое время дня и ночи. Не поверишь, ко мне выстроилась очередь — все дни расписаны на две недели вперед. Все неформалы, поражающие обывателей своими прическами и цветом волос, вышли из-под моей руки.
У меня появились деньги. Конечно, эти суммы для тебя ничтожны, но мне и они дают свободу — наконец я могу позволить себе покупать одежду. И пусть эти вещи, как ты бы сказала, убогие и дурацкие, но они выражают именно мое состояние души, отношение к жизни, личный стиль. И Артему они нравятся гораздо больше.
Нет, ты не подумай, я очень благодарна тебе за твою заботу, за то, что ты спасла мне жизнь!
Но он тоже спас меня — от депрессии и голодной смерти и, в отличие от тебя, не потребовал ничего взамен, помог поверить, что мои мечты обязательно сбудутся, и я достойна лучшей участи. Я даже как-то заглянула в типографию — только не смейся! — насчет своей книги. Оказывается, ее можно издать небольшим тиражом, и стоить он будет не очень дорого. С этой мечтой придется повременить — Че нужно оплатить второе полугодие в универе, а его братьям купить зимние вещи. Представляю сейчас твои глаза, но я сделала выбор и еще ни разу не пожалела. Ты тоже, ведь так?
Часто ранними серо-рыжими дымными вечерами мы с Че гуляем в дождь под одним зонтом, натянув поглубже капюшоны, стоим в обнимку в Кошатнике, выбираемся порисовать — я малюю на заборах и гаражах кривые солнышки и сердечки, Че носит в рюкзаке трафареты, и на мрачных сооружениях расцветают его шедевры. Он и стену комнаты преобразил, нарисовав на ней навеянные моими стихами образы — далекие миры, звезды и пространства.
А кеды в пятнах краски порвались, Ви. Мне очень жаль. Прости.
Че считает, что произнесенные слова — не главное: люди раскрываются через поступки. Он говорит, что понял: до меня у него не было настоящих друзей. И по-настоящему любимой девушки не было. Мы многое дали друг другу — он теперь крепко стоит на земле. Ну а я умею летать.
Люди уходят, умирают, уезжают, выпадают из поля зрения, оставляя лишь смутную память, смазанную картинку прошлого, ворох воспоминаний — и больше ничего. Больше ничего от тебя не осталось, Ви. Ты была права. Теория о времени и расстоянии работает, если специально выбрать ее и следовать ей.
Я давно тебя не боюсь и мечтаю обо всем рассказать, но ты не даешь мне такой возможности. Ведь в самом начале сентября ты разом удалила из соцсетей все свои аккаунты.
Глава 43
Сегодня, впервые за многие месяцы, из-за туч пробилось солнце и, преломляясь в кристаллах морозного воздуха, назойливо шарит по стенам бестелесными ладонями. Пошире раскрываю форточку — мне не страшно. Пока его не было, изменилось все. Изменилась я — мои плечи расправлены.
При всем нежелании быть похожей на беспечную маму, я все же переняла у нее лучший способ бороться со стрессом: едва перевалило за полдень, а я, вооружившись ведром и тряпкой, навожу чистоту в квартире. Через два дня грянет Новый год, от клиентов голова идет кругом. Завтра мне предстоят шесть выездов на дом, но запланированная на сегодня работа закончена: я уже сделала прически двум девушкам, спешащим на корпоративы. Че тоже занят и почти не появляется дома, он загружен предстоящей сессией и эфирами, ведет праздничные мероприятия и все те же корпоративы — от приглашений нет отбоя, и он берется за все. Например, развлекает сейчас детишек на утреннике в частном детском саду…
Под рвущий динамики ноутбука тяжеляк, на который Че меня подсадил, я, громко и фальшиво подпевая вокалисту, сметаю из углов несуществующую пыль и вдыхаю запах счастливых моментов детства — мокрой ткани, стирального порошка и зимы. Сдуваю прилипшие к лицу пряди, рукавом просторной футболки Че утираю вспотевший лоб и проступившие на глазах слезы умиления — в этом году у меня будет настоящий, волшебный и сказочный Новый год. На сорокалетнем столе, в трехлитровой банке, стоит огромный букет розовых роз, рядом — поднос с россыпью конфет и оранжевые гладкие мандарины.
Вчера, колдуя над очередным клиентом, я вполглаза смотрела выпуск молодежной программы по телевизору: Че беседовал с очередным дозвонившимся зрителем об аномальной погоде. Снег сменил дождь только на прошлой неделе — несколько дней он тихо падал с серого неба, и город увяз в сугробах. Люди проваливались в них по колено и маршруты прокладывали по памяти.
— Ничто не испортит нам праздника! Я уверен, тучи разойдутся и явится солнце, — резюмировал Че, хитро улыбаясь в камеру. — Я люблю Солнце! Пусть оно будет всегда!
После этих слов с моего лица не сходит улыбка, вместо крови по венам бежит тепло. Че позвонил в дверь, и когда я ее распахнула, вытащил из-за спины и вручил мне цветы, засыпанные снегом. В прихожей он долго обнимал меня замерзшими руками, а мне хотелось съесть этого парня, упиваясь невыносимым счастьем.
Протираю подоконники, поверх слепящих глаза узоров смотрю на скованный холодом мир по ту сторону стекла — там трескучий мороз. И солнце. Солнце, оставившее нас много месяцев назад.
Трясу головой, прогоняя внезапную тревогу, осматриваюсь — эта комната больше не напоминает об ужасном одиночестве маленькой девочки, о нищете и убогости, о людях, спрятавших души за уродливыми оболочками. На стене пестрит граффити неведомых миров, играет музыка, на стуле лежат вещи, пахнущие обалденным парфюмом их обладателя — все это ассоциируется с уютом и радостью, с книжным хэппи-эндом в духе «они жили долго и счастливо».
Провожу руками по футболке и, пока рифмы не вылетели из головы, склоняюсь над ноутом и быстро набираю текст:
Ты достоин самого лучшего.
Я тебя люблю.
В моем холодном доме
Все знает о тебе,
В моей нестройной песне
Сбиваются слова.
По-зимнему в апреле
Ледышки на окне,
Дыханье греет пальцы,
Больная голова…
И мир прекрасно тесен
Не для меня одной,
И музыка не может
Сравниться с тишиной.
И зябнущий прохожий
Вдруг счастьем стал сейчас,
Так на тебя похожий
Тоской зеленых глаз.
Предновогодние дни, как в настоящих сказках, наполнены сюрпризами — вчера сюда наведалась и мама. Отряхивая холодные капли с мокрого воротника молодежной куртки, она удивленно взглянула на новые обои и светильники в прихожей:
— Во даешь, Тань! Красота. Войти-то можно?
Я с не меньшим удивлением рассматривала ее и будто впервые видела — в ней что-то изменилось. Озарение настигло меня сразу: интерес, смущение и стыд, разбуженные в ней разговором с Че, кажется, не дают ей покоя. Потому она и пришла… Не знаю, надолго ли, но вчера маме было не все равно, и никто из нас двоих не знал, что с этим делать.
Она неуверенно прошла на кухню, поставила на стул новую сумку и осторожно выложила на стол два новогодних подарка в шуршащих блестящих пакетах. И несколько мандаринов.
— Вот… Один на работе выдали, а остальное купила — Темку своего угости. Хороший мальчишка — умный, правильный. Как Сашка наш. И с такими людьми знаком… Сашка, глядишь, может, тоже бы… — последние слова вышли у нее хриплыми, мама отвела глаза и тут же, покатываясь со смеху, понесла околесицу про новую жизнь и внуков, которым не нужна будет пьющая бабка.