— Да ты что, Ви… Как же так? — От омерзения к себе я прокусываю губу до крови, Ви тянется к пачке, чиркнув блестящей зажигалкой, прикуривает длинную тонкую сигарету и выдыхает в потолок дым:
— А вот так. Я просто дура. Именно в этот момент и от тебя пришло странное глумливое сообщение. Я не сдержалась — ответила резко. Я тогда никуда не выходила из дома, почти перестала есть, удалилась из соцсетей. Мне очень не хватало тебя и Артемки. Не хватало так, что ехала крыша. Я ведь и в те новые отношения ударилась, чтобы быстрее его забыть. Не прокатило: таких, как он, больше нет. Никто больше не способен настолько влезть в мою голову, перетряхнуть все мысли и навести в ней порядок. Только он!
Я задыхаюсь, руки снова дрожат. Хватаю бокал, щедро глотаю сладко-горький коктейль с химическим привкусом. С алкоголем по телу разливается понимание и смирение. Я не смогу пойти против Ви, пора вернуть чужую сказку ее законной владелице.
— Почему ты так плохо отзывалась о нем в последнем сообщении? Чем же он провинился? — едва не плачу я.
— Ну… Он меня обманывал.
— Что?
— Он говорил, что идет домой, а сам шел в студенческую общагу. Одноклассницы, сучки, много раз видели, как он туда заходил и, конечно, докладывали мне.
— Да брось, это же ни о чем не говорит… — От испуга и сменившего его резкого облегчения перед взором расползаются серые мушки.
— Ни о чем? — перебивает Ви, во взгляде мечется боль. — У него были от меня тайны, Солнышко, это хреново! Че — богемный мальчик, его бабушка была вхожа в самые влиятельные круги города. Я не говорила тебе, потому что мне было стыдно, но… есть одна девочка. Непростая девочка — живет на два города, ее мама и папа ворочают такими деньгами, что моим родителям даже не снились. Она может позволить себе все, что захочет. Че слишком часто говорил о ней. Меня это бесило. Бесило их дурацкое опасное занятие, бесили его друзья. Я поставила Артему ультиматум, сделала все, чтобы оградить его от них, избавить от перспективы тупо разбиться, сорвавшись с крыши.
Ви тушит сигарету и торжественно расправляет плечи, на бледных щеках проступают красные пятна.
— Не изменял он тебе, ты ошибаешься, Ви! — шумно выдыхаю я и тру виски в бессознательном жесте, заимствованном у Че. — То есть мне кажется, что ты ошибаешься. Ты должна была с ним поговорить! Ты должна была ему доверять!
— Запомни: он всегда рассказывает только часть правды, только то, что считает нужным. А дальше — глухо. Ти-ши-на… — Ви смеется. — Неважно. Не эта мажорка стала причиной нашего расставания. Хотя… отчасти и она тоже. Я влезла в его телефон и прочла переписку.
Залпом осушаю бокал, светлый ангел, прикуривающий новую сигарету, размывается, из его розового рта вместе с дымом к потолку улетают слова:
— Все его окружение понимает, насколько он талантливый мальчик. Умный, добрый и не по годам мудрый — он иногда здорово пугал меня своей проницательностью. Ему просто тесно в этом убогом городишке, он создан для другой жизни! Он звезда. Кстати, хорошее радио здесь играет… — Я киваю: не страшно, пусть Ви думает, что я соглашаюсь с ее мнением о музыке в кафе. На самом деле я готова подписаться под каждым ее словом о парне, которого люблю. — Ты, конечно, не в курсе, но с первого января закрывается его программа, он остается без работы. — Ви ставит пустой стакан на столик, речь ее становится невнятной. — Он знал об этом давно… Кажется, все, кроме меня, знали! Свалив в столицу, эта самая Маша стала писать и звонить Темке — ее папочка имеет прямое отношение к радио. Кстати, как раз вот к этой радиостанции! — Ви поднимает палец, указывая на притаившиеся в потолке динамики. — Для Че там есть работа с кучей перспектив и совсем другими деньгами. Судя по всему, Темкина мама тоже хочет, чтобы он уехал, даже готова поддержать материально, а он остался и прозябает здесь. А что его здесь ждет? Правильно. Ничего. Я не желала, чтобы он терял время и ждал моего возвращения. Мне было больно, ты даже не представляешь, насколько больно, но я отпустила его. Он должен был уехать! Но не сделал этого… Ну что за дурак? Он обязан взлететь, добиться успеха. Ты ведь согласна со мной, Солнышко?
По щекам Ви течет черная вода, губы дрожат. Внезапная дурнота подкатывает к горлу — роняя стул, я вскакиваю и бегу к туалетам. Пронзительный взгляд подруги вскрыл мою душу — уродливый мерзкий нарыв, наполненный подлостью, трусостью и злобой. Склоняюсь над унитазом, желудок скручивает спазм, из глаз льются слезы. Ви — несчастный и сильный человек, бросила Че только оттого, что любит и понимает: даже она недостаточно хороша для него и не способна привести его к счастью. А я… Я…
Чьи-то теплые руки убирают с моих пылающих щек волосы, гладят по спине. Лучше бы они не делали этого.
Спотыкаясь, я бреду домой. Ви восхищается новогодним убранством улиц, болтает без умолку, словно никаких трагедий в ее жизни нет. Еще бы: она же из сказки, только ледяные принцессы способны на такое. Блестящая иномарка обгоняет нас и тормозит у подъездной дорожки, плавно раскрывается водительская дверь, на щедро посыпанный песком лед ступает красный замшевый сапог.
— Пообщались, девочки? — улыбается тетя Анжела и, смерив Ви взглядом, разочарованно качает головой.
— Всего один бокал пива! — врет Ви, не моргнув глазом.
— Таня! Здравствуй! — На пару мгновений я оказываюсь в деликатных объятиях и облаке приятных дорогих духов. — Как же я скучала по тебе, ребенок! Кстати, девочки, помогите мне. Вика, возьми с заднего сиденья коробку, а ты, Таня, задержись на минутку, у меня есть кое-что и для тебя…
Как только Ви, недовольно скривившись, уходит, я в ожидании поднимаю голову и натыкаюсь на взгляд карих глаз — цепкий, растерянный и холодный.
— Как давно? — тихо спрашивает тетя Анжела.
— Что? — мямлю, отступая назад.
— Сегодня утром я видела, как этот мальчик, Артем, выходил из твоей квартиры… — Я съеживаюсь, разглядываю грязный снег под ногами, мечтаю исчезнуть, никогда не существовать, а голос над ухом продолжает: — Вы двое у моей дочери с языка не сходите, а тут такое! Таня, это очень подло! От тебя я этого никак не ожидала…
— Я знаю. Простите. Простите меня!
Душа и тело враз слабеют, и я мешком опускаюсь на холодное дерево некрашеной лавки.
Глава 45
На какие только ухищрения я ни шла в попытке обелить себя, отлично зная, что предательство оправдать нельзя. Мне никогда не стать одной из тех, кто украшает собой этот мир — то надменные, капризные, холодные, но благородные люди. Ви права: она выше, чище меня и способна на решительные поступки. Моя семья так и не привила мне самоотверженности, скромности и благородства — я в совершенстве могу лишь прятаться и обвинять других в своих неудачах и бедах.
— Моли бога, чтобы она ни о чем не узнала. Ты же в курсе, что она может с собой сотворить! После того случая с таблетками я ни одной минуты не жила спокойно!.. — Сбивчивый шепот тети Анжелы до сих пор тревожит душу, противно щекочет ее липкими пальцами стыда и ужаса. — Немедленно иди домой и… я не знаю… сделай с этим что-нибудь!
— Я все верну. Я все ей верну. Простите. Простите, — до сих пор продолжаю лепетать я, стоя в сумраке пустой гостиной. — Я все исправлю!
Разряженная сосна растерянно моргает огнями, будто вот-вот расплачется, понимая, что она не к месту и не ко времени — в этой квартире снова не будет праздника. Не достойна я никаких праздников. Я ничего не достойна.
Сверху, с потолка, что служит Ви полом, раздаются тихие шаги, звук, который раньше гарантировал мне покой, еду и возможность забыться, теперь изводит и выворачивает наизнанку. Не поднимая головы, судорожно ищу выход из ситуации и не нахожу. Опускаются руки.
В прихожей щелкает замок, гремит, падая на полированную полку, связка ключей, в гостиной загорается желтый теплый свет. Провожу потными ладонями по джинсам, мнусь на месте — Че, в шлейфе морозного воздуха, проходит в комнату, широко улыбается, снимает капюшон:
— Привет! Почему в потемках? Представляешь, Солнце, мать только что звонила. Поздравляла с наступающим. — Я вижу, что он удивлен, но тихое счастье теплится в его глазах. — С чего бы это? Передавала тебе привет. Вот она — сила твоего убеждения!
— Че, уходи! — перебиваю я.
— Что?
— Ви приехала. Все. Конец. Уходи.
Че вздрагивает, заметно бледнеет, прячет руки в карманы и глядит на меня в упор, а в моей груди расплывается мутная давящая боль — он все еще неравнодушен к ней. В пустой обшарпанной гостиной, где у окна черной тенью притаилась огромная сосна, моргающая никому не нужными гирляндами, мы молча смотрим друг на друга.
— Окей, — оживает и хрипло отзывается Че. — И что я должен чувствовать по этому поводу?
Дальше терпеть его взгляд невыносимо, я делаю шаг назад, краснею и мямлю:
— Чувствуй, что чувствуешь, Че. А меня возненавидь.
Подняв бровь, Че ждет пояснений. Собираюсь с мыслями и громко, четко продолжаю:
— Я обманула тебя, Че! Вика тебя любила, и я знала это, но не сказала тебе. Я специально отбила тебя у нее, просто потому, что мне всегда хотелось быть круче! — Щеки горят, глаза щиплет, голова готова лопнуть, я задыхаюсь. — Ты давно мне нравился. Возможно, с самого начала… но шансов не было. Я воспользовалась тем, что вы расстались, и…
— Не смягчай! Не расставались мы, это она меня кинула. И вряд ли любила: любовь — не слова, а поступки, Солнце. Я исхожу из этого.
— Она многое сделала для тебя когда-то! — напоминаю, но Че спокойно возражает:
— И она же чуть не доконала.
Смотрю в огромные зеленые глаза и растворяюсь в них. Мы с Че давно одно целое. Он научил летать даже меня, придавленное валуном беспросветного бытия существо, обреченное выживать, задыхаясь в пыли. Но ему катастрофически тесен и мал наш город — все понимают это: Маша, Ви, его мать… И я — после того как меня ткнули в очевидное носом.
— Я тоже исхожу из ее поступков. Хочешь узнать, почему она это сделала? — Во взгляде напротив на миг оживает и тут же гаснет призрак забытой надежды, и я отхожу еще дальше, упираюсь лопатками в изъеденный молью поблекший ковер. Боль накатывает волной и вырывается наружу потоком слов: — Она знала, что уедет на полгода, и не хотела, чтобы ты ее ждал. Она знала, что ты можешь отсюда вырваться. Она хотела, чтобы ты был счастлив! Мы с тобой все это время полив