– Смешно?
– Да. Ведь если кто-то видел, как вы помогали мне садиться в полицейскую машину, подумает, что меня арестовали. Не представляю, за что можно арестовать беременную.
– За все то же самое, за что можно арестовать обычного человека, – парировал Василий. Семен с ними не поехал, и его напарник явно чувствовал себя намного раскованнее без старшего товарища.
– Вы считаете, беременная женщина способна на убийство? – Лиля решила поддержать разговор, чтобы отвлечься от мыслей о предстоящей неприятной ночи.
– Любой человек способен на спонтанные ужасные поступки в состоянии аффекта. Известны случаи, когда даже дети убивали.
– Да уж, невесело.
– Люди – эмоциональные животные. Кто-то руководствуется чувствами, кто-то инстинктами. А кто-то и тем, и другим.
– И кто из них чаще убивает?
– Я… я не знаю.
Василий замолчал, Лиля тоже не знала, что сказать. Она думала, к какому типу относится сама. Если вспомнить, что в ее наборе эмоций меньше, чем пальцев на одной руке, выходит, что она животное. И даже этот факт ее не огорчил, а лишь заставил задуматься о том, насколько хорошо или плохо быть эмоциональным человеком. Ну как минимум она никого не убила и вряд ли убьет в состоянии аффекта. Она даже не понимала, как это – быть в таком состоянии, что не можешь себя контролировать. Это что ж такое нужно испытывать, чтобы забыть, что ты – человек?
Незаметно они с Василием приехали в медцентр. Лиля поблагодарила его и попрощалась. На крыльце ее ждали Роман с Юлией с совершенно безумными лицами.
– Лиля! Боже мой, как ты напугала нас, – бросилась к ней Юля.
– Все хорошо. Все в порядке. Я вовсе не собиралась рожать сегодня, но природа распорядилась иначе. Это ведь не страшно, да, доктор?
– Конечно. Я так и сказал им, что поводов для беспокойства нет. Палата готова, схватки еще несильные, как я понимаю?
Лиля утвердительно кивнула.
– Ну и отлично. Давайте пройдем в палату и приготовимся к встрече с малышкой.
Но даже после этих слова Роман и Юля не отходили от Лили ни на шаг. Одна она осталась, только когда пошла в ванную. Все остальное время они дежурили у ее кровати, постоянно предлагая ей что-нибудь принести.
Через час после приезда схватки начали усиливаться, родителей попросили выйти. Все, что Лиля помнила об этой ночи, это то, что ее подключили к каким-то аппаратам, просили дышать, а потом тужиться. Боль была сильной, не такой, как в первый раз, но все равно сильной. В какой-то момент Лиля пожалела, что согласилась на это. Последнее, что она запомнила перед тем, как отключилась, детский плач. В этот момент она почувствовала сначала невероятное облегчение, но затем в голову пришла мысль о подкинутом трупе, после которого еще нужно убрать спальню. Додумать эту мысль Лиля не успела, потому что потеряла сознание.
Следующее, что врезалось в память, это то, как она поднялась на пустую крышу. Что это было за здание, Лиля не знала. Вдалеке на горизонте и где-то за его пределами заходило солнце. Было тепло так, как бывает только в конце мая, когда лето-то нетерпеливо заигрывает с уставшей весной, демонстрируя все свои преимущества. Немного душный воздух изредка прорезали порывы теплого ветра, и все вокруг дышало спокойствием. Лиля наслаждалась этим чувством, но недолго. Она услышала тихий детский плач и почувствовала невероятную боль. Она узнала этот голос, хотя слышала его всего несколько раз, но почему-то сразу узнала. А вот боль не узнала. Откуда она? Откуда? Лиля никогда в жизни не чувствовала таких эмоций. Боль была невыносимой, ни с какой физической ее нельзя было сравнить. Ей не хватало воздуха, она понимала, что плачет, истерично и почти бесшумно плачет и поэтому не может дышать. Детский плач приближался, это был не младенческий плач, а полные грусти всхлипывания ребенка трех-четырех лет. Казалось, что мальчик плачет прямо за ее спиной.
Лиля резко развернулась и увидела их. Они были на противоположном конце крыши. Маленький мальчик и его папа. Это был Егор. Лиля видела его только на фотографиях и последний раз больше года назад, но она поняла, что это он, потому что боль в груди стала просто невыносимой. Мужчину, который был отцом мальчика, Лиля не узнала. Он держал Егора на руках и гладил по спине, пытаясь его успокоить. Но малыш не мог перестать плакать. Он тихонько шептал: «Мама, мамочка, я хочу к тебе. Пожалуйста». Он звал ее – Лилю.
В следующие секунды желание схватить Егора в охапку, прижать к себе и успокоить захватило все ее сознание. Она больше ни о чем не могла думать. Но она была мертва. Она знала это, чувствовала, и они – мальчик и его папа – знали, что она мертва. Поэтому они плакали, поэтому плакала она. Ей безумно просто до невозможности захотелось к этому мальчику, захотелось обнять его, уткнуться носом в макушку, оградить от всего и показать всем, что он ее, что она жива и никогда больше его не оставит и он никогда больше не будет плакать. Никогда! Лиля кинулась в его сторону, но наткнулась на невидимое стекло. Она принялась стучать по нему и звать Егора. Лишь бы он увидел, лишь бы знал, что она его не бросила, что она рядом, прямо здесь, рвется к нему. Лиля кричала: «Я с тобой», – снова и снова, открывала рот и орала во все горло, но не прозвучало ни одного звука. Егор по-прежнему плакал и звал маму, просил ее вернуться, а отец как мог его утешал.
Когда руки разбухли от ударов о невидимое стекло и Лиля не могла больше даже поднять их, она проснулась. Глаза были мокрыми, слезы текли по щекам. Тут же прибежала медсестра, а за ней и врач. Он рассказал, что Лиля провела без сознания два дня. Что пошло не так, врачи не знали. Видимо, стресс при виде убитого мужчины спровоцировал преждевременные роды, но они прошли прекрасно, а после того, как девочка появилась на свет, Лиля просто отключилась. Все показатели были в норме, но она ни разу не приходила в сознание до этого момента.
Выслушав врача, Лиля узнала, как малышка, успокоилась, что с ней все хорошо, что Роман и Юлия не отходят от нее. Она никак не могла унять свои мысли… и чувства. Ей безумно хотелось плакать. Гормоны это или что-то еще, девушка не знала. Но кроме как реветь навзрыд ей больше ничего не хотелось. Выключив свет в палате, Лиля тихонько и безнадежно заплакала, первый раз за всю свою сознательную жизнь.
Восстановилась она быстро, и уже через несколько дней, уладив все бумажные дела, в том числе финансовые, Лиля поехала домой. Как всегда на маршрутке, хотя после щедрого вознаграждения от родителей ребенка, могла бы позволить себе такси. Но эти средства она планировала потратить на ремонт.
Маршрутка. Идеальное место для воспоминаний и размышлений. Стараясь оградиться от внешнего шума, Лиля целиком и полностью погружалась в свои мысли. Раньше их занимал ремонт, но сегодня… Несколько дней прошло с того момента, как ей приснился этот душераздирающий плач. Она не могла засунуть эти негативные эмоции подальше, как делала со всеми остальными, потому они изредка кололи ее сердце тонкими иголками. После родов врачи провели обследование, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Так и было, и с сердцем все было хорошо. Но почему же оно болело?
Лиля не знала, как его унять. По дороге домой она пыталась представить себе жизнь с Егором. Что если она захочет вернуть его? И что если это получится? Сможет ли она? Будет ли довольна? А он? Мальчик знать ее не знает, она ему никто. Это не сон, в котором он оплакивал Лилю, это жизнь, в которой она просто биологическая мать. Он жил без нее много лет, и наверняка проживет еще столько же.
Чем ближе Лиля подъезжала к дому, тем легче ей становилось. Мысли о предстоящих ремонтных хлопотах к концу поездки совсем вытеснили мысли о мальчике. А когда Лиля открыла калитку и вошла на территорию, сердце окончательно перестало болеть.
Возле подъезда ее ждал сюрприз – Василий с букетом цветов. При виде Лили он сначала улыбнулся, а затем озадаченно осмотрел ее.
– Здравствуйте, Лиля. Я так рад, что с вами все хорошо, – все еще озадаченно поприветствовал он ее. – Надеюсь, с ребенком тоже все нормально?
– Да, все отлично, не переживайте. Здравствуйте, – ответила Лиля.
Василий протянул ей букет, и она его поблагодарила. Пауза, повисшая в воздухе, явно нервировала полицейского.
– Извините, я просто удивлен. Ожидал, что вы будете с ребенком, – пожал плечами фотограф.
– А-а, вот оно что. Так это не мой ребенок. Я его только родила, я суррогатная мать, – объяснила Лиля, чем еще больше удивила Василия.
– Ого, не знал, что так на самом деле бывает.
– Бывает и довольно часто. Спасибо, конечно, за цветы. Хотите на чай зайти? – из вежливости поинтересовалась Лиля.
– Я на самом деле по работе, – показал он рукой на сумку, стоящую возле входной двери. – Мне в медцентре сообщили, когда вас выписывают, и я приехал. Мне нужно вашу спальню еще раз, скажем так, исследовать.
– Что-то упустили? – Лиля открыла дверь ключом домофона и впустила фотографа.
– В прошлый раз мы торопились вынести труп, отпечатки не искали, место происшествия после того, как тело вынесли, не сфотографировали. По голове меня за такое на работе не погладят.
– Ну хорошо. Чем быстрее вы закончите, тем быстрее я начну уборку и продолжу ремонт.
В лифте Лиля нажала цифру семь и уже через несколько секунд они вышли в общий коридор этажа. Зайдя в квартиру, оба поморщились от неприятного запаха.
– Черт! Все еще воняет, – расстроилась Лиля.
– Да, запах сильный, – подтвердил Василий.
Она попросила его разуться и проводила в спальню.
– Хоть обои на месте, уже хорошо.
– Вы говорили, что их как раз накануне переклеивали. А у рабочих был ключ от квартиры?
– Да, конечно. Ремонт у меня давно идет.
– А вы, кажется, выходили из квартиры в тот день, когда обнаружили труп?
– Меня не было всего несколько часов. Думаете, кто-то успел бы такое провернуть за это время?
– Честно? Я вообще ничего не думаю, я уже несколько дней хватаюсь за любую зацепку. Только зацепок этих все меньше и меньше.