Виктор аккуратно взял сына на руки и отнес в его спальню. Затем помог Маше убраться в ванной, а после расспросил, что произошло. Выяснилось, что началось все поздно вечером в пятницу. Мать сначала услышала, громкий стук, а когда выбежала в коридор, увидела, как сын изо всей силы хлопает дверью ванной, снова и снова, снова и снова, с каждым разом все сильнее.
– Сынок? – позвала она осторожно.
На нее уставились красные от злости глаза, и она все поняла. Каким-то чудом Маша успела подбежать к Комо раньше, чем он к ней, толкнула его в ванную и заперла дверь. Ей пришлось около часа просидеть под дверью, чтобы он не открыл ее, на спине остался небольшой синяк: когда Комо услышал, как она вскрикнула от боли, он стал колотить в одно и то же место на двери, чтобы заставить отойти. Но Маша не сдалась, она так боялась, что все повторится точь-в-точь, как в прошлый раз, что стерпела эти легкие побои. Через какое-то время Комо успокоился, но прошло еще не меньше часа, прежде чем Маша решилась отойти от двери, взять телефон и позвонить Виктору.
В тот день отец понял, что нужно переехать к Маше и Пашке, те, конечно, не возражали. Виктор же надеялся, что со временем все наладится, что, если он будет с сыном все время, тот прекратит так себя вести, Комо исчезнет и никто больше не пострадает. Но Маша все-таки умерла. Она не выдержала и года такой жизни.
– Ты спать-то собираешься, Вить? – на этот раз из воспоминаний его выдернула заскучавшая Галя. Виктор залпом выпил свой давно остывший чай.
– Да, конечно. Тебе в гостиной постелить?
– Ага, – просто ответила подруга. Я кино еще какое-нибудь на телефоне посмотрю.
– Хорошо, – устало произнес Виктор. Он пошел в комнату, разложил диван, достал из шкафа одеяло и подушку. Сам же улегся на кушетке в своей спальне, убедившись сначала, что сын спокойно спит на его кровати.
Усталость навалилась с новой силой, поэтому он заснул практически сразу. А проснулся уже через несколько минут от жуткого детского крика. Отец забежал в соседнюю комнату и увидел, как Пашка стоит у открытого окна и орет во все горло. Виктор подлетел к нему, начал трясти и спрашивать, что случилось. Сын только с новой силой заорал «мама» и показал на окно, по щекам Пашки ручьем текли слезы. Виктор перевесился через окно и увидел на асфальте Машу. Он не помнил, как сбежал с седьмого этажа, схватил уже бездыханное тело, не помнил, как приехала скорая. В память врезались только красные глаза и безумный крик «мама». Этот день, вернее, эта ночь снилась ему несколько раз, и всегда в подробностях, с жуткими звуками, с теми же самыми страшными ощущениями. Вот и сегодня все повторилось, как тогда. Что именно произошло, он не знал. Позже, когда Виктор пытался в деталях воспроизвести этот момент, он гнал от себя мысль, что у окна стоял именно Комо и что он был как-то причастен к прыжку Маши. Он уверял себя, что красные глаза нарисовало его воображение, а на самом деле сын увидел открытое окно и мертвую маму уже после того, как все случилось. Тем более Маша оставила предсмертную записку: «В моей смерти прошу никого не винить». Почерк был ее, это подтвердили и криминалисты. Однако та ночь не давала Виктору покоя: во сне он переживал эти события снова и снова, каждый раз глаза Комо становились все краснее, а щемящее чувство тревоги – все сильнее.
По-настоящему Виктор проснулся ближе к обеду и только потому, что почувствовал запах кофе и яичницы. Потягиваясь, он пытался вспомнить, что его так тревожит, а когда восстановил все в памяти, подскочил с кровати и стал искать глазами Пашку. Сына в комнате не было. Тогда отец помчался на кухню, там Паша и Галя спокойно ели и разговаривали.
– Пап, наконец-то проснулся, – улыбнулся сын, когда заспанный отец появился на пороге. – Садись есть. Я сам приготовил.
Пашка всегда радовался моментам, когда мог чем-то, пусть совсем пустячным, похвастать перед отцом. Завтрак из трех яиц, поджаренного хлеба и горячего кофе был самым обычным, но чувствовалось, что сын был в каком-то детском восторге от того, что сделал все сам. Паша, в отличие от Комо, был заботливым и спокойным. Ни разу еще Виктор не замечал злости и ярости в сыне и чтобы при этом его глаза не были кроваво-красными, а голос не по годам груб. Когда приходил Комо, становилось сразу понятно, что это другой человек, что это не Паша съехал с катушек. Комо и Паша хоть и были в одном теле, но принадлежали двум разным сущностям. Галя, которая много лет изучала болезнь в теории, столкнувшись с ней на практике, долго не могла поверить в происходящее, в такую резкую перемену. Однажды, когда Виктор уже окончательно проникся к ней доверием, он спросил, как это она сразу узнала симптомы в тот день в больнице.
– Когда ты привез Пашу, он бился в истерике, глаза были красными, лицо бордовым, голос совсем не похож на голос 11-летнего мальчика. Ты был расстроен и не обращал внимания, о чем я тогда с ним разговаривала. Я же прошептала ему на ухо, что привяжу его к кровати, а утром сдам в психушку, если он не успокоится. Это была всего лишь попытка, но удачная. Он не просто стих, буквально через 30 секунд на меня смотрел другой человек: другие глаза, уже не покрасневшие, обычное мальчишечье лицо, и позвал он тебя тихим голосом. Кто-то мог бы подумать, что из него вышел дьявол, другие, что он первоклассный маленький актер. Но я бы узнала такую смену личности, я ведь изучала болезнь так долго, что просто не могла ошибиться.
Галя и Виктор понимали, что злиться на Пашу нельзя, он в своей жизни не сделал ничего плохого. Злом был Комо, а как его прогнать навсегда, эти двое не знали.
– Ну что, какие у нас сегодня планы? – спросил жизнерадостно Пашка, глядя то на Галю, то на отца.
– Мне нужно в больницу, я сегодня на сутки заступаю. Но вы наверняка найдете, чем заняться.
Подруга допила кофе, обняла Пашу и Витю и убежала по своим делам, отец только и успел крикнуть в след «спасибо за все».
– Я хочу обновить джинсы, которые мы вчера купили, поэтому пойду в кино. Ты со мной?
– Да! – слишком громко, снова перепугавшись своих мыслей, ответил Виктор. А вдруг Комо придет, когда его не будет рядом? Такого никогда не было, потому что именно проступки отца и провоцировали появление этого психа. Но мало ли? Лучше не рисковать. – Конечно, я с тобой. Давно в кино не были, месяца два.
Пока Паша принимал душ, отец приготовил его вещи. Благо, что многие из них хранились не в опечатанной комнате сына, а в отцовской спальне, и новые джинсы тоже были там. Виктор выдохнул с облегчением, когда понял, что в злополучную спальню можно никому не входить. По крайней мере, пока.
Они вышли на улицу и направились в ближайший к дому кинотеатр. Они начали жить в этом районе четыре месяца назад. Пришлось это сделать после очередного появления Комо, который напугал соседей. Казалось бы, мелочь, что могут сделать эти соседи? Но Виктор уже взял за правило: переезжать на новое место каждый раз, когда Комо приходил дважды в одной и той же квартире. Пару раз соседи и участковых вызывали, и в дверь ломились, в общем, редко приходы этого психа оставались совсем уж незамеченными. Безопаснее было менять дислокацию.
Отец позволил выбрать сыну фильм, купил попкорн и напитки и приготовился отключиться на пару часов. Комедия оказалась очень смешной, по крайней мере, зал то и дело взрывался хохотом. Виктор почти не следил за сюжетом, его отвлекали мысли о том, что делать и говорить, когда Пашу вызовут в участок. Где-то через полчаса после начала фильма завибрировал телефон, номер высветился незнакомый. Пришлось выйти в коридор, чтобы ответить на звонок. Следственный комитет. Попросили прийти в понедельник, то есть завтра, чтобы дать показания.
– А можно это сделать в другой день, во вторник или среду? – спросил с надеждой в голосе Виктор. Ему ответили, что просят прийти как можно скорее, в итоге условились на вторник. Мужчина не знал, что он сможет придумать за один лишний день, но попросил-таки эту отсрочку.
После сеанса сын попросил подождать его, пока он отлучится в уборную. Виктор и не заметил, что проторчал у выхода примерно полчаса, а Паши все не было. Нашел он сына возле касс, где тот что-то бурно обсуждал с ребятами в черной одежде.
Отец вспомнил, что уже видел этих двух парней и девушку. Пашка познакомился с ними почти сразу, как переехали в этот район. Что общего у него могло быть с «порождениями тьмы» или как там они себя еще называют, Виктор не знал. Запрещать что-либо сыну он не хотел, но всегда аккуратно намекал, что в случае сильных потрясений может прийти Комо и не нужно, чтобы его кто-то видел. Несмотря на недовольство отца, Паша все-таки несколько раз виделся с этими мрачными ребятами и всегда приходил после встреч радостным и довольным, говорил, что с ними интересно и вопреки кажущейся угрюмости они очень веселые. Отец в итоге успокоился и не придавал слишком большого значения этим связям. До недавних событий. Первые, о ком он подумал, когда увидел труп, были готы. Почему именно они, и сам не знал.
И, видимо, не зря они ему не нравились, потому что сейчас Пашка явно с ними ругался. Один из них – самый высокий и в кожаном плаще – даже схватил его за рубашку и начал трясти. Виктор испугался не на шутку и тут же подскочил к обидчику.
– Отпустите моего сына немедленно, – произнес он сурово.
Парень в черном был на голову выше Виктора, да и драться при сыне было опасно, но, если придется, Виктор готов.
– Он неправ и не хочет это признавать, – на удивление спокойно произнес обидчик.
– Папа, я сам разберусь, – голос Паши дрогнул, было заметно, как он нервничал. – А вы проваливайте, я ничего вам объяснять не буду.
В ответ Пашкин знакомый только сильнее схватил его за рубашку. Виктор не собирался этого терпеть, единственное, что пришло ему в голову, это схватить обидчика за руки и с силой оттолкнуть.
– Уходите прямо сейчас, иначе будет хуже, – отчеканил отец. – Я не ручаюсь за себя и сына.
Все трое переглянулись, казалось, Виктору даже удалось их напугать. Тот, что был агрессивнее остальных, буркнул «пошли отсюда», и они удалились.